рядом с водителем; Сане не оставалось ничего другого, кроме как устроиться позади. Но при этом всю дорогу до Майкиного дома она ловила в зеркале заднего вида взгляд Ивана и конфузилась, не зная, как правильно реагировать. Казалось бы, ну смотрит и смотрит, подумаешь – преступление… но, блин, какое он имеет право смотреть так, что кожа покрывается мурашками?
– Увидимся завтра в универе, девчонки, – улыбнулся Чеба, когда они поблагодарили его за прекрасный вечер. – Надеюсь, я вам приснюсь, – пошутил он напоследок.
– Не сомневаюсь в этом… – кокетливо мурлыкнула Майка, многозначительно улыбнувшись.
Чеба расцеловал их в щёчки на прощание… и Саня ощутила, как предательски подрагивают у неё колени, когда чужое горячее дыхание обожгло кожу.
“Самовлюблённый клоун!” – быстро подумала она для очистки совести, но почему-то не испытала больше столь ярко выраженных негативных эмоций, которые вызывал у неё Чеба всего пару дней назад.
Майка затем полночи вещала о том, как безумно она влюблена, и Саня всё больше и больше терзалась угрызениями совести.
“Я должна отойти в сторону, – решила она уже под утро, измученная недосыпом и пылкой подружкиной болтовнёй. – Больше никаких “дружеских” прогулок втроём, никаких походов в клубы… пусть разбираются сами. Один на один!”
Пообещать оказалось проще, чем сделать.
НАШИ ДНИ
– Ты мне не нравишься, – бесцеремонно заявила Майка, с придирчивостью профессионального фотографа рассматривая её измученное лицо. – Выглядишь просто кошмарно.
– Спасибо, подняла настроение – во как! – вздохнула Саня, подавив смутное раздражение; зря она всё-таки позвонила подруге по видеосвязи.
– Ну не злись, Санчес! – Майка серьёзно покачала головой. – Я же это не для того, чтобы тебя обидеть…
– А для чего? Чтобы окончательно угробить мою самооценку? – устало отозвалась Саня. – Май, я и сама всё знаю. И как выгляжу – тоже. Просто вымоталась. Конец года, всё такое…
– Да при чём тут конец года, у тебя все триста шестьдесят пять дней такое состояние! – возмутилась Майка. – На тебя смотреть страшно, ты же как зомби!
– Хорошо, ты можешь предложить что-то конкретное, чтобы решить эту проблему, или так просто – потрындеть? – уточнила Саня холодно. – Если второе, то извини, я лучше пойду ужин готовить.
– Не обижайся, но тебе жизненно необходим классный бодрящий секс и питеротерапия для закрепления результата! – выпалила Майка так быстро, словно заранее заготовила эту реплику.
Саня даже поперхнулась.
– Питеро… что? – уточнила она осторожно, намеренно проигнорировав часть фразы, касающуюся классного секса.
Какой там секс, господи! Саня давно уже забыла, что это такое. Даже до развода, если уж совсем откровенно, всё было весьма и весьма печально. Они с Чебой практически перестали заниматься любовью в последний год совместного проживания, а если это и случалось по инициативе мужа (очень изредка), то подавалось под кислым соусом неизбежности. Фразочка из бородатого анекдота “Боже, опять эти нелепые бессмысленные телодвижения!” практически стала их семейным девизом. Саня дёргалась и переживала из-за того, что их неловкая торопливая возня может ненароком разбудить Ляльку, и так спавшую слишком чутко и беспокойно, Чеба психовал, потому что жена слишком напряжена и не может расслабиться… в общем, толку выходило мало, а удовольствия – и того меньше. Это не было актом любви – скорее уж, воплощало классическое представление об исполнении супружеского долга.
– Приезжай ко мне, – разрушила затянувшееся молчание Майка, – ты совсем оборзела, дорогуша, уже четыре года в Питере не была!
– Ну куда я поеду, смеёшься, что ли, – надеясь, что голос предательски не дрогнул, выдавая её истинные чувства, отозвалась Саня.
Тон всё-таки получился жалобным, почти жалким – даже на собственный слух. Она уже практически смирилась с мыслью, что в этом году пролетает с поездкой, но именно теперь вдруг отчётливо осознала, как сильно – до боли, пронзительно, отчаянно, безумно! – хочет в Питер. Вот прям щас!!!
Саня даже зажмурилась на мгновение, позволив себе маленькую слабость – вообразить, что снова оказалась в чудесном Майкином жилище с видом на Фонтанку.
Это была удивительная квартира, которая буквально дышала историей. Со старинной мебелью, роскошной изразцовой печью, столетней плиткой на полу в кухне, а также потрясающей лепниной ручной работы на потолке в гостиной, арочными окнами, эркером и даже древним телефонным аппаратом фирмы “Эриксонъ и Ко”. Телефон, конечно, давным-давно уже не работал и представлял собой скорее музейную ценность, а вот печь до сих пор исправно топилась и здорово выручала Майку в сырые и промозглые питерские вечера.
Между допотопными двойными рамами Майка выкладывала вату – для впитывания влаги и утепления, потому что из щелей нещадно сквозило; антикварная мебель угрожающе скрипела и практически разваливалась, а лепнина безбожно крошилась и время от времени осыпалась гипсовой крошкой прямо на голову хозяйке, которая ругалась на чём свет стоит и грозилась сделать капитальный ремонт, но всё-таки Саня знала – Майка не променяет свою ветхую захламленную квартирку ни на какие шикарные современные апартаменты, даже если ей доплатят за это.
Четыре года назад они с Лялькой приезжали в Питер на лечение. Останавливались тогда как раз у Майки, с которой только-только начали общаться после нескольких лет взаимного игнора. Саня всеми правдами и неправдами добыла контакты специалиста – да не простого, а золотого, буквально светила, работающего с детьми, имеющими нарушения развития разной степени тяжести. Его имя гремело не только в Петербурге, но и по всей России в целом. Говорили, что он творит настоящие чудеса. Репутация у светила была отменная, деньжищи за свои услуги он драл немалые, а вот помочь так и не сумел. Возможно, им просто не повезло… Саня всей душой надеялась, что после этих сеансов у дочери будет хоть какой-то положительный сдвиг в развитии, однако всё так и застопорилось на мёртвой точке.
В первый же вечер, уложив Ляльку спать, подруги выпили немного вина за встречу, осторожно нащупывая нейтральные темы для разговора и старательно обходя стороной деликатные моменты общего прошлого, неловкие для них обеих. Беседа текла вполне гладко ровно до того момента, пока Майка вдруг не кинулась к Сане на шею, а затем заревела в голос и сбивчиво залопотала слова покаяния.
“Прости меня… прости, пожалуйста, Санчес, прости! – она буквально захлёбывалась плачем. – Это я во всём виновата… я!”
Растерянная и испуганная Саня гладила её по волосам, не понимая, в чём конкретно виновата перед ней Майка и за что сейчас извиняется.
“Когда вы с Чебой поженились, я же тебя почти возненавидела. Да не почти, а реально… – выдохнула подруга сквозь слёзы. – Я вам обоим зла желала. Всерьёз, всей душой! – она кусала губы, с трудом подбирая слова. –