Читать интересную книгу Ему семнадцать, ей тридцать пять - Даниил Сгораев

только вдвоём, без общества, без других людей, только Он и Она, две грязных души, что жаждут очиститься в свете друг друга. Она чувствует, что контроль покидает Её, и лишь радуется этому. Шаг в бездну. Нет, не просто шаг. Она окунается в бездну с головой, проваливается в неё, раз, два, три, тьма становится гуще, движения жёстче, кожа увлажняется, всё вокруг увлажняется, всё уменьшается, взбухает, сжимается и снова взбухает подобно почкам на деревьях в начале мая. Но пахнет не свежестью, а потом: Его и Её. Потом сладким и солёным одновременно, таким, какой выступает только во время трения двух горячих, пылающих жаром тел. И сквозь поглощающую сознание тишину Она вновь слышит просьбу. Позволить Ему снять с себя джинсы? Чтобы сделать массаж? Качественный массаж? Конечно нет! НЕТ! Ему семнадцать, Ей тридцать пять, Их союз возможен только в фантазиях, но не в реальности, нет, точно не в реальности. Она не имеет права позволять Ему так себя вести, Она должна быть умнее, мудрее, взрослее, со временем все эти чувства пройдут, всё угаснет, Она остынет и будет жалеть о содеянном, поэтому всё стоит прекратить сейчас. Да, остановить Его. Нужно быть мудрее.

И Она говорит: «Да». Руки сами тянутся к джинсам, пальцы находят пуговицу, расстёгивают её, находят молнию, расстёгивают и её, а губы в этот момент шепчут: «Сними их с меня». Кожа сгорает от жара души. Мир утопает в бордовом, кровь в сосудах тоже становится бордовой, каждая частичка вселенной — от пылинки до сверхновой — пропитывается бордовым. Они могут себе это позволить, могут насладиться друг другом, и плевать на остальных! Хоть одну ночь Он и Она могут провести так, как хотят. Жажда — вот что всегда двигало человеком. А жажда, разбавленная любовью, способна сделать невозможное возможным, немыслимое мыслимым, а мечту — явью.

Жаждущий всегда добивается своего.

Он берёт края джинсов и начинает медленно стягивать их вниз, слыша и чувствуя, как жёсткая ткань трётся об кожу. Бордовый свет тут же ложится на упругие ягодицы. На мгновение мужские руки замирают, но уже в следующую секунду продолжают скользить вдоль женских ног, освобождая их от ненужной одежды. Её колени слегка подгибаются, Он чувствует Её запах, простыня становится мокрой, мятой. Всё становится бордовым. Их души окрашиваются в бордовый, и после того, как джинсы наконец оказались на полу, всё Её тело сияет тёмно-бордовым. Спина поднимается при вдохах, опускается при выдохах, вся планета дышит вместе с Ней, внимая ритму пылающего сердца. Глаза, что покорили Его при первой встрече, закрыты, губы полуоткрыты, и кажется, словно во тьме между ними прячется магия, всё самое волшебное, что когда-либо было во вселенной, сокровенное, тайное, внеземное, сверхъестественное. Именно в этой тьме меж Её полуоткрытых губ умещаются рай и ад, солнце и луна, наслаждения и муки, холод и жар. Всё, что только может придумать человек, есть в губах этой женщины.

Этой музы вселенной, которой вдохновляется сам Бог.

Они одновременно шепчут имена друг друга: два слога, четыре буквы, столько любви… Его пальцы разогревают Её мышцы на ногах, ладони скользят по коже, по такой гладкой коже, целовать которую хочется вечность — одну, две, три — слегка покусывать и облизывать, слушая и слушая тихие стоны, что с каждой секундой становятся громче. Она сжимает подушку, уже влажную подушку и закусывает губы от безумной, безумной, безумной дрожи! Дрожит каждая клеточка Её тела, волны невидимых мурашек проносятся под кожей, на коже, в самих мышцах, мурашки заполняют собой весь мир, а потом на смену им наступает влага. Мокро… очень мокро… Так мокро, что можно поскользнуться, упасть и больше не подняться. Альвеолы лёгких наполняются ароматом страсти, пока Его руки — Боже, какие сильные у Него руки! — ласкают Её в тех местах, где Она никогда бы не позволила себя ласкать, но всё равно это происходит. Безумие… да, ради него стоит жить. Достаточно всего один раз отдаться безумию, чтобы познать его цену. К чёрту весь мир, к чёрту всех людей, к чёрту общество и остальное! Эта ночь принадлежит только Им. Этой ночью Они нарушат правила. Этой ночью Они сделают то, что никогда не делали…

…и испытают то, что никогда не испытывали.

Тёмный бордовый свет становится ярче, и теперь ноги вселенской музы, Её ягодицы утопают в артериально-красном. Цвет страсти, цвет ревущего огня, цвет чистого безумия. Он окутывает Его руки и проникает в плоть, затем в душу, а потом в то, что находится под душой. Щекочет… Играет… Подталкивает… Он наклоняется и нежно целует Её в икроножные мышцы на левой ноге, чувствуя на губах вкус соли. Целует ещё раз, и сейчас Его губы замирают у Её кожи. Колени подгибаются, стоны вырываются наружу, но скоро всё стихает, потому что красный свет проникает в рот, горло, грудь, и теперь высосать его можно только поцелуем.

В маленькой тёмной комнате последний призрак здравомыслия растворяется в красных лучах, и каждая частичка воздуха пропитывается безумием. Честным, осознанным, таким сладким безумием…

Он берёт Её ступни, и улыбка тут же появляется на Его лице, когда Она не выдерживает и взвывает в подушку. Пальцы уходят глубже в кожу, мышцы содрогаются. Чувства, непонятные чувства запутываются друг в друге, ударяются об рёбра, натягивают вены и чуть ли не душат. Так, слегка, чуть-чуть придушивают. Будто невидимые пальцы… Сильные мужские руки… Нежные руки… Боже, как долго Её тело не ласкали мужские руки! Раз, два, три — влагу разотри; три, четыре, пять — начинаем целовать; шесть, семь, восемь — никого не спросим; девять, десять, ноль — грубость, нежность, сладость, боль.

«Тебе приятно?» — спрашивает он, и от этого вопроса, от этого глупого вопроса Ей хочется наброситься на Него и ответить! Ответить так, что с губ Его больше ни разу в жизни не сорвётся подобный вопрос! Приятно ли Ей? Чёрт возьми, да! Да! Да! ДА! Впервые за долгое время Она чувствует себя живой, чувствует себя женщиной, желанной женщиной, СЕКСУАЛЬНОЙ женщиной. Она чувствует свою энергетику так же хорошо как и Его энергетику — сейчас они сливаются в нечто единое, целое, неразделимое. И только телесные оболочки отделены друг от друга. Только тела, что блестят от пота в красном, кроваво-красном сиянии.

«Мне очень приятно», — отвечает Она, понимая, что не должна так отвечать. Она много чего не должна, много чего должна и бла-бла-бла. Пусть все «должна» останутся за этой комнатой, а здесь… здесь Она делает то, что хочет, что подсказывает сердце. Горячая кровь,