Странно, но то ли от хождения по извилистым линиям, не имеющим никакой симметрии, то ли от бесконечных заклинаний жреца, она, вероятно, постепенно впала в некий мистический транс. А иначе как объяснить то, что среди бела дня в голову стали приходить видения, а сердце сжалось от страшных предчувствий? Впрочем, холод был вполне реальным. Ветер нагнал облака, став к вечеру ледяным. К Новому году обещали сильное похолодание — вот оно и наступило…
Спина, как часто бывало в последнее время, болела непереносимо. Юлия не хотела идти вперед. Но чья-то воля упорная и жесткая толкала в спину, заставляя ноги передвигаться по вытоптанной многими подошвами тропинке в вязком снегу. Еще шаг… еще… и еще… против собственной природы, глуша в себе интуитивное знание, что сейчас происходит что-то плохое… и вдруг! Внезапно остро и сладко заныл тот синеватый шрамик на шее — так сильно он не болел с момента перелета рейсом Барселона — Москва. Ощущение, мгновенно вызывающее в сознании насмешливое лицо Дона Карлоса. Юлия дернулась, инстинктивно хотела прижать к нему ладонь, чтобы унять пульсирующую боль — и чуть было не ткнула себе в лицо горячим факелом. От этого она очнулась во второй раз. А возможно и в первый пламя так же обожгло ей щеку? Только теперь голос Карлоса, предостерегающий и нежный, сорвал оцепенение и заставил увидеть глаза жреца, открытые, но словно затянутые матовой пленкой…
Оказывается, за это время солнце ушло совсем — как часто бывает в России зимой. Словно оно и не сияло только что, как начищенный золотой пятак. Северное солнце. Одна видимость. А на деле кругом только мрак и холод. Вечная мерзлота… В пасмурном, сером освещении, жмурясь от ветра, Юлия увидела лица девушек — бледная кожа и пугающие взгляды. Словно все они видели что-то, чего она сама видеть не захотела.
Бледноглазый мужчина держал в руках что-то, поданное ему одним из великолепных блондинов. Самым странным и жутким было то, что это «что-то» казалось… живым. Приглядевшись, Юлия увидела черную птицу. Связанная, она трепыхалась, пытаясь вырваться из покрасневших на морозе длинных худых пальцев жреца.
Сначала Юлии показалось — это один из тех огромных черных воронов, которые облюбовали сухое дерево. Птицы периодически каркали, хищно и угрожающе раскрывая огромные крепкие клювы. Но потом жрец поднял руки над головой… сделал какое-то еле заметное, резкое движение… и кровь, такая неправдоподобно красная, словно в кино или на картине, окрасила снег у его ног замысловатым узором… Тогда она увидела, что это просто курица. Обычная курица, монохромного сочно-черного цвета с маленькими красными сережками. Была.
От неожиданности, изумления и возмущения Юлия остановилась. Застыла на месте. Но, поняв, что помешает ритмичному движению девушек, быстро шагнула в сторону из протоптанной колеи. Споткнулась, зацепив носком ботинка тяжелый мокрый снег. Он все-таки насыпался внутрь, намочив мгновенно щиколотку под шерстяным носком, и прохладной водой стал стекать к ступне.
Жрец, увидев Юлино отступничество, тем не менее, не прервал наговора, а только широко распахнул до этого полуприкрытые глаза. Знаком, сдержанным и повелительным, показал, чтобы она встала обратно.
Но Юлия отрицательно помотала головой. И даже пробормотала еле слышно — больше для себя, чем для него:
— Н-нет, спасибо, извините…
Тогда он замолчал. И было странно не слышать в шуме ветра и криках воронов его резкого, как у большой костлявой птицы, голоса. Все остановились и с удивлением, осуждением и непониманием смотрели на нее.
— Встань обратно, — сказал жрец.
Юлия взглянула на девушек с побледневшими лицами, на двух здоровяков блондинов, растерянно и испуганно застывших чуть поодаль, на быстро темнеющее, в темных снеговых тучах, небо. Опять вспомнила свой сегодняшний сон и теплую постель, свои грезы, что утром так не хотели ее отпускать… и тут резко и остро пожалела о том, что приехала сюда. Жуткая усталость, как после тяжелой болезни, сдавила плечи. Неужели, заболевает? Хотела же остаться в кровати…
— Да ну вас…
Юлия досадливо махнула рукой, сделала шаг в сторону от капища… но неожиданно вздрогнула.
— ВЕРНИСЬ!
Повелительный голос жреца прозвучал резко и зычно, а глаза, ставшие вдруг двумя острыми льдинками, угрожающе блеснули.
Откуда ему было знать, что Юлию и раньше, а после некоторых событий особенно, трудно испугать угрожающим тоном и гневно блистающими взглядами? А вот разозлить — вполне.
Она встретилась с ним глазами, и словно голубой луч протянулся между двумя людьми. Что придало ей такую силу? Гнев? Усталость? Миг возмущения и необъяснимого внутреннего сопротивления, такого мощного, что даже затмило глаза ярко-синим неоновым светом? Вид этих девиц в полутрансе или боль в спине, сделавшаяся такой острой, что больно стало держать голову высоко? Или все это вместе?
Только она с удивлением увидела, как рыжебородый жрец вдруг попятился. Сделал непроизвольно пару шагов назад, не отрывая от нее пораженного, изумленного и, смешно, как будто даже испуганного взгляда!
Он сощурился, ослепленный, и закрылся руками, все еще державшими бедную птицу. Возможно, просто от неожиданного, такого яркого посреди пасмурного полумрака солнечного луча, пробившегося в узкий просвет облаков прямо над ними? Он все еще держал руки поднятыми, и кровь мертвой птицы капала ему на светло-рыжую бороду. Смотреть на это было неприятно.
Пожав плечами, Юлия оглянулась по сторонам и бросила факел в снег. Появившись неизвестно откуда — видимо, все это время пряталась за заснеженными елками в стороне, его тут же подобрала девушка. Высокий рост, рыжая дубленка, русая роскошная коса из-под шапочки…
— Я буду вместо нее! Пожалуйста! Я смогу! — Серые глаза горели мольбой и фанатизмом.
Она подхватила факел, не успевший потухнуть. Жрец сделал ей знак, обозначающий согласие. И блеснул еще раз на Юлию угрозой снежных зрачков.
— Мара не простит! Ты будешь наказана за это… Жди кары.
— Ну, непременно, — пробормотала Юлия сквозь зубы, но так, чтобы было слышно кому надо. — Уже жду…
…Сумерки — ранние, зимние, пропитали снег сиреневым черничным соком, укрыли бесстыжую наготу стволов и веток полупрозрачной накидкой. Темные тучи, грозящие скорым снегопадом, создали над лесом ночь в середине дня.
Поднимаясь обратно на холм, Юлия почувствовала взгляд. Такое острое, такое знакомое чувство, что холодный пот раньше, чем она успела осознать произошедшее, выступил на лбу, тут же схватившись морозной коркой.
Юлия резко обернулась, покорно ожидая снова чего-то ужасного. Ее даже занесло сюда, в эту первобытную бредятину… Ничего страшного или даже необычного она не увидела. Просто состояние, видимо, такое — нервно-неровное. И немудрено. Особенно в этом месте, с бубнами, кострами и жертвоприношениями!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});