Читать интересную книгу Гурман. Воспитание вкуса - Антон Ульрих

Отец раскрывал рот, легонько дул Антуану в лицо, и ребенок начинал тихо смеяться.

Со временем де Ланж стал собирать в замке соседних молодых дворян, таких же страстных охотников. Кавалькада в иные дни, особенно когда лесник заранее уведомлял хозяина об обнаруженном им олене-трехлетке, насчитывала до пятидесяти человек. Все они составляли как бы маленький Версаль, круг приближенных к представителю короля особ. В такие дни внутренний двор родового замка Мортиньяков едва вмещал охотников, их коней, свору собак, слуг, загонщиков и просто любопытных, собиравшихся посмотреть на великолепный выезд интенданта.

Летиция в сопровождении нянек выносила тщательно закутанного Антуана на балкон, откуда он, сидя на руках у матери, с любопытством наблюдал своими круглыми и синими, как небо в солнечный летний день, глазами за сборами отца. Охотники грубо перешучивались, как это обычно бывает, когда собирается компания мужчин для чисто мужского развлечения, кони ржали, толкая друг друга лоснящимися боками, собаки поминутно грызлись, нервно принюхиваясь к воздуху в ожидании гона, слуги маркиза в парчовых ливреях ловко разносили между охотниками подносы с бокалами, с невозмутимыми лицами лавируя среди толпы. Наконец к гостям выходил сам Жорж де Ланж. За ним неотступно следовал Люка Мясник, возвышавшийся над гостями почти на голову. Старый камердинер тут же подносил маркизу бокал вина. Жорж поднимал бокал в сторону Летиции, как бы провозглашая тост, выпивал вино и с нетерпением смотрел на супругу. Летиция взмахивала платком, объявляя начало охоты. Главный загонщик громко дул в охотничий рог, все садились на коней и выезжали из замка. В эти минуты поднимался такой страшный шум, что Летиция, боясь за ушки маленького Антуана, сразу же уносила его прочь с балкона.

Вскоре после рождения ребенка у супругов появилась мысль о возвращении в Версаль. Мысль, поданная Летицией, сидевшей тихим вечером перед камином с шитьем на коленях, заключавшаяся в получении максимального дохода от интендантства, привела маркиза, который играл с малюткой на брошенной на пол шкуре медведя, в полный восторг.

– А собственно говоря, ma cherie, что мне делать в этом интендантстве? – отвлекаясь от забавы, спросил Жорж. – Всю работу выполняет старина Фронтен. Правда, ему теперь придется немного попотеть, раз мы решили выжать из этих виноградников хотя бы миллиона два.

– Думаю, mon amour, тебе надо присмотреться к наместнику, – как бы вскользь посоветовала, не отрываясь от вышивания, Летиция.

– Ты думаешь, дядюшка Фронтен меня обманывает? – всполошился маркиз.

Антуан, сидевший на шкуре медведя перед камином и внимательно слушавший разговор родителей, заскучал и, чтобы развлечься, ухватил что есть сил своими маленькими ручками маркиза за палец. Его миниатюрные ноготки, словно бритвы, вонзились в кожу. Из ранок брызнула кровь, маркиз взвыл, пытаясь выдернуть палец, но сын держался за него крепко, весело смеясь шутке. Кровь потекла между пальчиками ребенка по маленьким ладошкам, нежным и розовым, устремляясь вниз к локотку и вырисовывая на ручке Антуана алую дорожку.

– Посмотри, ma cherie, он радуется виду крови! – в изумлении воскликнул де Ланж, разглядывая сына. – Антуан будет главнокомандующим, я уверен. Ему, несомненно, светит карьера маршала.

Маркиза с интересом посмотрела на сына и улыбнулась тому, о чем вспомнила совсем недавно, когда перебирала в памяти во время нудного однообразного баюканья ребенка свое генеалогическое древо. Папа Римский Климент VII, один из Медичи, тоже имел склонность питаться одним лишь воздухом и так же, как Антуан, питал слабость к виду крови и любованию мучениями другого человека, для чего, собственно, и придумал священную инквизицию.

На следующий день Антуан сделал удивительное открытие относительно святой католической церкви. Мальчик, уже не раз бывавший с отцом на воскресной мессе, которую Жорж де Ланж, представитель короля в Бордо, обязан был удостаивать присутствием, часто слышал в церкви слова о душе, имевшейся у каждого живого существа. Слова эти возбуждали любопытство маленького Антуана, желавшего лично увидеть эту душу. И вот, выйдя ранним утром во внутренний двор замка, окутанный голубоватой туманной дымкой, мальчик принялся наблюдать за выводком кошки, жившей при замке на кухне и ловящей долгими ночами мышей. Маленькие котята, шустрые мохнатые комочки, играли и резвились в утренних солнечных лучах, пробивавшихся сквозь дымку тумана. Неожиданно во двор въехала телега с дровами. Котята бросились врассыпную. Но один из них, маленький глупыш, заигрался с гусиным пером и не успел вовремя отскочить в сторону, огромное колесо проехалось по нему, вмяв слабое тельце в мощеный двор замка. Это была первая смерть, увиденная Антуаном. Мальчик тотчас же подскочил к лежащему неподвижно котенку, встал перед ним на колени и стал пристально разглядывать мятый, перепачканный в крови пушистый комочек в надежде увидеть отлетающую душу. Но к величайшему разочарованию Антуана, ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего душу, из котенка не вылетело. Поразмыслив над этим, маленький маркиз сделал вывод о том, что верить тому, о чем говорят в церкви, вовсе не обязательно.

Как и задумала Летиция, маркиз де Ланж на следующий день отправился в сопровождении своего неизменного телохранителя и адъютанта Люки Мясника в интендантство, где, к ужасу дядюшки Фронтена, потребовал полного отчета о том, как ведутся дела, собираются налоги и государственные сборы, а главное, насколько хорошо наместник печется о его, де Ланжа, интересах. Старик Фронтен, заикаясь и потея, начал лепетать что-то о сложной системе учета, когда Жорж наугад спросил его:

– А как у тебя собирается талья? Живо покажи-ка!

Тальей назывался поземельный налог, и собирался он раз в полгода.

Дядюшка Фронтен замялся, что послужило поводом для подозрений и дальнейших расспросов со стороны маркиза.

– Так как собирается талья? Ну, я жду.

Мясник медленно подошел к дрожащему наместнику и, схватив его за ворот мятого, будто жеванного коровой, жилета, слегка приподнял над полом, пока де Ланж топал ногами в изящных сапогах, бранясь ничуть не хуже марсельского моряка. Любопытные служители столпились в дверях, с радостью глядя, как их грозный начальник получает по заслугам.

Закончив, маркиз подошел к висевшему на руках Мясника старику и залепил ему оплеуху, после чего приказал столпившимся в дверях найти и принести в кабинет кресло получше. Когда кресло было внесено и установлено перед столом, за который Мясник усадил несчастного Фронтена, Жорж изящно сел в кресло и повторил свою просьбу показать ему записи последних сборов поземельного налога.

Через час, выслушав подробнейший доклад о талье, подушном налоге «капитации» и соляном налоге, маркиз объявил наместнику, что с сегодняшнего дня его доля должна быть увеличена вдвое. При этом налоги, поставляемые в казну, не должны уменьшаться.

Наместник возразил было, что налоги и так с трудом собираются.

– Не волнуйся, дядюшка Фронтен, – похлопал своей огромной лапищей по сутулому плечу наместника Мясник. – Я тебе помогу. Налоги будут собираться.

Рыжий Люка, по прозвищу Мясник, верный пес маркиза, обязанный ему жизнью, напомнил своему хозяину о том, что тот потребовал личного участия во всех решениях городского суда по поводу казни преступников. Мстительный Мясник направил интерес Жоржа к новым сомнительным удовольствиям, желая при этом поквитаться с судьей, чуть было не лишившим его жизни.

С того времени, когда карета с супругами де Ланж впервые въехала на городскую площадь, в Бордо не совершилось ни одной казни. Огромное количество преступников переполняло камеры тюрем. Конечно, когда родился Антуан, благородный интендант Бордо объявил о всеобщей амнистии, но с тех пор тюрьмы вновь наполнились преступниками. Самая большая тюрьма, стоявшая в некотором отдалении от города, уже не могла вместить в себя ни одного нового заключенного, поэтому судья предпочитал просто отпускать пойманных преступников, предварительно выпоров их на заднем дворе суда. Так как государство в лице старого подслеповатого судьи совершенно не утруждало себя заботой о тысячах, ожидавших рассмотрения дела или решения суда, то у тюрьмы каждое утро еще до восхода солнца выстраивалась огромная очередь из родственников и друзей заключенных, которые держали в руках узелки с едой и вещами.

Приход маркиза в судебную палату вызвал не меньший переполох, чем в ведомстве дядюшки Фронтена. Пока конвоиры в тюремной карете спешно везли в суд первый десяток заключенных, маркиз имел долгую беседу с судьей, взволнованным и постоянно поправлявшим нервным движением изъеденный молью парик. При этом де Ланж вел себя в кабинете судьи, как хозяин, сидел в кресле развалясь и требовал кофе, а за спиной стоял нагло ухмыляющийся Люка Мясник в своей неизменной куртке цвета ржавчины.