Беспокойно поёрзав на скрипящем стуле, я поднялся и принялся за осмотр отведенной мне территории. О соседе по имени Хорхе я не думал. Будем разбираться с проблемами по мере их поступления.
Это была не комната, а вполне полноценная квартира. В том плане, что в ней размещались, помимо спальни, кухня и ванная. Состояние, конечно, повергло меня в некоторый шок, но, поразмыслив, я решил, что пока что сгодится и так.
В прихожей висело довольно большое, но мутное зеркало, и я невольно задержался, увидев в нём себя. Наверное, Салливан был прав, я выгляжу слишком домашним, или что там он имел в виду. Но постоять за себя я всегда умел. Силой и умом меня Бог не обидел, да и вообще сказать, мало чем обделил. Жаловаться было не на что. Справиться с ретивым соседом или неграми на улице я точно смогу.
Продолжая смотреть в зеркало, я машинально провел рукой по стянутым в хвост волосам. Когда я был подростком, цвет волос приводил меня в отчаяние. Одноклассники дразнили болонкой или Белоснежкой, и я ничего не мог с этим поделать. Один раз, в сопливом розовом детстве, я даже попытался перекраситься в темный цвет, но вышло что-то непонятное, грязно-серого оттенка. Мне здорово влетело от родителей за насилие над собственной природой, и с тех пор я смирился. Это, наверное, как если бы негр красил свои волосы в белый цвет.
Когда я учился на военной кафедре в своем институте, такой гривы у меня, конечно, не было. Получив законное офицерское звание и избавившись от угрозы армии, я с наслаждением ходил мимо парикмахерских целых полтора года, позволяя волосам расти, как им вздумается.
Я отвернулся, подхватил свои сумки, и оттащил их в общую комнату. Нельзя сказать, чтобы они что-то в ней изменили. Комната была обставлена… никак. Выражаясь образно, интерьер в ней как таковой отсутствовал. У стены стояла полузаправленная кровать, под которой громоздились чемоданы и тюки с барахлом, напротив кровати стоял допотопный телевизор, я даже постеснялся уточнить, был ли он цветным. У другой стены стояли два письменных стола, один из них оказался завален старыми газетами, на другом стояла пачка книг. Человек, который здесь жил, явно не требовал многого от жизни. В ванной я уже успел заметить скромный набор гигиенических средств из одной зубной щётки и бритвы, поэтому ничему удивляться не стал.
Балкона в комнате не было, зато имелся люк для пожарной лестницы, что заставило задуматься. Мне-то толку от этой лестницы никакой, а вот грабителям прямая дорога…
Я рассмеялся. Грабители должны быть последними недоумками, чтобы лезть именно сюда. Кроме того, пролезая через окно, они рисковали попасть под непрекращающуюся струю ржавой роды, стекавшую в заботливо подставленный кем-то тазик. Тазик был наполнен до краев, и при виде заливаемого грязевой струей облупленного паркета я преисполнился решимости.
Следующий час я занимался исключительно уборкой квартиры. На кухне оказалась целая гора тряпок, так что орудия борьбы с санитарным состоянием квартиры оказались на месте. Обрадовало наличие моющего средства, но ни пылесоса, ни хотя бы веника я так и не нашел. На первый раз я решил, что сгодится и так; в любом случае спать в грязи мне было неохота. Кому-то всё равно придется спать на полу, и я смутно догадывался, что это буду я.
Через относительно короткий промежуток времени квартира выглядела на порядок лучше, чем до моего вмешательства. Можно сказать, она почти сияла чистотой, если бы не ржавчина на всех имеющихся трубах и грязные пятна на потемневших от сырости обоях в комнате. Потолок можно не замечать, как не берут в расчет стихийное бедствие, над которым не имеют власти, так что я со спокойной совестью проигнорировал разбухшую штукатурку.
Собственно, в квартире было слишком мало вещей, которые могли бы создать беспорядок. Смущала куча тряпья под диваном и такая же куча всякой ерунды на столе. Их я трогать не стал, в конце концов, это были личные вещи моего соседа, и с ним мне ещё предстояло разобраться. Один стол я собирался забрать себе, так что книги нужно было оттуда убрать.
Перетащив свои сумки под свободный стол, я взял в руки первую же книгу, лежавшую на столе. Толстый том в чёрном кожаном переплете сразу показался знакомым. Библия. Я невесело улыбнулся. Любят же эти американцы показную набожность. Чего только стоит их так называемая благотворительность. Чем шире размах пожертвований, тем порядочнее они выглядят в глазах общества, тем популярнее они становятся. Всё просто, это как индульгенция в Средние века. О раскаянии, желании по-настоящему измениться говорить не приходится.
Из интереса я перебрал оставшиеся книги. Все они были на медицинскую тематику — учебники по анатомии, справочники и энциклопедии. Практически все были на английском, и только две на испанском. Мой испанский ограничивался фразой «буэнос диас», так что в плане определения языка я мог и ошибиться.
Я отложил книги; медицина мне была не то что неинтересна — я попросту в ней не разбирался. Я не мог даже наложить повязку или правильно приклеить пластырь — всё у меня получалось как-то косо.
После душа я почувствовал себя гораздо лучше. Вернулось ощущение уверенности, я вновь был полон энергии и желания жить. Одевшись попроще, в старый джинсовый костюм, я решил спуститься вниз. От того же разговорчивого водителя такси я узнал, где здесь могут нанимать рабочих, и решил наведаться туда. Я хотел за этот день сделать абсолютно всё. В детстве, начитавшись Теодора Драйзера, я так мечтал побывать в Чикаго, что даже по прошествии стольких лет не смог полностью избавиться от своей страсти. Я должен был своими глазами увидеть «город ветров», его парки, здания; ощутить темп жизни и биение его сердца.
Захватив с собой документы и деньги, я вышел из квартиры. Настроение у меня было просто прекрасным, я почти не касался ногами грешной земли, пребывая, по своему обыкновению, в несколько выдуманном мире. Такой грязи я не видел даже в наших общежитиях; но и заплеванные стены подъезда, и сальные перила были для меня в тот день чем-то необыкновенным.
У выхода из подъезда я споткнулся обо что-то и буквально вылетел из дверей, едва не зарывшись носом в разбитый асфальт. Тихо ругнувшись, я прислушался. Из подъезда послышалось невнятное бормотание, сидящий там человек явно пытался извиниться. Ну да, ему надо поддерживать отношения со всеми жильцами дома; выходить на улицу он почему-то не хотел.
Кто-то расхохотался у меня за спиной, я резко обернулся. Джулес весело встретил мой раздраженный взгляд и вновь рассмеялся.
— Ничего, парень, — отсмеявшись, сказал он. — Скоро это будет у тебя на уровне генного автоматизма — перепрыгивать через него каждый раз, когда входишь или выходишь из подъезда.