— Наконец-то! — сказал Поллок с бесконечной благодарностью, когда понял значение гудка. Он поспешно зажег костер дрожащими руками, бросил голову в огонь и ушел, чтоб уложить свой саквояж и проститься с Перерой.
В этот же день Поллок с чувством бесконечного облегчения наблюдал, как плоский, болотистый берег Сулимы уменьшается вдали. Отверстие в длинной белой полосе прибоя становило все уже. Ему казалось, что оно замыкается, и по ту сторону прохода останутся все его неприятности. Чувство страха и тревоги постепенно улетучивалось.
В Сулиме все кругом дышало верою в злобу и черную магию людей из племени Порро; Порро казалось чем-то всеобъемлющим, грозным, кошмарным. Теперь же владения Порро сузились до маленькой площади, маленькой черной полоски между морем и голубыми туманными холмами Мендийского плоскогорья.
— Прощай, Порро! — сказал Поллок. — Прощай! Не до свидания, а прощай навсегда!..
Капитан парохода подошел к нему, наклонился через решетку и, пожелав ему доброго вечера, сплюнул в воду в знак дружеской интимности.
— Я достал сегодня на берегу славную диковинку, — сказал капитан. — Я еще не встречал подобного изделия нигде, кроме Индии.
— А что такое? — спросил Поллок.
— Консервированная голова, — сказал капитан.
— Что?!
— Голова. Копченая. Голова одного из этих Порро, вся изукрашенная рубцами. Что такое? Что с вами? Ничего? Я не думал, что вы такой нервный. И лицо позеленело! Честное слово! Вы не годитесь в моряки. Вам лучше, а? Ого, как вас скрутило! Ну, голова, о которой я вам рассказывал, изумительная в своем роде. Она сейчас у меня в каюте вместе с парочкой змей; у меня там много всяких редкостей. Я опустил ее в банку со спиртом, и черт ее побери, если она там не перевернулась лбом вниз! Что с вами?
Поллок с бессвязным криком схватился за голову и кинулся к борту с намерением броситься в воду. Опомнившись, повернулся назад.
— Однако, — удивился капитан. — Джек Филипс, придержи его маленько! Не подходите! Ни с места, мистер! Что с вами случилось? Вы сошли с ума?
Поллок прижал руку к голове. Не стоит объяснять.
— Да, мне кажется, я иногда схожу с ума, — сказал он, — у меня сильная головная боль. Приходит неожиданно. Вы извините меня, надеюсь?
Поллок был бледен и весь в поту. Он вдруг ясно понял, как опасно сойти за сумасшедшего. Он заставил себя предпринять ряд действий, которые должны были вернуть ему доверие капитана. Он отвечал на его сочувственные расспросы, выслушивал его советы, согласился даже подержать за щекой глоток чистого спирта. Покончив с этим, он задал капитану ряд вопросов по поводу его торговли редкостями.
Капитан подробно описал голову. При этом Поллок все время старался подавить в себе дикое убеждение, что пароход прозрачен, как стекло, и что он ясно видит перевернутое лицо, которое смотрит на него из каюты под его ногами.
На пароходе Поллоку приходилось еще тяжелее, чем в Сулиме. Он должен был весь день держать себя в руках, несмотря на ясное сознание близости этой страшной головы. Ночью возвращался прежний кошмар. Он со страшным усилием заставлял себя проснуться, цепенея от ужаса, с заглушённым, хриплым криком, застывшим в горле.
Он расстался с реальной головой в Батхерсте, где пересел на пароход, направлявшийся в Тенериф; но его сны и тупая боль в костях остались при нем. В Тенерифе он пересел на пароход из Капской колонии, но голова продолжала преследовать его. Он играл в карты, в шахматы. Принялся даже за чтение, но остерегался пить. И что же? Каждый раз, когда ему попадались на глаза круглая черная тень или круглый черный предмет, он вспоминал о голове и видел ее. Он ясно понимал, что это обман воображения, но ему все же временами казалось, будто корабль, пассажиры, матросы, широкое море — все это только часть бледной фантасмагории, которая висела между ним и ужасным реальным миром, едва заслоняя его. Человек из племени Порро, просовывающий свое дьявольское лицо сквозь эту завесу, был единственной неоспоримой реальностью. Тогда Поллок вставал, прикасался к разным вещам, что-нибудь пробовал, жевал, жег себе руку спичкой или втыкал в себя иголку.
В этой мрачной и молчаливой борьбе со своим воображением Поллок доехал до Англии. Он высадился в Саутгемптоне и прямо с вокзала Ватерлоо проехал к своему банкиру в Корнхилл. Здесь он переговорил о деле с управляющим в его частном кабинете, а голова все время висела в виде украшения под черной мраморной доской камина, и кровь капала с нее на решетку. Он слышал, как падали капли крови, и видел красные пятна на решетке.
— Красивое растение, — сказал управляющий банком, проследив за его взглядом, — но от него ржавеет решетка.
— Да, — сказал Поллок, — очень красивое растение. И это напомнило мне… Не можете ли вы рекомендовать мне врача по нервным болезням? У меня иногда бывают… эти… как они называются? — галлюцинации.
Голова дико, бешено захохотала. Поллок удивился, что управляющий не замечает ее. Но тот ничего не замечал, он только с удивлением смотрел Поллоку в лицо.
Взяв адрес врача, Поллок вышел на Корнхилл. Извозчиков не было видно. Он пошел пешком и попытался перейти на другую сторону улицы против дворца лорд-мэра. На этом месте переход через улицу — нелегкая задача даже для опытного лондонца; извозчики, телеги, кареты, омнибусы тянутся здесь непрерывным потоком. Человеку, только что вернувшемуся из малярийных пустынь Сьерры-Леоне, все это представляется каким-то головокружительным хаосом. Но если к тому же ему под ноги попадет перевернутая голова, подскакивающая, как резиновый мяч, и оставляющая кровавые следы на земле, — где тут надеяться избежать несчастья? Поллок судорожно поднял ногу, чтобы не наткнуться на голову, а затем яростно лягнул ее. В эту минуту что-то резко толкнуло его в спину, и он почувствовал жгучую боль в руке.
На него наехал омнибус; дышло сбило его с ног, а одна из лошадей раздробила ему копытом три пальца левой руки, по странной случайности как раз те самые пальцы, которые он отстрелил человеку из племени Порро. Его вытащили из-под лошадиных копыт и нашли адрес врача в его раздавленной руке.
Первые два дня все ощущения Поллока тонули в остром, сладком запахе хлороформа и были связаны с мучительными операциями, не причинявшими ему мучений, со спокойным лежанием в постели. Затем у него сделался легкий жар; он почувствовал сильную жажду, и прежний кошмар вернулся. И только тогда он заметил, что был свободен от кошмара целый день.
«Если бы мне вместо пальцев раздробили череп, я, может быть, совсем избавился бы от кошмара», — сказал себе Поллок, задумчиво разглядывая темную подушку, вдруг принявшую форму головы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});