Я выразительно посмотрел на чекиста, параллельно обдумывая, что у него-то наверняка больше информации.
— То есть ты хочешь сказать, — пробурчал Краюхин, — что журнал и листовку делают разные люди?
— В этом я даже уверен, — кивнул я.
— А ты что скажешь, Ефим Хрисанфович? — первый секретарь повернулся к полковнику Смолину. — Долго твоим архаровцам ловить этих… цеховиков от журналистики?
— Люди работают, — спокойно ответил главный милиционер. — Котенка допрашивают. С листовки и журнала криминалисты снимают отпечатки пальцев, ищут особенности печати, чтобы определить машинку. Опера и дознаватели опрашивают свидетелей. Ищем, Анатолий Петрович. Сроки называть не рискну, но приложу все усилия, чтобы они были минимальными.
— А что там, ты говоришь, c этим Котенком? — нахмурился Краюхин. — Он сознался?
— Свою причастность к листовкам яростно отрицает, — ответил полковник. — Про журнал говорит, что сам хотел бы такой выпускать, но кто-то его опередил.
— Понятно, — первый секретарь побарабанил пальцами по столу. — Значит, ждем новостей от милиции и КГБ. Журналы спрятать, попытки размножить — пресекать.
— А я считаю, что так делать не нужно, — сказал я, и все присутствующие в кабинете тут же воззрились на меня. Причем так, будто я в портрет Ильича плюнул. — И я объясню, почему.
— Нет, это возмутительно! — Жеребкин даже co стула вскочил. — Советскую власть поливают грязью какие-то недобитки, a редактор районной газеты собирается их покрывать? Не много ли вы o себе возомнили, товарищ Кашеваров?
— Что ж, — я усмехнулся и тоже встал, чтобы всем было хорошо меня видно. — Мы можем, конечно, все запретить. И делать вид, что никакого журнала не было, a листовки на стендах не висели. Но давайте представим, что будет дальше. Что скажут люди? А я могу подсказать — что нам нечего ответить, что правда глаза колет. Что подумают наши враги? Тоже могу подсказать… Им плевать! Но говорить они будут, что мы испугались. И будут использовать это, чтобы сделать свою брошюру модной.
— И что же? — поддержал главного комсомольца второй секретарь Козлов. — Пусть эта рвань и дальше выходит, a мы все на самотек пускаем? Даем диссидентам трибуну и тихо проглатываем?
Мужик он тоже оказался эмоциональным, хотя в целом вызывал у меня уважение. Ведь именно Козлов от райкома занимался проверками на заводе кожзамов. И такие люди нужны мне в качестве союзников. Жеребкин c его твердолобостью, кстати, тоже. Настроить его на нужный лад — и вот тебе готовый боец и глашатай твоих идей.
— С диссидентами милиция и КГБ будут действовать строго в рамках закона. Нарушили закон o печати? Получат штраф или срок, но когда это признает суд, — я пожал плечами. — Главное же, мы не будем прятать голову в песок. Враг подсказал, в какие болевые точки он бьет, обманывая людей. Так и прекрасно. Мы теперь сможем взять и проработать их, ответить на вопросы, которые раньше только на кухнях обсуждали. Напишем правду o тех событиях, расскажем, для чего были те или иные решения. А потом посмотрим, кому больше поверит народ.
— А если поверят им, a не вам? — Жеребкин буравил меня взглядом.
— Значит, я хреновый редактор и журналистов воспитал себе под стать. Если не смогу c фактами макнуть в дерьмо эти хайпожоров!
— Кого? — удивленно переспросил Жеребкин, и я поспешил продолжить. А то что-то действительно разволновался.
— Этих! — рявкнул я. — Вы сказали, что у них есть трибуна? Так у нас есть своя, a после нового года появится и вторая. Это наша война, и мы умеем сражаться, пусть и по-своему. Так что дайте мне два выпуска, и посмотрим, что будет. Тем более что c моими анкетами вы сможете в цифрах узнать, кто на самом деле победил. Так что?
Я разнервничался, возможно, наговорил лишнего, но… По-другому сейчас было нельзя. Иначе бы меня не услышали, не поверили. А вот когда я поставил на кон голову, теперь, может, и взглянут по-другому. Эх, догадался бы раньше, что этот разговор будет — речь бы себе написал. Но и так вроде бы получилось. Задумались важные головы, точно задумались!
— Так-так-так, — Анатолий Петрович снова забарабанил пальцами по столу. — Тихо, товарищи! Значит, в следующем номере твоей газеты выйдет опровержение «Правдоруба»?
— Именно, — кивнул я. — Ведь что фактически получилось? Мы написали статью в защиту АЭС, и тут же выходит материал в самиздате. Причем и в подпольном журнале, и в листовке. А это что означает?
— Что контроль ослаб, — пробурчал председатель райисполкома Кислицын. — Не досмотрели мы, не докрутили…
— А вот и нет, — я улыбнулся, все еще продолжая стоять, будто сам выступал c трибуны. — Это значит, что нас читают, нас опасаются, хотят ослабить наше влияние… А мы используем это, чтобы, наоборот, стать сильнее. Как до революции, когда партия не боялась спорить хоть c самим чертом.
— Ладно, — Краюхин подумал и принял решение. — Предлагаю попробовать. Что скажешь, Евсей Анварович?
Впервые за все это время первый секретарь посмотрел на чекиста, который словно бы отрешился от происходящего.
— Я доложу в управление, — ответил Поликарпов. — У товарища Кашеварова неплохое чутье, которое уже срабатывало. Уверен, получится и на этот раз.
— Тогда все свободны, — устало замахал руками Краюхин. — Продолжаем работать.
— Я это так не оставлю, — сквозь зубы процедил комсомолец Жеребкин, проходя мимо меня.
Я лишь улыбнулся ему в ответ, дождался, пока все выйдут, и негромко сказал чекисту:
— На пару слов.
Глава 2
Мы стояли недалеко от крыльца и курили. Вернее, курил Поликарпов, a я лишь вдыхал щекочущий ноздри дым и гордился собой, что справился c пагубной привычкой своего предшественника.
— Считайте, что вашу авантюру уже одобрили, — выдержав паузу, сказал чекист. — Вы у нас на хорошем счету, Евгений Семенович.
— Это радует, Евсей Анварович, — усмехнулся я. — Скажите, Котенок c вами сотрудничает?
Поликарпов смерил меня удивленным взглядом и даже затянулся дольше обычного. Выбросил окурок в урну, запалил еще одну сигарету.
— Что вас навело на подобные мысли?
— Слишком долго он остается безнаказанным. Недолгие задержания не в счет, нельзя их всерьез воспринимать.
Какое-то время Поликарпов думал, стоит ли co мной откровенничать или нет. Но потом все же принял решение.
— За Котенком мы действительно наблюдаем, — осторожно сказал чекист. — Есть вероятность, что он может вывести на кого-то посерьезнее. А еще, — Поликарпов неожиданно улыбнулся, — он как свисток у паровоза, понимаете?
— Свистит и пар выпускает? — прищурился я.
— Именно.
— Ну, a вы как думаете, — я решил продолжить, — это все-таки он самиздат запустил?
— Много будете знать, Евгений Семенович, скоро состаритесь, — Поликарпов ответил классической сентенцией. — Котенок не единственный, кто у нас на примете. Это могу точно сказать. Остальное, извините, не для ваших ушей. Возможно, пока.
— Что ж, и на том спасибо, — улыбнулся я. — А если я вам скажу, что у меня возникла еще одна идея?
— Отвечу, что c удовольствием ee выслушаю, — чекист внимательно посмотрел мне прямо в глаза, по обыкновению сверкнув своими толстыми линзами.
Идея у меня и вправду возникла, правда, раньше хотел получше проработать детали, но сегодня… Момент сложился уж больно подходящий. Как пишут в книгах: большие проблемы — это еще и большие возможности. А все лишние сейчас разъезжались на своих «Волгах», те же, кто был нужен для принятия нового опасного решения, наоборот, остались.
— Чего тебе еще, Женя? — Анатолий Петрович удивленно поднял брови, когда я вновь заглянул в его кабинет. — А, ты не один… Проходите, товарищи.
— Я хотел обсудить c вами расширенный план действий, — когда мы уселись, Краюхин попросил Альбину заварить нам на всех кофе. Похоже, сегодня я спать уже точно не буду…
— Вот ты прям генератор идей, Кашеваров, — поморщился первый секретарь. — Если бы не твое чрезмерное вольнодумство, я бы тебя на свое место рекомендовал.