Это был весьма грустный вывод. И тем не менее Ольм обязан был довести свою миссию до конца.
Медленно, как в трауре, обошел он зал за залом. Удивительно: никаких повреждений, все работает, все блестит, словно только вчера здесь смеялись и разговаривали люди, - но пол, как и там, завален осколками черных цилиндриков. И опять - ни одного целого. Те, кто громил этот Информаторий, действовали вполне квалифицированно, они ломали только цилиндрики, стало быть, знали, в чем заключается зло. Какое? Неужели все-таки... знания?
Он тщательно перерыл все осколки и обнаружил еще два уцелевших цилиндрика. Теперь их было пять, предстояло попробовать прочесть, что на них записано. Он отыскал зал без витража - резервный, где, очевидно, предполагалось записывать дальнейшую историю планеты. Не без труда вти-, снулся в кресло у одного из пультов, приподнял крышку.
Внутри свободно двигалась пластмассовая лента-кассета с вложенными в нее совершенно прозрачными цилиндрикaми.
Ольм вручную прогнал ленту назад, пока не показались пустые гнезда. Так и есть - последний оставшийся цилиндрик оказался наполовину черным!
Полчаса ушло на изучение нехитрого механизма. Ольт вставил в ленту свои цилиндрики, сначала три, найденныx на планете, затем два с Информатория-спутника и, наконец, этот, последний, захлопнул крышку, привел стрелки приборов в среднее положение и нажал клавишу включения. Чтото дрогнуло, зашуршало - и он перенесся в другой мир, который он видел теперь так же ясно и отчетливо, как если бы сам находился в нем.
...Смуглые прокаленные солнцем матросы в белых штанах бросились на реи. Короткие узловатые пальцы раздирали тугие веревочные петли, блеснул пущенный в ход клинок. Парусник бросало с волны на волну, вода перекатывалась через палубу, вдали, на горизонте, вздымались и опускались островерхие заснеженные горы, таинственные, как мираж.
Два человека на капитанском мостике пустились в пляс, восторженно размахивая руками и крича хрипло: "Земля! Земля!" Но третий, капитан. - его отличали колючий взгляд и подзорная труба в руках - не разделял их радости.
Паруса постепенно опадали, но ветер по-прежнему нес корабль к берегу. И вдруг перед глазами из разверзнувшегося моря вырос ощеренный зуб утеса. Ужасающий треск заглушил человеческие вопли. Все захлестнуло волной.
В следующее мгновение из воды показалась чья-то голова и скрылась в пучине...
Ольм тронул клавишу переключателя.
...Немолодой человек со вздернутым носом и большим шишковатым лбом, смущаясь, всходил на алый пьедестал славы. Он останавливался чуть ли не на каждой ступени, словно не решаясь и раздумывая, а вокруг ликовала многотысячная толпа.
Но вот он наверху. Две прекраснейшие девушки увенчали его некрасивую голову венком из алых цветов. Сотни алых капель вместе с криками "Слава, слава, слава!" упали к его ногам.
Юноша с властным взглядом, смотревший в окно из-за портьеры, сказал, ни к кому не обращаясь: "Мы согласны посмотреть его изобретение завтра утром".
Бешеные кони, вздымая пыль копытами, разогнали по полю лёгкую повозку. Наверху ее показался тот, шишколобый. Его руки намертво вцепились в короткие широкие крылья. Человек оттолкнулся от повозки - и взлетел. Некоторое время он парил в воздухе, как большая неуклюжая птица, а потом приземлился, пробежал по земле, выронил крылья и провел рукой по мокрому лбу.
"Ничто тяжелее воздуха не может летать, - изрек юноша с властным взглядом. - Поэтому.... во имя Единой и Непротиворечивой Науки... Вы меня поняли?" Его поняли. Воздухоплаватель стоял, связанный, на высокой поленнице. Алыми цветами расцветало вокруг пламя.
Беснующаяся толпа сыпала проклятия к его ногам...
Переключение.
Какие-то формулы, формулы, формулы...
"Наука, - подумал Ольм. останавливая пульт. - Единая и Непротиворечивая Наука, пережившая своих творцов и никому не нужная теперь. Да, тяжек путь познания, тяжек и крут. Но как похожи люди! И как похожа история! По крайней мере пока Что-то будет дальше?" Волнуясь, он прошелся по залу. Теперь он имел некоторое представление о прошлом планеты и знал печальный конец. Он не спешил. Хотелось подумать и попытаться хотя бы в общих чертах обрисовать себе события, приведшие цивилизацию к гибели. Много догадок пронеслось в мозгу астронавта, прежде чем он снова решился взгромоздиться за пульт, но ни одна не устраивала его: слишком уж мизерными данными он располагал.
Итак, дальше.
...В тени деревьев разместилась на пикник веселая компания. Хрупкие юноши и девушки, резвясь, как дети, гонялись друг за другом, перекидывались мячом, суматошно хлопотали у костра. Это были представители совсем другого времени: изнеженные тела, удлиненные конечности, плавные, лишенные энергии движения. Сходство с коренастыми предками осталось едва уловимое.
В разгар веселья по лицам всех пробежала тень. Глаза стали тупыми, бессмысленными, на губах застыла беспомощная улыбка недоумения. Они сгрудились у костра.
"Поджарить мясо? Что значит - поджарить?" - "На костре?!" - "Что вы мясо на костре! Оно сгорит". - "Но ведь надо как-то поджарить мясо". - "А разве мясо жарят?" - "Как! Ты и этого не помнишь?!"-"Ха, помнить! Пусть помнят плебеи. Зачем загромождать голову?" - "Да бросьте вы спорить, войдите в Центр!" Один из юношей приложил к уху небольшой ящичек, набрал какой-то шифр.
Величественный, сверкающий на солнце предстал перед ними бастион знаний - планетный Информаторий.
Несоразмерно длинные пальцы принялись неумело насаживать на палочку кусочки мяса, водружать палочки над угольями.
И снова - веселье, шалости, беззаботный и беспричинный смех...
...На улицы города, на площади, в скверы и переулки выплеснулась толпа длинноволосых, наряженных в изысканные лохмотья юнцов. Кривляющиеся рожи. Приплясывающие ноги. Вздымающиеся к небу кулаки, "К черту знания!" - орали перекошенные глотки.
"Ваша школа - пожизненная тюрьма!" - орали другие.
"Только идиоты могут до старости сидеть за партой!" - орали третьи.
"Не в науке счастье!" -вопила полураздетая девчонка, подкинутая над толпой руками юнцов.
"До-лой, до-лой!" - скандировала толпа.
Изнеженные пальцы, обрывая ногти, выковыривали камни из мостовой. Толпа с угрожающе поднятыми камнями устремилась к зданию, в окне которого мелькнуло белое лицо пожилого человека с высоким лбом и умными, бесконечно грустными глазами.
Как это просто: положить наклонно один цилиндрик поперек другого, ударить булыжиной и - хрусь!
Тупо, сосредоточенно, молчаливо - на площадях, в зданиях, на цветочных клумбах - молодые и не очень молодые- сидели прямо на земле, орудовали булыжниками. По всей планете только и слышалось: хрусь, хрусь, хрусь.,.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});