Читать интересную книгу Вешние воды - Эрнест Хемингуэй

— Mon Dieu! [боже мой! (франц.)] — воскликнул Скриппс.

— Я страшно перепугалась, — продолжала официантка. — Потом позвонила, чтобы вызвали управляющего. Пришел портье, и я попросила объяснить, где моя мать. «Что вы, мадемуазель! — ответил портье. — Мы и знать не знаем. Вы приехали сюда с генералом таким-то...». Как, бишь, его? Никак не припомню фамилии...

— Пусть будет генерал Жоффр, — предложил Скриппс.

— Да, что-то вроде этого, — сказала официантка. — Я была сама не своя от страха. Вызвали полицию, я потребовала регистрационную книгу. «Увидите, — говорю, — что я записана вместе с матерью». Пришли полицейские, и портье принес книгу. «Вот смотрите, мадемуазель. Вы записаны тут с этим генералом, с ним и приехали вчера вечером в нашу гостиницу». Я была в отчаянии. Наконец, вспомнила, где находится парикмахерская. Послали за парикмахером. Ажан привел его в гостиницу. «Я вчера заходила к вам со своей матерью, — сказала я парикмахеру. — И мать купила у вас флакон нюхательной соли». «Я хорошо вас помню, мадемуазель, — отвечал парикмахер. — Но вы были не с матерью. Вы были с пожилым французским генералом. И он, кажется, купил щипчики для усов. Во всяком случае, покупка записана в моих книгах, можно уточнить». Я себя не помнила от горя. Тем временем полицейские привели извозчика, который доставил нас от вокзала в гостиницу. Он тоже клялся, что я была не с матерью... Ну как, не надоела вам моя история?

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Скриппс. — Если бы вы только знали, как трудно найти хороший сюжет!

— Ну, — сказала официантка, — да это почти и все. С тех пор я больше никогда не видела мамы. Обратилась в посольство, но и там ничем не могли помочь. Правда, в конце концов они установили, что Ламанш я переплыла вместе с нею, но большего добиться не удалось. — На глазах немолодой официантки выступили слезы. — Так я больше и не видела своей мамочки. Никогда. Ни разу.

— Ну, а что генерал?

— В конечном итоге он одолжил мне сто франков — деньги небольшие, даже по тому времени. Я поехала в Америку и стала официанткой. Вот и вся история.

— Да нет, наверно, не вся, — усомнился Скриппс. — Голову даю наотрез, что не вся.

— Знаете, иногда и мне так кажется, — согласилась официантка. — Я чувствую, что это далеко не все. Должно же быть какое-то пояснение наконец. Сама не знаю, почему эта история сегодня с самого утра не идет у меня из головы.

— Хорошо, что вы сбросили с души этот груз, — сказал Скриппс.

— Да, — усмехнулась официантка, и морщинки на ее лице разгладились. — Даже как-то легче стало.

— Скажите, — спросил ее Скриппс, — не найдется ли в вашем городе для нас с пичугой какой-нибудь работы?

— Честной? — спросила официантка. — Я знаю только о такой.

— Да, честной, — подтвердил Скриппс.

— Я слышала, требуются рабочие на новую помповую фабрику, — сказала официантка.

В самом деле, почему бы ему не попробовать делать что-нибудь руками? Работал же ими Роден. Вон и Сезанн был мясником. А Ренуар — плотником. Пикассо в детстве работал на табачной фабрике. Гилберт Стюарт — тот самый, что нарисовал знаменитые портреты Вашингтона, репродукции которых висят теперь в каждом классе любой американской школы, — Гилберт Стюарт был когда-то кузнецом. А еще Эмерсон... — подручный у маляра. Джеймс Рассел Лоуэлл, как слышал Скриппс, в молодости служил телеграфистом. Как тот парень на станции. И кто знает, может, и он, этот местный телеграфист, уже пишет свой «Thanatopsis» [«Размышления о смерти» — поэма американского поэта У.К.Врайэнта (1794-1878), до сих пор являющаяся одной из самых известные американских поэм] или это, «Водяным птицам» [его же стихотворение]. Почему бы тогда и ему, Скриппсу О'Нилу, не поступить на помповую фабрику?

— Вы еще зайдете? — спросила официантка.

— Если позволите.

— И пташку свою тоже приносите.

— Хорошо, — сказал Скриппс. — А сегодня она, бедняга, устала. Право, ночь выпала нелегкая, особенно для нее.

— Еще бы! — согласилась официантка.

Скриппс снова вышел на улицу. В голове у него окончательно прояснилось, и он чувствовал себя готовым к новой жизни. Помповая фабрика — это тебе не фунт изюму! Помпы теперь везде нужны. На Уолл-стрите в Нью-Йорке люди каждый божий день наживают и теряют на помпах целые состояния. Скриппс сам слышал об одном таком — меньше чем за полчаса он сорвал на этих помпах куш в добрых полмиллиона. Уж они-то знают, откуда ветер дует, эти великие дельцы с Уолл-стрита.

Оказавшись на улице, он оглянулся на вывеску. «Кус на любой вкус». Хорошая приманка, ничего не скажешь. Правда ли, что у них поваром негр? Один раз, когда окошечко на кухню осталось приоткрытым, ему на миг показалось, будто там мелькнуло что-то черное. А может, повар просто вымазался возле плиты?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«БОРЬБА ЗА ЖИЗНЬ»

И я торжественно заявляю, что не имел ни малейшего намерения кого-либо опорочить или очернить, ибо, хотя все тут доподлинно списано с книги природы и вряд ли найдется хоть один персонаж или событие, взятые не из моих собственных наблюдений и опыта, я постарался всячески затемнить выведенные образы различными обстоятельствами, ложными приметами и красками, так чтобы сквозь них не проглядывали подлинные приметы времени, а если они и проглядывают. то разве только там, где изображаемый порок настолько незначителен, что кажется выдумкой, над которой и сам прототип может посмеяться вместе со всеми.

Генри Филдинг.

1

Скриппс пошел искать место. Честное слово, ему не повредит поработать своими руками. От закусочной он двинулся мимо парикмахерской Маккарти. Заходить туда он не стал. Выглядела парикмахерская так же заманчиво, как и раньше, но Скриппсу в первую очередь нужна была работа. Он резко свернул за угол и очутился на главной улице Петоски. Красивая широкая улица, по обеим сторонам кирпичные и каменные дома. Улица привела Скриппса к той части города, где находилась помповая фабрика. Он растерянно остановился у входа. А в самом ли деле это помповая фабрика? Правда, рабочие непрерывно выносили оттуда помпы и ставили их на снег, а потом обдавали водой из ведер, чтобы они покрылись ледяной коркой, которая защитит их от зимней непогоды не хуже любой краски. А вправду ли это помпы? Может, тут какой-нибудь подвох? Эти помповые дельцы — известные бестии.

— Послушайте! — обратился Скриппс к одному из рабочих, который поливал водой еще не обсохшее, только что вынесенное новенькое изделие, стоявшее на снегу как бы в молчаливом протесте. — Это помпы?

— Со временем будут помпы, — сказал рабочий. Скриппс наконец удостоверился в том, что это-таки помповая фабрика. Его не проведешь. Он пошел к дверям. На них висела табличка:

ВХОДИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ. ВАМ ТОЖЕ.

«И мне?» — подумал Скриппс. Потом постучал и вошел.

— Я хотел бы поговорить с управляющим, — сказал он, стоя в темноте.

Мимо него сновали рабочие с новыми, еще не обработанными насосами на плечах. Они мурлыкали обрывки каких-то песен. Рычаги гремели, словно протестуя. На некоторых помпах рычагов не было. «Им, пожалуй, еще и повезло», — подумал Скриппс. К нему подошел невысокого роста человек — крепко сбитый, приземистый, с широкими плечами и мрачным лицом.

— Вы хотели видеть управляющего?

— Да, сэр.

— Я тут мастером. Мое слово — закон,

— А нанимать и увольнять тоже имеете право? — спросил Скриппс.

— Могу и то и другое. За милую душу, — ответил мастер.

— Мне нужна работа.

— Опыт есть?

— В помповом деле нет.

— Ладно, — сказал мастер. — Будете работать сдельно. Эй, Йоги! — позвал он одного из рабочих, который стоял и смотрел в окно. — Покажи новенькому, где ему приткнуться и как ориентироваться в этих дебрях. — Мастер внимательно осмотрел Скриппса с ног до головы. — Я австралиец, — сказал он. — Надеюсь, вам понравится у нас на фабрике.

Рабочий, которого звали Йоги Джонсоном, отошел от окна.

— Рад познакомиться, — сказал он.

Это был коренастый, хорошо скроенный человек. Один из тех, кого можно встретить почти всюду. Он, казалось, немало повидал на своем веку.

— Ваш мастер — первый австралиец, которого я вижу в жизни, — сказал Скриппс.

— Да никакой он не австралиец, — возразил Йоги. — Просто во время войны служил вместе с австралийцами и вот с тех пор под впечатлением.

— А вы были на войне? — спросил Скриппс.

— Да, — сказал Йоги Джонсон. — Я пошел первым из Кадиллака.

— Наверное, есть что вспомнить?

— Для меня это много значило, — подтвердил Йоги. — Идемте, покажу вам наше хозяйство.

Скриппс последовал за этим человеком, который повел его по фабрике. В цехах было сумрачно, но тепло. Одни рабочие, голые по пояс, огромными клещами снимали помпы с конвейера, отбрасывали непригодные, а хорошие ставили на другой конвейер, который транспортировал их в охладительную камеру. Другие, большей частью индейцы, вся одежда которых состояла из тряпки, обернутой вокруг бедер, разбивали забракованные помпы молотами и теслами, а потом переплавляли их на топоры, рессоры к фургонам, ползуны, формы для отливки пуль — разнообразные побочные изделия большой фабрики. Как заметил Йоги Джонсон, тут ничего не пропадало даром. Несколько мальчишек-индейцев сидели на корточках в углу в стороне от большой вагранки и, мурлыча какую-то древнюю песню своего племени, делали из мелких наплывов, получавшихся при отливке помп, лезвия безопасных бритв.