Когда мне было десять, мы провели там около полугода, поскольку отец вел переговоры от имени нашего короля. И все эти полгода мы с мамой были объектом самого пристального, изучающего внимания от людей, которые так и ждали, что мы отступимся. Жительницы Камбры — и дворца — были довольно низкорослыми, плотными, с темной кожей и волосами. И две стройные блондинки в чрезмерно открытых с их точки зрения платьях представлялись им экзотическими зверями, которые способны и укусить… и нагадить.
Несколько раз я, помнится, плакала, потому что мои сверстницы обижали меня и насмехались надо мной, когда я пыталась с ними подружиться. И однажды даже выдала маме, что я страшная и глупая, раз никто не хочет со мной общаться… А мама тогда спросила меня:
— Ты и правда так считаешь?
Помню, что вытерла мокрые щеки и, после некоторого размышления, отрицательно помотала головой.
— Это главное, — сказала мама. — То, в чем ты уверена сама.
Главное…
Я спокойно прошла за наш стол, заставив себя не замечать голодное и жестокое любопытство и шепотки, привычным жестом сбросила плащ и попросила у парня принести мне кашу и фрукты.
А когда он сел напротив, завела разговор о будущих экзаменах, спрашивая его совета по разным поводам. Не то что мне было что-то не понятно — я уделяла учебе все необходимое внимание и даже больше — но я знала, что Андре очень любит похвастаться своим опытом и знаниями.
Настроение у него поднялось, а улыбка сделалась вполне искренней. Он так увлекся, что почти не отреагировал на приветствие своего приятеля, Фелипе, одного из их пятерки. Тот прошел близко от нашего стола, обнимая за талию двух хохочущих развязных девиц с третьего курса — я не помнила их имена, но довольно часто натыкалась на их неподобающее поведение.
Бр-р.
Поморщилась. А потом и отвернулась в сторону, заметив, как Фелипе хлопнул одну из них — насколько я помнила студентку из благородных — пониже спины. Отвратительно… Неужели кому-то это может нравиться? Конечно, парни в молодости могут вестись на подобную доступность, но…
Я вдруг вспомнила вчерашние слова Луисы-Эрики и внутренне вздрогнула.
А потом посмотрела на своего жениха.
А что если… Нет, конечно нет! Он довольно спокойно отнесся к моему нежеланию переходить на иной уровень отношений до свадьбы и сказал, что готов ждать сколько нужно.
Мы доели и вышли с изрядно повеселевшим Андресом, и он, как обычно, проводил меня до аудитории.
Сегодня «Материальное изменение граней» проходило в небольшой аудитории — группу на это занятие разделили на две части, чтобы не занижать уровень заданий для сильных пятерок и не завышать для слабых — и я хорошо знала здесь каждого. И настороженно встретила их внимательные взгляды.
Но, кажется, элита нашей академии была более прозорлива, чем прочие. Никто не позволил себе пересудов или вопросов. Я отдавала себе отчет что это лишь потому, что все ждали результатов расследования и хорошо знали историю великих родов. Которых неоднократно то возносили, то низвергали в пыль.
Но даже такое отношение ощущалось для меня… поддержкой.
Потому я искренне улыбнулась своей пятерке и встала рядом с ними, ожидая магистра.
Рафаэль Гонзалвес был молод, безроден, но уверен в себе и хорошо воспитан, потому половина студенток, как мне кажется, была влюблена в этого талантливого преподавателя. Во всяком случае все, кто находился сейчас в аудитории, точно.
Кроме меня.
Я бы никогда не позволила симпатии взять верх над долгом.
А вот Ана-Каролина, вторая девушка из нашей пятерки, подалась вперед. Её обычно невзрачное личико преобразилось, а глаза засверкали, когда симпатичный шатен зашел в аудитории и громко и весело всех поприветствовал.
— Итак, — потер он ладони, — На теоретическом занятии мы проходили с вами, как уплотнять воздушные грани. А сегодня будем делать это на практике. Довольно не сложное упражнение, как может показаться на первый взгляд, но, во-первых, оно требует навыка «видения» — вы не сможете уплотнить то, чего не увидите. А, во-вторых, только от правильно проработанной основы можно будет отталкиваться, когда вы начнете работать с более сложными структурами и создавать воздушные потоки, скользящие по нужным вам граням. Все запомнили из учебника?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Нестройное «да» было ответом.
Я не испытывала волнения. Подобные упражнения проходили у меня легко — сказывалось количество сил и занятия с детства. К тому же, исключительным даром нашего рода было идеальное «видение»…
Чуть дрогнула, подумав о родителях, но заставила себя сосредоточиться на задании.
Наш мир был пронизан невидимыми кристаллическими структурами. Твердыми, неосязаемыми, энергетическими, психическими… Не-маги не могли видеть их или воздействовать на них, те же, кто обладал хотя бы одним осколком в своей крови, был способен на внутренние и на внешние преобразования.
С усилием и без.
И простейшей частью каждой структуры был пятигранник. Именно поэтому легче всего воздействие давалось пятеркам магов, которые — если работали слаженно — как бы встраивались в любой кристалл и влияли на него изнутри.
Наша пятерка была слаженной.
Мы встали в любимом порядке — ближайшими в сцепке со мной были Алвейс и Матеуш — и закрыли глаза. Обычное зрение только мешало, когда надо было видеть…
Я почти сразу различила голубовато поблескивающие воздушные структуры и первая протянула руки, поглаживая и прощупывая грани.
За мной потянулись и остальные — к уплотнению надо было приступать одновременно. Полупрозрачные линии стали насыщенней, а потом и шире — мы вливали в них энергию и слепляли отдельные частицы так, чтобы они обрели почти твердость, способную перенести довольно тяжелые предметы. На последнем курсе мой брат сильно удивил учителей, в одиночку уплотнив всего одну грань, но так, что поднялся сам в воздух…
Талантливый Питер — Дамиен…
Всего на мгновение я отвлеклась от своей работы, и тут же раздался хлопок.
Создаваемая структура лопнула, а нашу пятерку раскидало мощными толчками.
Ох. Я ведь знаю, что нельзя, нельзя думать о посторонних вещах, но…
Встала, стискивая руки и виновато глядя на членов своей команды. Те ответили недовольными лицами… И я их понимала — из-за меня мы не получим сегодня должного количества баллов, а это повлияет на рейтинг всех.
Но магистр был на удивление мягок. Он внимательно посмотрел на меня и вздохнул:
— Давайте еще раз.
И мы снова расположились в нужном порядке.
Больше я не позволяла себе отвлекаться. Ни на это занятие, ни на последующие. День прошел в обычном режиме, а когда наступил вечер…
Я с тоской смотрела как смеющиеся студенты рассаживаются по наемным и собственным экипажам и отправляются домой.
В академии был всего один выходной, в конце декады, и большинство старалось не оставлять долгов по занятиям, а проводить этот день на свободе…
— Каталина, — Андре, спускающийся по крыльцу, затормозил и подошел ко мне. — Погоди-ка, а ты…
— Мне не позволено пока уходить из академии, — сказала сдержано.
— Ох… — он замер. Обернулся к нескольким студентам, что стояли возле двух экипажей и явно ждали его, а потом снова глянул на меня, — Если хочешь, я останусь здесь с тобой.
— Что ты… — я слабо улыбнулась, — у меня много домашней работы и вообще…
— Ну хорошо, — он даже не пытался меня переубедить. С явным облегчением поцеловал в щеку и сбежал вниз.
Не знаю, чего я ожидала… Я же сама сказала, что мне ничего не нужно? Вот только тот факт, что он садится в карету, что-то оживленно говоря своим приятелям, меня вовсе не обрадовал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я вернулась в комнату. Набрала полную ванну воды, потратив довольно много сил, чтобы сделать её очень горячей — ага, пустила «драгоценные осколки» на ерунду. А потом сидела в ней, пока кожа совсем не сморщилась, а слезы, которые я, наконец, могла не сдерживать, не высохли.
На следующее же утро едва ли не в одиночестве позавтракала и направилась в библиотеку.