Теперь я наемник, искатель удачи, и не планирую возвращаться. Надеюсь, ты простишь меня за дерзости, но знаешь… сам виноват! Нечего было постоянно решать за других! Удачи! Марий».
На деле было не так радужно. В волонтеры принимали всех, но и требовали немало, например, отдать жизнь, когда понадобится. Крохотное жалование едва покрывало расходы.
Честь, мораль, религия – в лагере ничего не имело значение. Прав тот, кто сильнее. Дрались за место у котла, костёр, снаряжение. Одного бывшего пастуха забили кольями насмерть. Офицеры на всё смотрели сквозь пальцы. Драки продолжались. Урман избил двух особо дерзких хамов, но один ничего не мог изменить.
Путь через пролив стал настоящим испытанием. Море было ровным, как столешница, но с непривычки многих, и северянина в том числе, укачало. Дул попутный берег, и заветный берег скоро замаячил у горизонта. К сожалению, первая же спущенная лодка перевернулась у самого причала. Замерзшие, усталые, без гроша в кармане товарищи оказались на материке.
Первая партия волонтеров попала в распоряжение Карася, бывалого воина с выпуклой губой. Наемник разбил отряд по сотням, десяткам и звеньям, раздал снаряжение. Каждому достался маленький дощатый щит, шлем-горшок, и длинные путевые плащи с синими полковыми нашивками. Урман, как представитель рыцарского рода, стал звеновым. Марий сохранял инкогнито.
– Наше знамя! – Карась махнул могучей рукой в сторону провисшей на шесте голубой тряпки. – Это святыня! Кто упустит знамя – зарежу лично!
Офицеры больше не церемонились с подчинёнными: занятия по фехтованию, возведение стены щитов сменялись ходьбой строем. Правда, всё равно находились умники, считающие, себя лучше. Несколько парней из усташей попытались ограбить кухню, но были застуканы на месте. Карась даже не предложил сдаться… Марию ещё несколько дней снились недоумевающие головы мятежников на столбах.
«Я скучаю по отцу, – размышлял Марий. – В конце концов, в семинарию он отправлял по любви. Пройдёт время, и я обязательно вернусь. Рослым рыцарем, украшенным шрамами, в красном ветеранском плаще. Небрежно кину пару медалек на пол и лениво протяну, что пришёл»!
Под вечер в лагерь нагрянули знатные гости, сам лорд Агасси со свитой. Он был одним из последних феодалов Поморья и владел несколькими селами. Лагерь находился на его территории.
– Здесь не уважают исконные обычаи, – заметил Урман. Парень казался смущён. – Никакого почтения к знатности и роду.
Новобранцы посмеивались над пестрыми, как восточный ковёр одеяниями гостей.
– Когда первый человек пахал, а его жена пряла, где был сеньор? – ухмыльнулся один из однополчан. Марий узнал солдата, в лагере он назвался Серым. Насмешник был светловолосым мужчиной лет тридцати с красивыми прямыми чертами лица. «Я вспомнил, где его видел, – вскинулся парень. – Он правил волами в фургоне епископа»!
– Бог был первым сеньором! – с жаром воскликнул Урман.
– Оставь байки попам. Здесь совсем другой мир, – хмыкнул Серый. – Важны лишь твои умения, сила и богатство. Больше ничего!
Полковник Карась, этот грубый полный мужик, юлил и пресмыкался перед лордом. Мария даже передёрнуло от отвращения.
– Теперь ясно, кто здесь командует, – улыбнулся Серый.
– Стройся! – скомандовал лейтенант. Его звали Эдвард, он был из местных поморских свеев и презирал новобранцев.
Наемники выстроились в несколько рядов. Новобранцы начинали производить впечатление: суровые, хорошо вооружённые солдаты. Их было много: не меньше шести сотен мужчин в плотных стеганых курках, серых плащах. Щиты были закинуты за спину.
С моря дул бриз, голубое знамя развивалось над головой Эдварда. В отличие от подчинённых он был в сияющем панцире, и короткой накидке.
– Сегодня, – проорал лейтенант. – У вас есть шанс доказать, что вы не такой жалкий сброд, как кажитесь! Королевские ублюдки объявились прямо перед нашим носом, в Млачевке. Осталось только сравнять село с землёй и начать вести счёт мертвецам!
Он рывком поднял кулак вверх и услышал согласный гул.
– Сотникам, десятникам и звеновым – остаться. Остальные – разойдись!
Операцию разжевывали по мелочам. Каждый из участников знал только свою маленькую роль, но требовалось безукоризненное исполнение.
– Никаких потерь! – объявил Эдвард. – Нападаем со всех сторон, каждая из групп действует только по плану. Добираемся до амбаров и только потом поджигаем село. Никакой самодеятельности!
– Урман! – Карась поманил звенового в шатер. Перед полковником на столе лежала старая черканная-перечерканная карта. – Поведешь пятерку через лес. Видишь? – Он едва не проткнул бумагу желтым ногтем. – Занимай опушку, останавливай беглых и гони назад. Тех, кто сопротивляется – убивать. Ясно?
– Так точно, – рыцарь склонил голову.
– Забирай своих и выходи! Общий сигнал по трубе. Приблизительное время атаки – полдень. До сигнала – не встревать в неприятности, уклоняться от боя. Вперёд!
Урман отвел собранную группу на край лагеря. Сначала он хотел сказать речь, но увидев кислые лица, отказался от затеи. Никто не горел желанием тащиться на край света и рисковать жизнью. Да и звено подобралось не из лучших.
«Малыш, розовощекий пухлик, – подумал Марий. – По мне максимум на что способен, так жрать и спать. Торквила, неприятный тип, себе на уме, хмурый и злобный. Такой и в спину ударит, и своего ограбит. Серый – почти старикан на нашем фоне. Якшался с епископом и смеётся над попами. Он может быть кем угодно. И я, самый бесполезный из всего полка. Паршиво, конечно, но, Урман рядом, авось выручит».
Звено вышло в обход через лес. Солдаты мало знали друг друга, да и было лень болтать. В лагере каждый казался героем, особенно на кухне. Перед боем же накатила меланхолия.
Хуже всех приходилось Марию с его то богатым воображением! Сначала он представлял, как яростными взмахами богатырского меча отсекает по сотне голов за раз, но чем ближе была опушка, тем всё меньше становился воображаемый клинок, и тем слабее пальцы. Уже и лезвие застревало в первой жертве, ломалось, выпадало из рук, внезапно пропадало!
Ноги начали заплетаться, и он дважды растянулся на корнях. Сердце вылетало из груди. «Если мне и дальше будет так плохо, – с тревогой подумал Марий. – То я и в правду не смогу поднять меч».
– Ты дрожишь как мокрая собака! – скривился Торквила. Он ненавидел и презирал усташей. – Поэтому вы и проиграли нам, южанам.
– Это предвкушение крови! – успокоил Урман. Марий с благодарностью посмотрел на товарища. – И ещё не вечер…
Он хотел добавить, что усташи ещё будут иметь собственного герцога, но осекся. Это попахивало мятежом. А за такое, даже здесь, в чужом краю, можно было лишиться головы. Всё упиралось в старые дрязги: когда-то на Рюгене жили только луцерны и свеи. Усташи были многочисленным кочевым народом, пришедшим из-за края мира. Часть из них перебралась на остров и устроила настоящий террор. Только спустя десятилетия свеи смогли одолеть грозных пришельцев. Урман и Марий принадлежали к роду усташей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});