Читать интересную книгу Остров - Олдос Хаксли

— Вы местный уроженец? — поинтересовался Уилл. Доктор утвердительно кивнул.

— Я родился в Шивапураме, в день похорон королевы Виктории.

В последний раз звякнули ножницы, и брючина соскользнула вниз, обнажив колено. Доктор Макфэйл бросил на него пристальный взгляд и изрек:

— Повреждено. Но, думаю, ничего серьезного. Сбегай-ка на станцию, — сказал он внучке, — и попроси Виджайю прийти сюда с одним из помощников. Скажи, чтобы захватили с собой носилки из лазарета.

Мэри Сароджини кивнула, без лишних слов вскочила на ноги и побежала через поляну. Уилл поглядел ей вслед — красная юбка колыхалась на бегу, смуглая кожа отливала на солнце розоватым золотом.

— Какая у вас замечательная внучка, — сказал он доктору Макфэйлу.

— Это дочь моего старшего сына, — немного помолчав, ответил тот, — он погиб четыре месяца назад: несчастный случай в горах.

Уилл пробормотал слова сочувствия, и вновь наступило молчание. Доктор Макфэйл откупорил бутыль спирта и протер руки.

— Будет немного больно, — предупредил он, — но вы старайтесь слушать, что говорит птица.

Он махнул рукой в сторону высохшего дерева, где, расставшись с Мэри Сароджини, опять сидел минах.

— Внимательно вслушивайтесь в каждое слово: это отвлечет от неприятных ощущений.

Уилл Фарнеби прислушался. Минах вернулся к своей первой теме.

— Внимание, — призвал говорящий гобой, — внимание.

— Внимание к чему? — спросил Уилл в надежде получить более ясный ответ, нежели тот, что дала ему Мэри Сароджини.

— К вниманию, — ответил доктор Макфэйл.

— Внимание к вниманию?

— Да, разумеется.

— Внимание, — крик минаха прозвучал, словно ироническое подтверждение.

— И много у вас говорящих птиц?

— По всему острову, наверное, летает около тысячи. Это была идея старого раджи. Он думал, что от призывов люди станут лучше. Вполне возможно, но при чем тут бедняги минахи! К счастью, птицы не понимают наставлений. Даже если к ним обращается Франциск Ассизский. Подумать только — читать проповеди безупречнейшим дроздам, щеглам и пеночкам! Какая самонадеянность! Не лучше ли помолчать и послушать, чему учит птица? А теперь, — добавил доктор другим тоном, — прислушайтесь к тому, что скажет наш приятель с дерева. А мне нужно вычистить вот это.

— Внимание.

— Начинаю.

Молодой человек вздрогнул и закусил губу.

— Внимание. Внимание. Внимание.

Да, доктор сказал правду. Если слушать со вниманием, боль не так сильна.

— Внимание. Внимание…

— Как вам удалось взобраться на утес? — спросил доктор Макфэйл, готовя бинты. — Уму непостижимо.

Уилл попытался засмеяться.

— Вспомните, как начинается «Нигдея», — сказал он. — Мне повезло: провидение оказалось на моей стороне.

С дальнего конца поляны донеслись голоса. Уилл обернулся и увидел между деревьев Мэри Сароджини: красная юбка колыхалась с каждым шагом. Позади девочки, обнаженный по пояс, неся на плече бамбуковые шесты, обернутые парусиной, шел великан, напоминающий бронзовую статую; за ним едва поспевал темнокожий юноша в белых шортах.

— Это Виджайя Бхатахачарья, — представил доктор Макфэйл бронзового великана, — мой ассистент.

— В больнице?

Доктор Макфэйл покачал головой.

— Я уже давно не практикую, — сказал он, — разве только в непредвиденных случаях. Мы с Виджайей работаем на Экспериментальной станции агрикультур. А Муруган Майлендра (он указал рукой на темнокожего юношу) работает у нас временно: он изучает почву и разведение растений.

Виджайя положил широкую ладонь на плечо своего спутника и легонько подтолкнул его вперед. Взглянув в красивое, угрюмое лицо, Уилл с удивлением узнал в юноше изысканно одетого баловня, которого он пять дней назад встретил в Рендан-Лобо. Юноша разъезжал по острову в белом «мерседесе» полковника Дайпы. Уилл улыбнулся и хотел было заговорить, но осекся. Едва заметно, но все же вполне определенно, Муруган Майлендра покачал головой. В глазах его Уилл прочел настоятельную мольбу. Губы беззвучно шевельнулись. «Пожалуйста, — казалось, вот-вот скажет юноша, — пожалуйста…» Уилл принял равнодушный вид.

— Здравствуйте, мистер Майлендра, — сказал он с вежливым безразличием.

Муруган, судя по всему, почувствовал огромное облегчение.

— Здравствуйте, — ответил он и слегка поклонился.

Уилл пригляделся к остальным: нет, никто ничего не заметил. Мэри Сароджини и Виджайя разворачивали носилки, доктор упаковывал черный саквояж. Маленькая комедия прошла без зрителей. Вероятно, по каким-то причинам юный Муруган не желал, чтобы узнали о его пребывании в Рендане. Мальчики есть мальчики. Даже если они порой превращаются в девочек. Полковник Дайпа и Муруган — взаимоотношения их не просто отеческо-сыновние; обоюдная пылкость здесь налицо. Возможно, юноша обожает полковника как героя, преклоняется, будто школьник, перед сильной личностью: борцом-революционером, который сумел победить и стал диктатором. Или тут замешаны другие чувства, и Муруган играет роль Антиноя при своем черноусом Адриане? Что ж, если юноша благоволит к немолодым бандитам-милитаристам, это его право. И если бандиту нравятся хорошенькие мальчики, что тут возразить? Так вот почему полковник Дайпа, подумал Уилл, воздерживался от официального представления.

— Это мой юный друг Муру. — Полковник встал, обнял юношу за плечи и, усадив на диван, сел рядом с ним.

— Можно, я сяду за руль? — спросил Муруган. Диктатор снисходительно усмехнулся и кивнул прилизанной черноволосой головой. Были и другие обстоятельства, наталкивающие на мысль, что этих двоих связывают не только дружеские отношения. Муруган за рулем полковничьей машины превращался в маньяка. Только обезумевший любовник способен, не считаясь с гостем, довериться такому шоферу. На равнине между Рендан-Лобо и нефтяными скважинами спидометр дважды достигал отметки 110, а на горной дороге от скважин к медным копям было и того хлеще. Зияли пропасти, тормоза взвизгивали на поворотах, буйволы выскакивали из бамбуковых зарослей в двух шагах от машины, десятитонные грузовики с ревом неслись навстречу, не разбирая дороги.

— Вы совсем не боитесь? — отважился спросить его Уилл.

Но бандит, ослепленный любовью, оказался к тому же и набожным.

— Если человек знает, что на все — воля аллаха (а я это знаю, мистер Фарнеби), он не станет бояться. Страх, в таком случае, будет грехом.

Муруган резко крутанул руль, чтобы объехать буйвола; полковник распахнул золотой портсигар и предложил Уиллу «Балканское собрание».

— Готово, — сказал Виджайя.

Уилл, повернув голову, увидел лежащие рядом с ним носилки.

— Хорошо, — сказал доктор Макфэйл. — Переместите его сюда. Осторожней. Осторожней…

Минуту спустя небольшая процессия двинулась в путь по узкой извилистой тропе между деревьями. Мэри Сароджини шла впереди, замыкал шествие ее дедушка; Муруган и Виджайя несли носилки.

Уилл Фарнеби вглядывался со своего движущегося ложа вверх в зеленый сумрак, словно со дна колышущегося, живого моря. Высоко над головой, почти что на самой его поверхности, шумела листва, кричали обезьяны. В облаке орхидей порхали птицы-носороги, напоминая причудливые создания воображения.

— Вам удобно? — спросил Виджайя, заботливо заглянув в лицо Уиллу.

Уилл, запрокинув голову, улыбнулся.

— Великолепно, — сказал он.

— Идти недалеко, — продолжал его собеседник, — мы будем там через несколько минут.

— Где «там»?

— На экспериментальной станции. Такая же есть в Ротамстеде. Вы бывали в Ротамстеде, живя в Англии?

Уилл слышал о станции в Ротамстеде, но ему не доводилось бывать в тех местах.

— Ее основали более ста лет назад, — пояснил Виджайя.

— Сто восемнадцать, если быть точным, — вмешался доктор Макфэйл. — Лоуз и Джильберт начали работать с удобрениями в 1843 году. В начале пятидесятых к нам приехал один из сотрудников станции, чтобы помочь моему деду открыть здесь такую же. Ротамстед в тропиках — такова была идея. В тропиках и для тропиков.

В зеленом сумраке блеснула молния, и носилки вынырнули из леса в ослепительное сияние тропического солнца. Уилл поднял голову и огляделся. Они находились почти на самом дне огромного амфитеатра. Внизу, в футах пятистах, расстилалась обширная равнина, испещренная лоскутьями полей, островками деревьев и сбившимися в кучу домиками. Над равниной вздымались склоны, а в тысяче футов над ними полукольцом смыкались горы. Одна терраса над другой — золотые, зеленые — тянулись, начинаясь от долины, до зубчатой стены горных пиков; рисовые поля следовали контуру ландшафта, искусно и как бы намеренно подчеркивая каждое углубление, каждую выпуклость склона. Природа не была уже только природой; ландшафт был скомпонован, выявлен в своей геометрической сущности, и выполнен столь затейливым узором и такими чистыми, яркими красками, что, будь такая картина создана художником, его назвали бы небывалым виртуозом.