его в темницу, пока не отдаст долга (Мф. 18:28-30; курсив мой).
Царь поражен. Как этот человек мог быть настолько лишенным терпения? Как он осмелился быть таким нетерпеливым!
Печать, свидетельствующая об уплате, еще не просохла на счетах, предъявленных ему. Разве не следовало бы ожидать, что
он будет хоть чуточку похож на мать Терезу? Следовало бы ждать, что человек, которому столько прощено, будет любить.
Но он не любил. И недостаток любви побудил его совершить ошибку, которая дорого ему обошлась.
Раб, не желающий прощать, призван обратно во дворец.
«Злой раб! [говорит ему царь, и. о. Бога] весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил
меня; не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя?» И
разгневавшись государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга (Мф.
18:32-34).
Терпение царя никак не изменило жизнь этого человека. Для раба милосердие, проявленное в царских палатах, было
всего лишь отмененным испытанием, пролетевшей мимо пулей, досрочным освобождением из тюрьмы. Его не поразило
царское милосердие; он почувствовал лишь облегчение оттого, что не был наказан. К нему отнеслись с большим терпением, но это не дало ему ничего, и мы сомневаемся, понял ли он, какой на самом деле получил дар.
Если тебе трудно проявлять терпение, тебе следует задать себе тот же вопрос. Насколько ты проникся терпением
Бога? Ты слышал о нем. Читал о нем. Может быть, подчеркивал в Библии отрывки, где говорится о нем. Но принял ли ты
способность терпеть? Это видно из того, можешь ли ты быть терпеливым. Тому, кто по-настоящему проникся терпением, легко его проявлять.
Нежелание же принять способность терпеть ведет к множеству проблем, среди которых тюрьма — это не самое
худшее. Помнишь, куда отправил царь не умеющего прощать раба? «И разгневавшись государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга» (Мф. 18:34).
Да ладно вам! — вздыхаем мы. — К счастью, эта история — всего лишь притча. Хорошо, что в реальной жизни Бог не
отдает нетерпеливых истязателям. Не будь так уверен, что не отдает. Застенки ухода в себя и неблагодарности ничуть не
приятнее, чем реальная тюремная камера.
Нетерпение порабощает душу. Вот почему наш Бог готов помочь нам избежать этого. Он не просто требует от нас
терпения, Он предлагает его нам. Терпение — это плод Духа. Он висит на древе Галатам 5:22: «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение». Ты просил Бога дать тебе плодов? Ну да, один раз просил, но... Но что? Терпения не хватило?
Проси Его снова, снова и снова. Он терпеливо будет слушать твои мольбы, а ты обретешь терпение в молитве.
И, пока молишься, проси о понимании: «У терпеливого человека много разума» (Пр. 14:29). Может быть, твое
нетерпение происходит от недостатка понимания? Мое происходило оттуда.
Какое-то время тому назад служители нашей церкви участвовали в конференции для руководителей. Я особенно
интересовался одним курсом, пришел заранее и уселся в первом ряду. Но, когда началось выступление, меня отвлекали
голоса в задних рядах. Там два человека что-то бормотали друг другу. Я уже всерьез собирался свирепо посмотреть на них
через плечо, когда выступающий все объяснил. «Простите меня, — сказал он. — Я забыл сообщить вам, почему двое в
задних рядах разговаривают. Один из них — старейшина новой церкви из Румынии. Он приехал сюда, чтобы поучиться
руководству церковью. Но он не говорит по-английски, так что ему переводят мою речь».
И все вдруг изменилось. Терпение заняло место нетерпения. Почему? Потому что терпение всегда идет рука об руку с
пониманием. Мудрец сказал: «Разумный человек молчит» (Пр. 11:12). Он сказал также: «Благоразумный хладнокровен» (Пр.
17:27). Не забывай о связи между пониманием и терпением. Прежде чем выходить из себя, выслушай. Прежде чем
отталкивать от себя, настройся на одну волну. «Мудростью устрояется дом и разумом утверждается» (Пр. 24:3).
6
Любовь прежде всего долготерпит.
За примером мы с тобой отправимся во Францию, в Париж 1954 года. Эли Визель — корреспондент еврейской газеты.
Десять лет назад он был заключенным концентрационного лагеря для евреев. А десять лет спустя он прославится как автор
книги «Ночь», рассказывающей о холокосте и получившей Пулитцеровскую премию. Он будет также награжден медалью
Конгресса за достижения и Нобелевской премией мира.
Но этим вечером Эли Визель — двадцатишестилетний и никому не известный корреспондент газеты. Он собирается
брать интервью у французского писателя Франсуа Мориака, христианина. Мориак — последний французский лауреат
Нобелевской премии по литературе, специалист по политической жизни Франции.
Визель приходит в квартиру Мориака, он волнуется и непрерывно курит — ужасы нацизма сделали его эмоционально
неуравновешенным, признания как автор он еще не получил. Мориак, который старше, пытается создать непринужденную
обстановку. Он приглашает Визеля войти, они усаживаются в маленькой комнате. Но прежде чем Визель начинает задавать
вопросы, Мориак, убежденный католик, заговаривает на свою любимую тему — об Иисусе. Визель чувствует себя неловко.
Имя Иисуса для него — как соль на свежую рану.
Визель старается перевести разговор на другое, но не может. Возникает впечатление, что все сущее ведет к Иисусу.
Иерусалим? В Иерусалиме нес служение Иисус. Ветхий Завет? Благодаря Иисусу Ветхий Завет теперь обогащен Новым.
Мориак от любой темы переходит к теме Мессии. Визель начинает горячиться. Обстановка христианского антисемитизма, в
которой он вырос, горечь Зигета, Аушвица и Бухенваль-да — все это кипит в нем. Он убирает ручку, закрывает блокнот и
сердито встает.
— Сударь, — говорит он продолжавшему сидеть Мориаку, — вот вы рассуждаете о Христе.
Христиане любят о Нем говорить. Страсти Христа, агония Христа, смерть Христа. Вы в вашей
религии все время говорите об этом. Так вот, я хочу, чтобы вы знали: десять лет назад, не так
далеко отсюда, я знал еврейских детей, каждый из которых страдал в тысячу раз, в шесть
миллионов раз сильнее, чем Христос на кресте. И мы об этом не говорим. Можете вы это
понять, сударь? Мы не говорим о них.1
Мориак потрясен. Визель поворачивается и идет к двери. Мориак, пораженный, продолжает сидеть, завернувшись в
свой шерстяной плед. Молодой корреспондент нажимает на кнопку лифта, когда Мориак появляется в холле. Он мягко
дотрагивается до руки Визеля.
— Вернитесь, — просит он. Визель соглашается, они садятся на диван. И Мориак начинает плакать. Он смотрит на
Визеля, но ничего не говорит. Просто плачет.
Визель начинает извиняться. Но Мориак не хочет об этом слышать. Вместо этого он призывает своего юного друга
говорить. Он хочет слышать обо всем — о лагерях, о поездах, о смерти. Он спрашивает Визеля, почему тот не написал об
этом. Визель отвечает, что боль слишком сильна. Он поклялся молчать. Старший товарищ просит его нарушить эту клятву и
говорить.
Этот вечер изменил их обоих. На почве драмы взросла дружба, продолжавшаяся всю жизнь. Они переписывались до
самой смерти Мориака в 1970 г. «Я обязан Франсуа Мориаку своей карьерой, — сказал Визель... И именно Мориаку Визель
послал первую рукопись «Ночи».2
Что, если бы Мориак оставил дверь запертой? Разве кто-нибудь обвинил бы его в этом? Задетый резкими словами
Визеля, он мог бы не проявить терпения по отношению к сердитому молодому человеку и радоваться, что избавился от
него. Но он так не сделал. Он отреагировал решительно, быстро и с любовью. Он «закипал медленно». И благодаря этому
началось исцеление одного сердца.
Можно я попрошу тебя поступать так же?