после моего рождения. К тому времени, когда я стал изучать это дело, тот человек, которого признали виновным и осудили за убийство малышки, сидел в тюрьме уже тридцать три года.
После командировок в Детройт и Милуоки в качестве местного агента, в 1977 году я получил направление в отдел поведенческих наук (BSU) Академии ФБР в городе Куантико, штат Вирджиния, где преподавал прикладную криминальную психологию по программе национальной академии бюро. Слушатели там были разные: агенты-новобранцы, опытные детективы, полицейское начальство. Проблема заключалась в том, что многие из этих парней (в то время женщин среди учащихся у нас было очень мало) знали об обучающих примерах больше меня. Иногда к нам попадал шеф полиции или старший следователь, реально работавший по какому-либо делу, которое рассматривалось в качестве учебного примера.
Не желая показаться несведущим, глупым или тем и другим перед матерыми копами, я решил встретиться лицом к лицу с жестокими убийцами, выяснить, что происходило у них в головах во время совершения преступлений и какие мысли приходили к ним потом. Мы с коллегой-инструктором Робертом Ресслером регулярно проводили «выездные школы» для местных отделений полиции и шерифов по всей стране, и я понял, что эти поездки дают нам прекрасную возможность посетить особо опасных преступников в разных учреждениях для длительного содержания.
Так, неформально и неофициально, мы приступили к изучению серийных убийц, а в итоге все это вылилось в подробнейшее исследование с финансированием от Национального института юстиции (NIJ). В соавторстве с Ресслером и доктором Энн Берджесс из Пенсильванского университета я написал две знаковые книги – «Сексуальные маньяки. Психологические портреты и мотивы» (Sexual Homicide: Patterns and Motives) и «Руководство по классификации преступлений» (Crime Classification Manual) – и укрепил свою карьеру как первого оперативного поведенческого психолога-криминалиста ФБР.
Удивительно было – по крайней мере, для нас в то время, – что практически каждый убийца из нашего «списка желаемых лиц» согласился поговорить с нами. Одно из самых ранних интервью я и Боб Ресслер взяли у Уильяма Джорджа Хайренса в тюрьме Стейтсвилл в городе Джолиет, штат Иллинойс. В 17 лет Хайренс признал себя виновным в убийстве маленькой Сюзанны Дегнан, а также двух взрослых женщин: 40-летней домохозяйки Джозефин Росс и 31-летней Фрэнсис Браун, которая служила в женском подразделении WAVE Военно-морского флота во время Второй мировой войны.
Обнаженное окровавленное тело Браун обнаружили в ее квартире неподалеку от дома Росс утром 11 декабря 1945 года, когда горничная Марта Энгельс пришла туда убираться. Она обнаружила Браун в ванне с пулевым ранением черепа и с ножом в горле. На стене гостиной красной помадой убитой Браун была нацарапана то ли мольба, то ли, возможно, издевательская насмешка:
Ради бОга пОймай Меня
ПрЕжде Чем Я Убью Снова
Я не могу себя контролировать
На следующий день расторопные чикагские газетчики уже успели опубликовать новости об этом, где назвали неизвестного субъекта (в наших кругах неизвестный субъект называется термином UNSUB) этого отвратительного и ужасного преступления «Помадным убийцей».
Мы с Ресслером подготовились к интервью в Джолиете, изучив материалы дела Уильяма Хайренса и сведения о его пребывании в тюрьме. Он был образцовым заключенным на протяжении всего срока и первым из осужденных в Иллинойсе, кто получил высшее образование, выполнив дипломную работу.
В отличие от многих преступников, кого мы исследовали или только собирались, в Хайренсе не обнаруживалось никакого высокомерного, «зловещего», эгоистичного или властного поведения. В нем не было ничего пугающего; в отличие от некоторых, с кем мы беседовали, он не производил впечатления зверя, жаждущего оторвать нам головы. Он был вежлив, грамотно разговаривал, однако на протяжении всех нескольких часов интервью настаивал на своей невиновности. Он утверждал, что его запугали в полиции Чикаго, вынудив признаться. Жаловался на своих адвокатов: якобы, желая спасти его от электрического стула, они придумали сделку с признанием вины и заставили ее заключить.
На любой наш вопрос у Хайренса был готов ответ. Он открыто признался в своей продолжительной карьере взломщика, однако клялся, что у него есть алиби на время совершения всех трех убийств и что его не было даже близко к местам совершения преступлений. Он так увлеченно рассказывал о своей невиновности, что его настойчивость стала убедительной, я был уверен, что Хайренс смог бы тут же успешно пройти проверку на детекторе лжи. Когда мы выходили из тюрьмы, я думал про себя: черт возьми, может, этот парень и правда зря мотает срок?
Одна из главных загадок человеческого существования – это то, что на самом деле происходит между двумя людьми в любой ситуации. Когда этой ситуацией становится убийство, такая тайна обостряется до крайности. Возможно ли такое, чтобы этот конкретный подозреваемый оказался способен на худший поступок из тех, которые один человек может совершить против другого? А если нет, то кто это сделал?
Сущность уголовного правосудия заключается в том, чтобы собрать как можно больше доказательств, улик, любых зацепок, какие только приходят на ум, и в итоге представить и рассказать логическую, последовательную и правдоподобную историю. Она должна возникнуть и у следователя, и у защиты, и у обвинения. Версия, которая подкупает присяжных, в конечном счете и определяет исход дела. Я научился этому, а нынешние психологи-криминалисты учатся в Академии ФБР в Куантико: применяют наши знания, опыт и чутье, чтобы интуитивно составить историю, в которой жертва известна, а хищник неизвестен. Как всегда бывает в уголовном правосудии, есть несколько способов рассказать остальную часть истории Уильяма Хайренса.
Меня настолько впечатлили его вполне правдоподобные заявления о своей невиновности, что по возвращении в Куантико я откопал свои копии материалов дела и просмотрел все ключевые моменты.
Я перенес материалы на второй этаж академической библиотеки, куда часто ходил, когда хотел сосредоточиться. На моем рабочем месте постоянно звонил телефон, да и коллеги частенько заходили со своими вопросами или еще под каким-то предлогом, мешая мне этим. Кроме того, работая в той сфере, основные метафоры для которой – мрак и ночь, я предпочитал солнечный свет. В то время отдел поведенческих наук располагался в офисах на глубине 18 метров под землей, это пространство изначально было спроектировано как бункер для экстренных служб. Что