Читать интересную книгу Последняя весна Лисовина. Истории о братьях наших меньших и больших - Наташа Хабибуллина

Где-то на полпути в ее хитрой головке рождается план: она притворяется, что смирилась и, кротко поглядывая на вас, всем своим видом как бы дает понять: я ваша навеки!

Сбитые с толку, мы отстегиваем поводок. В ту же секунду собаку сдувает как ветром. Кричим вдогонку, грозим, умоляем вернуться – без толку! Приходится бросать ведра с урожаем и возвращаться – ловить беглянку.

Лялька трусиха. Ни за что не войдет темный подъезд, пока не зажжешь хотя бы спичку. Если спичек нет, собаку нужно хватать под мышку и нести к лифту. Сама ломать ноги впотьмах она отказывается.

Лялькины враги – дождь и слякоть. Она терпеть не может пачкать лапы, потому что знает – придется мыться. А Лялька ох как этого не любит!

– Лялька, лапы мыть!

Ага, сейчас! Забьется под ванну и рычит. Приходится выманивать ее оттуда пряником.

Под душем Лялька стоит мокрая, жалкая, несчастная, как цуцик. Чуть зазеваешься, так и норовит вырваться и выпрыгнуть из ванны. Если это ей удается, она принимается звонко лаять и наматывать круги по всей квартире. Совершенно одурев, носится из комнаты в комнату, сбивая ковры, опрокидывая стулья. С размаху взлетает на кресло, с кресла на кровать, оттуда мчится, как угорелая, в спальню. Всё распотрошит, перебуровит, скинет одеяло на пол и давай по нему елозить – то одним боком трется, то другим… Это она у нас так сушится.

Ночью услышит какой-нибудь шорох в подъезде – перебудит весь дом. Лает – заливается, вот я какая смелая! Но если нас, хозяев, дома нет – не издаст ни звука.

Нажимая кнопку звонка, я уже заранее могу предугадать, вернулась ли Танька из школы, а родители – с работы. Лялька гавкает – все дома, молчит, значит, нет никого.

Открываю дверь своим ключом. Обычно Лялька вихрем несется навстречу, радостно скулит, подпрыгивает, как мячик, пытаясь лизнуть в щёку. Но сейчас она понимает, что провинилась, поэтому притворяется спящей. Я нарочно долго снимаю в коридоре ботинки, гремлю ключами, шебуршу курткой. Наконец Лялька выползает, сонная, взлохмаченная, щурится на свет, широко зевает, как бы удивляясь моему приходу и самой себе:

– А-а, это ты? Ну, проходи. А я вот что-то заспалась, звонка не услыхала…

Лялька очень не любит чужих. В прихожей гости первым делом кричат нам: «Уберите своего волкодава!» Хотя росту в «волкодаве» от горшка два вершка, за пятки он кусает будь здоров! Причем, только в пределах квартиры. На улице Лялька к чужакам совершенно равнодушна. Но дом – это святое. Это ее территория!

Пришел однажды в гости к нам сосед. Увидел пигалицу Ляльку, хохотнул:

– Да что эта кукла мне сделает?

А «кукла» незаметно подкралась сзади и ка-ак цапнет соседа за пятку. Бедолага не столько испугался, сколько удивился. Аж подпрыгнул от неожиданности.

С тех пор старается обходить нашего «волкодава» стороной.

Дружбаны

Утро начинается с того, что Лялька запрыгивает на кровать и радостно лижет меня в нос. Я открываю глаза и думаю, как же здорово, что она у меня есть! Вообще-то у нас дома живет еще кошка Моня, и надо сказать, они с Лялькой отлично ладят.

Вместе спят, вместе лакают молоко из одной миски. Хулиганят, кстати, тоже вместе. Даже перенимают повадки друг у дружки – Лялька обожает дремать, свернувшись калачиком на подоконнике, а Моня на каждый звонок бежит к двери и рычит, как собака. Да и на даче лучше Мони сторожа не найти. Гоняет всех – псов, котов, соседей.

Среди ночи я просыпаюсь от громкого чавканья – это Ляля, забравшись на стол, уплетает за обе щеки семечки из пиалы. Еще она допивает чай и кофе из кружек, оставленных на полу. А если к её проказам присоединяется Монька, то это уже настоящая банда! Когда дома никого нет, Моня запрыгивает на плиту и скидывает на пол сковородку с рыбой или мясом. То-то им радости! Приходишь – лежат обе кверху пузом, сытые, довольные, а рядом пустая сковородка валяется.

Временами смеха ради мы устраиваем друзьям испытание – просим включить свет в комнате. Пока гость нашаривает за ковром выключатель, Моня бросается на него из темноты пантерой – думает, это с ней так играют. Ох и визг стоит!

Говорят, будто животные не могут видеть себя в зеркале. Вранье! У моей бабушки жил щенок, так он постоянно играл со своим отражением. Бывало, спрячется за зеркало, выскочит и давай сам на себя тявкать! Потявкает и снова бежит прятаться.

Моня – та обожает телевизор смотреть, особенно, когда там тигров показывают. Сядет напротив и царапает по экрану лапкой – зовет «родственников» поиграть.

Спят Лялька с Моней только на кровати, да еще норовят, где помягче улечься – на подушке. Если их попросить немного потесниться, они сначала поворчат, но всё же подвинутся.

А вот у моей подруги колли если уж разляжется на диване, так разляжется никакими силами ее оттуда не стащишь. Рычит, зубы скалит – хоть сам у двери на коврике спать ложись.

Словом, животные – те же люди. Любят вкусно поесть, сладко поспать, и выпить, кстати, тоже любят. У моего знакомого дома живет огромный дог. Его хлебом не корми – дай пива хлебнуть. Зараз может выдуть целую кружку. Сидит потом с блаженными глазами и икает, как заправский алкоголик, а Эдик ему еще и сигарету предложит. Дог пожует-пожует, да и выплюнет – мол, что это за дрянь ты мне подсунул!

А у других знакомых собака, наоборот, терпеть не может пьяных. Одному подвыпившему прохожему так все штаны изодрала, что бедняга сразу протрезвел и припустил по улице куда глаза глядят.

Бродяга

На природе нас очень любят сопровождать незнакомые собаки. Идешь на речку, обязательно какой-нибудь бобик следом увяжется. Бежит рядом, кувыркается, гоняется за бабочками. Или только разведешь на полянке костер, достанешь припасы, как из кустов скромно потупившись, вылезет лохматый полкан – не найдется ли и для меня колбаски?

Бродяга. Он повстречался нам в Доме отдыха. Мы собирались сплавляться на резиновой лодке до города, спускались к реке, а громадный тигровой окраски пес – смесь дворняги с бультерьером деловито шастал по лесу. Обнюхивал пни, шумно зарывался носом в рыжую хвою и пробовал на зуб какие-то травинки. Ошейника на нем не было.

– Привет, бродяга!

Пес вопросительно взглянул на нас и без лишних слов пристроился рядом.

Пока мы надували лодку и укладывали в нее рюкзаки, пес изучал глинистый берег, сосредоточенно что-то вынюхивал и высматривал в кустах.

Мы тем временем отчалили.

– Пока, Бродяга!

С минуту пес сидел неподвижно, провожая лодку долгим недоуменным взглядом. Затем сорвался с места и галопом припустил следом, словно испугавшись, что мы можем исчезнуть навсегда.

Мы замахали руками:

– Домой, домой!

Но пес и не думал возвращаться.

«Ничего, устанет, вернется» – подумали мы и налегли на весла. Течение с готовностью подхватило наше резиновое суденышко, и вскоре пес скрылся за поворотом.

Мы проплывали гору Солдырь, когда в прибрежных ивовых кустах что-то страшно затрещало, и среди листьев мелькнул знакомый тигровый силуэт.

Бродяга!

Он пер напролом, как медведь. Даже здание водозабора с колючей проволокой его не остановило. Подняв тучу брызг, пес сиганул в кувшинки. Молотя по воде мощными лапами, выплыл на середину реки и принялся нарезать вокруг лодки круги, всем своим видом давая понять, как он рад, что наконец-то нас нагнал.

На песчаных островках под водозабором мы сделали привал – наломали сучьев, развели костерок. Солнце припекало, и Бродяга, переплыв заросшую камышами протоку, залег чуть поодаль в теньке. Пока жарилась курица, он не скулил, не попрошайничал, как это обычно бывает с собаками. Старательно отводя взгляд, пес хранил деликатное молчание, даже вздремнул слегка. Можно было подумать, что курица его совсем не интересует. И лишь когда мы позвали Бродягу к «столу», пес вежливо принял приглашение.

Он осторожно брал зубами хрящики и куриные шкурки и в два счета перемалывал их мощными челюстями.

После обеда мы немного повалялись на солнышке, стряхнули песок с полотенец, и, побросав их в лодку, засобирались в путь.

– Ну все, теперь прощай, брат!

Впереди топкий коряжистый берег, непролазные дебри тростника, заросли кувшинок.

Собаке сквозь них не продраться.

Бродяга беспокойно заметался по острову. Полуголые люди в пузатой зеленой лягушке, медленно покачиваясь на волнах, уплывали прочь. Еще чуть-чуть и скроются из виду. Дольше медлить нельзя и пес бесстрашно бросился в воду. Разодрал могучей грудью кувшинковые путы, сделал пару отчаянных гребков, выбрался на сушу, и, отряхнувшись, опрометью припустил за лодкой.

А тут новая беда: берег крутой, отвесный, понизу никак не проскочить – сверзишься в воду.

– Поверху иди! – кричим. – Вон туда подымайся!