Читать интересную книгу Земля в цвету - Вадим Сафонов

Это наиболее молодая и уже самая многочисленная растительная армия: в ее ряды входит десятая часть всех известных ботаникам семенных растений; и, может быть, нет такого места на земной суше, которое не завоевал бы какой-нибудь из отрядов армии сложноцветных.

Злаки, сложноцветные, несколько уступающие им в численности мотыльковые, изобильная семья орхидных с самыми роскошными цветами на земле; то причудливые деревца, то серые, неказистые былинки — молочайные; пестрая толпа мареновых, куда входят и деревья — хинное и кофейное, и бурые, груболистые придорожные травы — вот самые могучие армии Зеленой страны.

Пласты каменного угля напоминают о древних сумрачных чащах исполинских папоротников, хвощей, плаунов, образовавших эти подземные склады солнечной энергии. А сейчас дальневосточный экспресс несколько суток мчится сквозь тайгу — самый большой (вместе с южноамериканскими «гилеями») лес на земле.

И все же степи уже теснят лес. Не ветеран дремучего бора, дуплистый дуб, а дружный, сомкнутый покров разноцветно переливающегося на ветре луга — вот, может быть, самый главный герои сегодняшнего растительного мира! Правда, не просто идет борьба деревьев и трав. Да и человек не взирает на нее бесстрастно. Об этой борьбе, о лесе, наступающем и отступающем, и о вмешательстве человека нам придется еще говорить дальше…

РАЗВЕДЧИК И ХОЗЯИН

Земля нетронутая и необъятная простиралась некогда вокруг первобытного человека. Великий мир растений давал ему корни, плоды, зерна, луковицы; укрывал человека в непогоду; человек охотился в лесу.

И много тысячелетий человек разведывал дороги в Зеленой стране. Когда он перешел от простого собирания того, что она дарила, к покорению ее? Когда он стал не только разведчиком, но и хозяином ее?

Может быть, женщина, собиравшая съедобные клубни, колоски диких злаков для детей и для общего очага, пока мужчины охотились, — женщина первая заметила, как из оброненных зерен выходят крепкие ростки. Но еще должно было пройти долгое время, пока это простор и поразительное наблюдение могло стать прочным и нужным званием.

Как заглянуть во тьму безвозвратно миновавших тысячелетий? Но попробуем мысленным взором что-нибудь разглядеть в той далекой жизни, такой не похожей на все, что окружает нас сейчас.

Времена «тощие» чередовались для первобытных людей с временами «жирными». И «тощих» было куда больше.

И вот вообразим себе.

То ли год худой выдался, — а тут и мыши и муравьиное нашествие; то ли охотники-воины соседнего племени нагрянули и пограбили — только осталось поселение без свято хранимых своих запасов. Сказали мы: поселение, а ведь не одно, а сотни поселений оказывались то и дело в таком положении. И всем в них приходилось плохо, а круче всех женщинам-матерям, хранительницам очага. Им первым — печаль и беда.

Кидались собирать новые запасы. И когда-нибудь в каком-то поселении догадалась, наконец, какая-нибудь из женщин помочь беде, умножив то, что осталось или что собрали: сделать так, чтобы новые запасы сами выросли. В теплых краях это недолго: 2–4 месяца — весь круг жизни однолетнего растения.

Думать надо, много раз и во многих местах начиналось великое дело человечества — земледелие, начиналось и опять гасло, забывалось. А когда оно, наконец, утвердилось, были этому не случайные причины — не отдельные беды и неудачи, не отдельные наблюдения зорких и внимательных людей. Нет, причины были важные и общие. Нужно было, чтобы до этого доросло, доразвилось человеческое общество. Должны были уже измениться самые обстоятельства жизни людей.

Это произошло на рубеже между древним и новым каменным веком. Люди, еще не знающие металлов, вооруженные каменными топорами, копьями и стрелами с каменными наконечниками, жили родовым строем. Не существовало государства, но уже гуще сделались поселения, жили оседлее. Были уже у людей домашние животные — собаки, свиньи.

Каменная мотыга стала первым орудием обработки земли. Работали женщины, «собирательницы колосьев».

Что же росло на первых «полях»?

Если судить по лесным полукочевым племенам Африки, Малайского архипелага и Южной Америки, то человек начинает с возделывания корнеплодов и клубневых. У нынешних племен это таро, арорут, ямс, батат, маниок. Все — растения зарослей. Это еще лесное земледелие. С него, может быть, и начал человек. Но с ним недалеко уйдешь. Оно только подспорье для племен, главное занятие которых по-прежнему охота.

А чуть только земледелие по-настоящему стало земледелием, съедобные корни джунглей должны были уступить главное место зерновым. И зерновое земледелие появилось уже в очень давние времена. В черепках битой посуды, найденных на месте нескольких самых старых поселений и стоянок человека в Европе, обнаружены зерна пшеницы, ячменя; они пристали некогда к морской глине у первобытных гончаров, влипли, вмуровались в нее — ученые увидели зерна, когда догадались разламывать черепки.

Это самые первые, известные нам следы земледелия. Им, может быть, восемь-десять тысяч лет.

В свайных поселениях, которые существовали за пять-шесть тысяч лет до нашего времени (остатки их находят, например, в Швейцарии), уже было «регулярное» сельское хозяйство. А на востоке, в стране Элам, тысяч семь лет назад сеяли просо, пшеницу, сахарный тростник. Чуть моложе земледелие у сумеро-аккадов. Вавилоняне сеяли уже и бобовые; были у них и сады: древние источники говорят о «прекрасных садах». Финиковая пальма доставляла хлеб, сладкий «мед», финиковое вино; а ячменя, по словам древнегреческого географа Страбона, у вавилонян было столько, «как нигде».

Три, а может быть, и больше тысячи лет назад знали земледелие и наши предки, прародители нашего народа, жившие в наших южных степях.

Больше шести тысяч лет назад египетские земледельцы кинули зерна в илистую теплую почву, еще влажную после нильского разлива. Хлебные злаки египтяне заимствовали у сумеро-аккадов.

А далеко на востоке, в долине широкой, полноводной Янцзы, закладывался великий китайский земледельческий очаг. Древние летописи упоминают пять растений, которые якобы научил возделывать своих подданных мифический император Шеи-Нук: это рис, два вида проса, пшеница (или ячмень) и соя. Было это будто бы в двадцать восьмом веке до нашей эры…

И никто не знает точно, когда возникли оба главных заокеанских очага: на плоскогорьях Мексики и в Перу. Но было в них все не так, как в Старом Свете. Из злаков — одна кукуруза. На втором месте после кукурузы — хуаугли, амарант — кустики, увешанные метелочками. Возделывали там еще картофель, табак, тыквы, фасоль. И странно нам представить себе, что рос среди них наш подсолнечник. Только его не возделываем — рос он сорняком на кукурузных полях.

Давно нет разрозненных, оторванных друг от друга очагов земледелия — поля сомкнулись на целых материках. Необозримо умножалось число сельскохозяйственных культур.

Чего только не увидишь на шумном, пестром, веселом летнем базаре или осенью во фруктовой лавке, где горками, пирамидками лежат плоды и пахнут сладким, пряным, немного винным запахом! Плоды румяные, пурпурные, золотистые, темные с прозеленью, матово-прозрачные, гладкие, бугристые. То самых прихотливых, то идеально геометрических форм…

А если еще поглядеть в «помологиях» цветные таблицы, изображающие разные сорта, полистать «фармакопеи» с сонмами лекарственных трав, припомнить нашу Сельскохозяйственную выставку перед войной, когда кусок земли в пригороде Москвы был превращен в страну чудес, таких чудес, самое существование которых многие до того и не подозревали, то количество растений, покорных человеку, покажется нам неисчислимым. Шутка ли, ведь тысяч десять лет прошло с той поры, как человек заставил первое растение жить не по своей, а по его, человеческой воле.

И тем больше поражает нас это неиссякаемое изобилие культурных сортов и форм, что ведь выросло оно из сравнительно небольшого числа диких растительных видов.

Обнаружено примерно тридцать тысяч видов растений, так или иначе полезных нам. Но среди этих тридцати тысяч громадное большинство только платят дань — человек не стал их полным хозяином. Мы разрабатываем лесные богатства, но лес, за редкими исключениями, растет сам по себе, без участия людей. В весенних светлых рощах мы цедим прозрачный сладкий сок, обильно сочащийся, когда «острою секирой ранена береза». Летом и осенью мы ходим за ягодами и за грибами: мы не сеяли их. На берегах морей собирают водоросли, «морскую траву», они идут на удобрение; из них добывают йод и агар, одинаково нужный бактериологической лаборатории и кондитерской фабрике. Отправляются экспедиции за лекарственными травами. А египтяне делали свой знаменитый папирус, используя дикие заросли папирусной осоки…