— Ты так думаешь?
— Я знаю!
Джино заразился ее энтузиазмом. Он изложил ей свои планы насчет мраморной веранды и роскошного бассейна в голливудском стиле, но она в ужасе всплеснула руками.
— Ох, нет! Вы же его погубите! Уж если хотите строить бассейн, то как можно проще, чтобы не разрушить очарование естественности. Ничего нельзя менять — только побелить и кое-что подновить, — она вдруг отдала себе отчет в том, что навязывает ему свое мнение. — Простите, мистер Сантанджело. Я увлеклась. Не обращайте на меня внимания.
Он никак не мог поверить, что Марии двадцать лет. Ей можно было дать шестнадцать. Юная и непосредственная.
— Эй, — воскликнул он, будучи не в силах отвести от нее взгляд. — Можешь звать меня Джино.
Точно так же обратилась к нему Клементина Дюк во время его первого посещения ее дома. Господи Иисусе! Он же старик. Сорок три года. А в душе он чувствовал себя совсем юным. Ему всегда будет двадцать.
Девушка поколебалась.
— О'кей — Джино.
— Вот и умница.
Этим знойным полднем их взгляды встретились, и Мария почувствовала во всем теле слабость. Ноги стали ватными. Она бессознательно протянула руку и дотронулась до шрама у него на щеке.
— Откуда это?
Вот уже много лет никто не смел задавать Джино подобных вопросов, но он почему-то не рассердился.
— Подрался. Давным-давно.
Вспомнилась Синди. Ослепительная блондинка Синди. Жалко, что все так кончилось.
— Почему тебя это интересует? Она отдернула руку.
— Просто любопытно.
— Любопытство сгубило кошку…
— А удовлетворенное любопытство воскресило, — она совсем по-детски рассмеялась. И все же она не ребенок. Женщина. Которая, подсказывала ему интуиция, сможет его удовлетворить. Он желал ее так, как ни одну женщину в мире.
Она выжидательно смотрела на него, словно хотела, чтобы он сделал первый шаг.
Он взял ее за руку и повел в сад.
— Давай-ка перекусим. Посиди чуток, я схожу к машине за провизией.
Мария послушно опустилась на траву, подобрав под себя длинные загорелые ноги.
Он принес французскую булку, ломтики ветчины, тепловатую кока-колу. Они с аппетитом подкрепились.
— Давно ты гостишь у Косты с Дженнифер? — спросил Джино, просто чтобы завязать непринужденную беседу.
— Шесть дней. Это просто чудо!
— Ага. Они — идеальная пара.
— О да!
Он изучал ее лицо. Нежная кожа, слегка тронутая загаром. Огромные прозрачно-голубые глаза. Длиннущие ресницы. Сочные губы.
— На следующей неделе вы все переезжаете в Нью-Йорк?
— Да. Дженнифер хочет устроить грандиозный прием по случаю моего дня рождения.
— Дня рождения? Сколько же ты здесь пробудешь?
— До конца сентября.
Джино хлебнул кока-колы.
— Не рановато ли праздновать? Ты вроде бы родилась в декабре?
— Пятнадцатого сентября мне стукнет двадцать один год.
— Декабря.
— Нет, сентября.
Джино молча переваривал новость. Если Мария родилась в сентябре, значит, выходя замуж, прелестная Леонора уже была беременна. Его невинный ангел забрюхател! Пока он изливал душу в любовных посланиях и хранил верность, эта дрянь путалась с кем попало. Замечательно! Просто ужас! Дерьмо собачье! Неудивительно, что Коста не захотел ему говорить.
Но с тех пор столько воды утекло! Какая теперь разница?
— Почему вы решили, что мой день рождения в декабре? — полюбопытствовала Мария.
Джино пожал плечами.
— Просто ошибся.
Она теребила травинку.
— Вы с мамой… ну… она была вашей девушкой? — у нее было такое чувство, словно сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Нельзя задавать такие интимные вопросы. Но ей очень нужно знать!
— С чего ты взяла? — насторожился Джино.
— Не знаю. Мама ничего не рассказывала, но… я догадалась… по обрывкам разговоров.
— Ну, так ты неправильно догадалась. Я знал твою мать. Приезжал в гости к твоему дяде. Мы подружились. Вот и все.
— Теперь вы уже не друзья. Мама вас терпеть не может. Предполагается, что мне ничего не известно, но одним из условий моей поездки было, чтобы я ни под каким видом не встретилась с вами.
— Правда?
Она кивнула, подняла на него глаза и снова дотронулась до шрама.
— Но я рада, что мы встретились.
Не было ничего естественнее, чем взять ее руку и приложить к губам.
— Ты такая красивая.
Мария почувствовала: это не просто комплимент, Джино говорит серьезно.
— Спасибо, — прошептала она.
Их окутала тишина. Он продолжал держать ее руку. Она не опускала глаз, словно ждала. Он начал медленно расстегивать пуговицы на ее платье. Она молчала. На мгновение Джино вспомнил, как впервые поцеловал Леонору — в Сан-Франциско, в заливе. Холодная, мутная вода. Ее прижавшееся к нему трепещущее юное тело…
Но это не Леонора. Мария.
Он расстегнул платье до пояса и положил руку на ее теплую, влажную грудь. На девушке не было лифчика, это его разожгло.
— Поцелуй меня сначала, — тихо произнесла она.
Он убрал руку, взял в ладони ее лицо и начал целовать. Погрузил язык в теплую глубину ее рта; она робко повторила его движение. Какой у нее сладкий рот — точно спелый плод!
— Я хочу поцеловать твой шрам, — сама не сознавая, что говорит, прошептала Мария. Она провела пальцем, а затем повторила тот же путь нежными губами.
Нещадно палило солнце.
Джино тем временем разделся до трусов. Хорошо, что он сохранил отличную физическую форму. Ни унции лишнего жира.
Он аккуратно стянул с ее плеч платье. Обнажились великолепные груди. Он стал целовать их.
Девушка не шевельнулась, не произнесла ни слова. Просто сидела и позволяла ему делать все, что он хотел.
Он взялся за нижние пуговицы. Стащил с нее трусики и схоронил голову там, где был светлый треугольник пушистых волос. Она вздрогнула.
— Нет. Пожалуйста, не делай этого.
Он бережно погладил ее и положил на траву. Похожа на Леонору. Но это Мария. Теперь-то уж он не перепутает.
— Ты так прекрасна, — пробормотал он, стягивая трусы и взгромождаясь на нее.
Она раздвинула ноги, но он никак не мог войти в нее. И вдруг понял.
— Иисусе Христе! — Джино скатился с девушки. — У тебя еще никого не было, да?
— Неважно, — прошептала она. — Я этого хочу.
— О Господи! — Джино лег на спину и уставился в безоблачное небо. То, что она оказалась девственницей, вернуло его на землю. Это же дочь Леоноры, ради всего святого. Что он себе позволяет! Хочет наверстать упущенное?
Он натянул трусы.
— Что случилось? — Мария села и инстинктивно прикрыла грудь. Этот жест напомнил ему, что она — чистая, порядочная девушка. Они не пара.