Читать интересную книгу Безумная звезда - Терри Пратчетт

Ринсвинд пнул ближайшее из них. Оно метко уронило на него желудь. Ринсвинд ойкнул.

– Так тебе и надо, – произнесло дерево голосом, напоминающим скрип старой двери.

Наступило долгое молчание.

– Это ты сказало? – наконец спросил Ринсвинд.

– Да.

– И это тоже?

– Да.

– О. – Он еще немного подумал, а потом рискнул: – Ты случайно не знаешь дорогу из леса?

– Нет. Я мало передвигаюсь.

– Да, не очень-то бурная жизнь у тебя, – заметил Ринсвинд.

– Откуда мне знать? Я всегда было простым деревом, – отозвалось дерево.

Ринсвинд пригляделся к нему повнимательнее. Оно ничем не отличалось от прочих деревьев, виданных им ранее.

– Ты волшебное? – спросил он.

– Понятия не имею, – ответило дерево. – Наверное, да.

«Не могу я разговаривать с деревом, – подумал Ринсвинд. – Если я с ним разговариваю, значит, я сошел с ума, а я еще не сошел с ума, следовательно, деревья не разговаривают».

– Ну, пока, – твердо сказал он.

– Эй, не уходи! – крикнуло вслед ему дерево, но быстро осознало тщетность уговоров.

Оно проследило за тем, как волшебник, продираясь сквозь кусты, бредет прочь, и устроилось наслаждаться ощущением солнца на своих листьях, бормотанием и бульканьем воды в корнях, отливами и приливами сока в ответ на естественное притяжение солнца и луны. «Бурная жизнь… – размышляло оно. – Странный он какой-то. Деревья, конечно, можно пробурить, жуки занимаются этим все время, но, скорее всего, он не это имел в виду. И неужели на самом деле можно стать кем-то еще?»

Больше с этим деревом Ринсвинд не встречался, однако из короткого разговора с волшебником оно вывело основу первой древесной религии, которая со временем распространилась по всем лесам Плоского мира. Основной догмат этой веры гласил: дерево, которое было хорошим деревом и вело чистую, честную и гладкоствольную жизнь, может рассчитывать на жизнь после смерти. Прожив поистине зеленую жизнь, в конце концов оно перевоплотится в пять тысяч рулонов туалетной бумаги.

Несколькими милями дальше Двацветок оправлялся от удивления, вызванного тем фактом, что он снова очутился на Диске. Маленький турист сидел на оболочке «Могучего Вояжера», который, громко булькая, медленно, но верно погружался в темные воды большого, окруженного деревьями озера.

Как ни странно, перспектива утонуть ничуть его не беспокоила. Двацветок был туристом, первым из этой разновидности, совсем недавно эволюционировавшей на Диске. Фундаментально важной для существования туриста обыкновенного является твердая как кремень вера, что в действительности с ним не может случиться ничего плохого, поскольку он тут ни при чем. Еще Двацветок верил, что любой человек может понять все, что турист скажет. Если, конечно, он, Двацветок, будет говорить громко и отчетливо. Своему ближнему можно и нужно доверять, а значит, люди доброй воли способны уладить все, что угодно, если будут действовать разумно.

С первого взгляда надежд на выживание у него было лишь чуточку меньше, чем, скажем, у обмылка. Однако, к удивлению Ринсвинда, теории Двацветка действовали, и полная невосприимчивость маленького туриста ко всем видам опасности настолько обескураживала эту самую опасность, что она сдавалась и делала ноги.

Таким образом, перспектива утонуть была ему что слону дробинка. Двацветок искренне верил, что в хорошо организованном обществе не допустят, чтобы человек ни с того ни с сего утонул.

Его, правда, слегка беспокоило, куда подевался Сундук, однако он утешал себя сознанием того, что Сундук сделан из древесины груши разумной, достаточно сообразителен и способен сам позаботиться о себе…

В другой части леса молодой шаман проходил крайне важный этап своей подготовки. Он поел священного мухомора, покурил святого корня, тщательно растер и ввел в различные отверстия своего тела мистический гриб и теперь, сидя под сосной в позе «лотоса», пытался сосредоточиться. Он должен был не только войти в контакт со странными и чудесными секретами, таящимися в Сердце Бытия, но и не дать своей макушке, отвинтившись, уплыть прочь.

Перед его глазами медленно кружились голубые четырехсторонние треугольники. Временами он понимающе улыбался в пространство и восклицал что-нибудь типа «Ух-ты» или «О-о».

Потом в воздухе мелькнуло некое движение и произошло то, что шаман впоследствии описал как «нечто вроде взрыва, только наоборот, понимаете?». На пустом месте возник огромный обшарпанный деревянный сундук.

Он тяжело приземлился на слой опавших листьев, выпустил из себя множество маленьких ножек и тяжеловесно повернулся, чтобы взглянуть на шамана. Лица у сундука, конечно, не было, но даже сквозь вызванную грибами дымку шаман с ужасом осознал, что эта штуковина смотрит именно на него. И взгляд этот был не из приятных. Потрясающе, до чего злобными могут показаться замочная скважина и пара сучков.

Затем, к огромному облегчению начинающего шамана, сундук вроде как пожал плечами и рысью скрылся между деревьев.

Шаман совершил сверхчеловеческое усилие и припомнил правильную последовательность движений, поднимающих человека с земли. Ему даже удалось сделать пару шагов, прежде чем он взглянул вниз и решил бросить это бесполезное занятие, потому что у него закончились ноги.

Ринсвинд тем временем отыскал какую-то дорожку. Она здорово петляла, и он предпочел бы, чтобы она была вымощена, но пока он по ней шел, у него имелось хоть какое-то занятие.

Деревья неоднократно пытались завязать с ним разговор, но Ринсвинд, пребывая в полной уверенности, что для деревьев такое поведение ненормально, не обращал на них никакого внимания.

День клонился к вечеру. Ни единый звук не тревожил воцарившуюся тишину, если не считать жужжания мелких, мерзких, кусачих насекомых, треска падающих время от времени веток и перешептывания деревьев, обсуждающих вопросы религии и неприятности с белками. Ринсвинд вдруг почувствовал себя очень одиноким. Он представил себе, что будет жить в лесу вечно, спать на листьях и питаться… и питаться… питаться тем, чем питаются в лесу. Деревьями, предположил он, орешками и ягодами. Ему придется…

– Ринсвинд!

Навстречу по тропинке шел Двацветок – промокший насквозь, но сияющий от удовольствия. Следом трусил Сундук[2].

Ринсвинд вздохнул. Он-то думал, что хуже и быть не может…

Начался какой-то особенно мокрый и холодный дождь. Ринсвинд с Двацветком сидели под деревом и смотрели на падающие капли.

– Ринсвинд?

– М-м?

– Почему мы здесь?

– Ну, некоторые говорят, что Диск и все остальное сотворил Создатель Вселенной, другие считают, что это весьма запутанная история, имеющая отношение к гениталиям Высочайшего Бога и молоку Небесной Коровы, а кое-кто утверждает, будто все мы обязаны своим существованием случайному раскладу вероятностных частиц. Но если ты имеешь в виду, почему мы сидим здесь, а не падаем с Диска, то об этом я не имею ни малейшего понятия. Должно быть, произошла какая-то ужасная ошибка.

– О-о. А как ты думаешь, в этом лесу есть что-нибудь съедобное?

– Да, – горько отозвался волшебник. – Мы.

– Если хотите, на мне растут желуди, – услужливо предложило дерево.

Несколько минут они сидели в сырости и молчании.

– Ринсвинд, дерево сказало…

– Деревья не разговаривают, – отрезал Ринсвинд. – Очень важно помнить это.

– Но ты ведь сам слышал…

Ринсвинд вздохнул.

– Знаешь что, – сказал он. – Ты, похоже, позабыл элементарную биологию. Чтобы говорить, тебе требуются всякие причиндалы типа легких, губ и… и…

– Голосовых связок, – помогло ему дерево.

– Ага, их самых, – подтвердил Ринсвинд, но опомнился и, резко замолчав, мрачно уставился на дождь.

– Я-то думал, волшебники все-все знают о деревьях и лесе, – с упреком заметил Двацветок.

В его голосе редко слышались нотки, позволяющие предположить, что он считает Ринсвинда кем-то другим, кроме как замечательным чародеем. Поэтому уязвленный волшебник был вынужден что-то да ответить.

– А кто тебе сказал, что я ничего не знаю? – раздраженно бросил он.

– Ну и что это за дерево? – спросил турист.

Ринсвинд посмотрел вверх.

– Береза, – твердо сказал он.

– Вообще-то… – начало дерево, но быстро заткнулось, поймав на себе Ринсвиндов взгляд.

– А те штуки наверху выглядят совсем как желуди, – заявил Двацветок.

– Да, ну, в общем, это бесчерешковая, или семядольная, береза, – объяснил Ринсвинд. – Ее орешки очень похожи на желуди. Могут обмануть кого угодно.

– Вот это да, – восхитился Двацветок, однако тут же спросил: – А вон тот что за куст?

– Омела.

– На нем же шипы и красные ягоды!

– Ну и что? – сурово вопросил Ринсвинд и впился в туриста взглядом.

Двацветок сломался первым.

– Ничего, ничего… – покорно пробормотал он. – Должно быть, меня неправильно информировали.