Читать интересную книгу Записная книжка Музиля - Бора Чосич

Так что он начал заметно волноваться и меняться на глазах, а в результате и я, который сначала легко распознавал, что в этой лекции глупо, а что умно, что нормально, а что — ненормально, начал волноваться, и лишь моя врожденная осторожность не позволяла мне попросить его, чтобы он говорил со мной только глупо и безумно, на что я и настроился с самого начала.

Теперь уже ясно, что умному человеку (каковым я себя считал) можно помочь только безумными речами, равно как с безумцем любой нормальный доктор говорит нормально, в этом как раз и кроется вся суть этой исключительно необходимой человечеству медицинской специальности.

Я пытаюсь (в основном безуспешно) объяснить своему доктору, что пишу книгу, в которой стараюсь представить некую параллельную книгу, о которой и говорится в моей книге, но этого никто не замечает, так как содержание параллельной внутренней книги совпадает с содержанием основной книги, в которую эта вторая и входит. По мне все это совершенно логично и вполне нормально, и я полагаю, что в любой написанной (и даже в еще ненаписанной) книге существует нечто параллельное и существует так же естественно, как существует сам принцип параллельности, хотя читатель в своем нервическом стремлении как можно скорее дочитать то, что читает, не замечает существования этих двух книг, а видит только одну — ту, которая далеко не так интересна, как та, вторая. Даже если сюжет параллельной книги абсолютно схож с сюжетом основной книги, та, другая, то есть параллельная, всегда интереснее той, непараллельной, которую читатель только и замечает. Потому я и решил в ходе своего повествования постоянно подчеркивать, что именно чему параллельно, и эта параллельность кажется мне гораздо значительнее того, благодаря чему эта параллельность вообще существует.

К сожалению, доктор просто не в состоянии понять, как это вообще возможно, чтобы в одной и той же книге, в которой происходит какое-то действие, может существовать еще одна, такая же, как бы с параллельным сюжетом, которая абсолютно схожа с той, предыдущей, но для меня эта вторая книга более дорога из-за своей параллельности, которую я же и придумал. Вероятно, у него голова раскалывается, когда он меня слушает, он непрестанно массирует свои усталые виски, но в этом не виноваты ни я, ни моя параллельная книга, которую я поместил в эту непараллельную, а виновато его желание заняться человеческой психологией, то есть одной из самых сложных человеческих наук. Но какой бы тогда он был доктор и какая бы вообще была эта наука, если бы она не вызывала головную боль? В основу каждой науки, и в первую очередь той, которая касается человеческой головы, в основу научности этой науки всегда заложен огонь в глазах и боль в затылке, и тот, у кого глаза горят и боль пронзает затылок, с огромным энтузиазмом кидаются что-то исследовать, но ни одно исследование не проходит без некоего реального сопротивления этому исследованию, а выводы, возникающие в такой исследовательской голове в процессе исследования всегда драгоценны.

И вместо того чтобы из этой своей головной боли извлечь хоть какую-то пользу в исследовании меня, у которого голова вообще никогда не болит (потому что я всего лишь придумал, как в одной и той же книге написать две абсолютно одинаковые книги), — вместо того чтобы наслаждаться тем, что у него глаза горят, а в темечке и еще где-то что-то эдакое происходит, он, сидя передо мной, хотя я на него смотрю не отрываясь, наливает себе сироп из весьма сомнительного, черного флакончика, и мне эти его манипуляции с лекарствами сильно мешают излагать содержание моей еще ненаписанной книги. Мне это действительно сильно мешает, и вообще я оказался в довольно глупом положении, я, пациент, сижу на приеме у господина доктора и при этом вдруг замечаю, что ему очень плохо, в то время как мне хорошо, даже лучше некуда! Теперь мне остается только в своей двойной книге описать этого доктора, у которого болит голова, когда он разговаривает со мной обо мне, поскольку я сам пришел к нему с единственной проблемой, рассказать, что у меня голова никогда не болит. Я где-то прочитал, что отсутствие головной боли может свидетельствовать о том, что в этой голове что-то не в порядке, и господина доктора, признаюсь, это очень заинтересовало, так что он начал рыться в каких-то мне не известных книгах и наконец объявил, что ничего такого нет ни в одном из доступных ему справочников, и поскольку это обращение к книгам никаких результатов не дало, на него стали накатываться волны его ежедневной головной боли, пик которой, к сожалению, всегда приходится на время приема пациентов или тогда, когда он начинает думать о том, что вот сейчас к нему заявятся пациенты.

Жизнь доктора без пациентов — это нечто совершенно иное, о такой жизни можно только мечтать, но та же самая жизнь — с одним единственным пациентом — мгновенно превращается в настоящий ад, хотя бы потому, что этот пациент нагружает доктора проблемами, которых у него без этого самого пациента никогда бы не было! Доктор психологии, по правде говоря, и становится таким доктором исключительно для того, чтобы у него возникали эти проблемы, но он всегда полагает, что эти проблемы в несколько смягченной форме могли бы у него появиться и без пациентов, которые ему, как доктору, создают такие проблемы, которые никак не входили в его планы, а это мешает ему иметь те проблемы, которые он, как обычный человек, мог бы иметь без всякого участия совершенно посторонних пациентов. В результате жизнь такого доктора превращается в ад, так как пациенты втягивают его в совершенно неожиданные для него проблемы, а на решение тех проблем, которые он хотел бы видеть в качестве своих собственных проблем, у него просто-напросто нет времени!

Весь этот кошмар и вся эта запутанная проблематика предстает перед моими глазами, глазами его пациента, и вызывает у меня неприятные ощущения, правда, я мог бы включить в свою книгу (и в основную, и в ее внутреннюю, параллельную версию) и доктора, и его проблемы, которые он передо мной выкладывает в самом что ни на есть обнаженном виде. К тому же я подумал, что он разыгрывает весь этот спектакль про свою голову с твердым и заранее спланированным намерением продемонстрировать мне, как можно использовать человеческую голову в тот момент, когда она у него заболит, ведь не может же она ему служить всю жизнь без боли и, соответственно, без всяческих проблем! Голова, которая никогда не болит, вовсе никакая не голова, а та, что болит хотя бы время от времени, только она и может считаться головой нормального, здорового человека. Медициной давно доказано: то, что никогда не болит, само по себе свидетельствует, что именно здесь следует воспользоваться скальпелем и установить, что за гадость там скопилась, пусть там внутри и никогда ничего не болело. Даже если бы я прослушал популярную лекцию на тему «Что сделать, чтобы заболела голова», то даже в такой действительно нужной и полезной лекции я бы ничего не понял, следовательно, ни мне, ни моей никогданеболящей голове помощи ждать неоткуда!

7. Свежие вести из Вены

Австрийский народ в один прекрасный момент своей истории решил осознать себя как австрийский народ, и над этим вопросом сразу начал работать специальный комитет по осознанию австрийского народа как такового, несмотря на то что идея создания этого комитета принадлежит вовсе не этому комитету, она была рождена в самом народе, который осознал себя как народ, а не в комитете, который еще и не думал осознавать себя как таковой комитет! Тем не менее его члены провозгласили, что, несмотря на их членство в этом комитете, они не ощущают себя членами какого-либо комитета, а являются таковыми исключительно для того, чтобы определять развитие и зафиксировать понимание того, что сам австрийский народ осознал себя народом, а они, то есть мы, наш комитет, мы ничего не значим, а только служим своими слабыми комитетскими силами такой значительной внекомитетской идее самого народа, осознавшего себя народом. Можно сказать, что народ, который самоосознал себя, функционировал бы еще лучше, если бы у него не было никакого комитета по управлению своего функционирования, но ведь не существует ничего такого, стремящегося к успеху, у чего не было бы хоть одного порожденного им самим препятствия, и вот таким препятствием и является наш комитет, который прекрасно понимает, насколько он мешает народным начинаниям, вместо того чтобы помочь им! Между тем народное начинание, которое не встречает никаких препятствий, не является начинанием, а то начинание, на пути которого встречается хоть одно малейшее препятствие в образе некоего комитета (который номинально это начинание активно поддерживает), становится подлинным начинанием, и тогда люди из самой что ни на есть народной среды получают право стучать кулаком по столу и право высказывать комитету свое мнение, которое, как ни странно, ничуть не отличается от того, что высказано ранее каждым членом этого комитета задолго до того, как люди принялись стучать кулаком по столу! В этом препирательстве, которое вовсе не является никаким препирательством, а, напротив, поиском согласованной позиции, в этом гораздо больше смысла и пользы, нежели в сопоставлении различных и даже прямо противоположных суждений, а здесь один говорит одно, а другой — все то же самое, и в этом противопоставлении одного и того же одному и тому же можно и повысить голос и даже вступить в горячие споры, поскольку мое то же самое было высказано гораздо раньше, чем другое то же самое, а никак не наоборот!