Читать интересную книгу Фатерланд - Роберт Харрис

Он внезапно устыдился своего обращения с Йостом и подумал было спуститься вниз и извиниться. Но потом, как всегда, решил, что его долг перед погибшим важнее всего. Он искупит свое грубое обращение, если установит его личность.

Дежурная часть берлинской криминальной полиции занимает на Вердершермаркт почти весь третий этаж. Марш, перешагивая через ступеньку, подымался туда. У входа часовой с автоматом потребовал пропуск. Глухой стук электронных замков – и дверь открылась.

В половину задней стены – усеянная лампочками карта Берлина. Созвездие, оранжевое в полумраке, обозначает сто двадцать два городских полицейских участка. Левее вторая карта, ещё больше размером, – всего рейха. Красными лампочками отмечены города, достаточно большие, чтобы там создавались собственные отделения крипо. Центр Европы полыхает огнем. Далее к востоку его интенсивность постепенно падает, а за Москвой лишь несколько разрозненных искр, мерцающих в темноте, как огоньки костров. Планетарий преступности.

Дежурный по Берлинскому округу Краузе сидел на возвышении под картами. Он был на телефоне и приветливо помахал рукой подошедшему Маршу. Перед ним за стеклянными перегородками с наушниками и микрофонами сидело около десятка женщин в накрахмаленных белых блузках. Чего только ни доводилось им слышать! Из поездки на Восток возвращается домой унтер-офицер танковой дивизии. Поужинав, он достает пистолет и убивает жену и одного за другим троих детей. Потом разбрызгивает по потолку собственные мозги. Сосед в истерике вызывает полицию. Сообщение попадает сюда и, прежде чем поступить этажом ниже, в коридор с потрескавшимся зеленым линолеумом и затхлым табачным запахом, подвергается проверке, оценивается и излагается в сжатом виде.

Позади дежурного офицера секретарь в форме наносила с кислой физиономией данные на доску со сводкой ночных происшествий. Она состояла из четырех колонок: опасные преступления, преступления с применением насилия, происшествия, несчастные случаи со смертельным исходом. Каждая из категорий в свою очередь делилась на четыре раздела: время, источник информации, подробности, принятые меры. Все смерти и увечья за обычную ночь самого большого в мире города с десятимиллионным населением умещались в виде условных знаков на нескольких квадратных метрах белого пластика.

С десяти часов прошлого вечера было десять смертельных случаев. Самое тяжелое происшествие – 1М2Ж4Д – трое взрослых и четверо детей погибли в автомобильной катастрофе в Панкове вскоре после одиннадцати. Меры не принимались – дело можно передать орпо. В Кройцберге при пожаре сгорела семья, у бара в Веддинге поножовщина, в Шпандау до смерти избили женщину. Прерванное утро самого Марша записано последним – 06:07 (О) (означавшее, что сообщение поступило от орпо) 1М Хафель – Марш. Секретарь отступила в сторону и громко щелкнула колпачком ручки.

Краузе закончил телефонный разговор и смотрел с виновато-миролюбивым видом.

– Марш, я уже извинился перед тобой.

– Забудь об этом. Мне нужен список пропавших. Район Берлина. Скажем, за последние сорок восемь часов.

– Нет проблем. – Краузе облегченно вздохнул и повернулся на вращающемся стуле к женщине с кислым выражением лица. – Вы слышали, что просит следователь, Хельга? Проверьте, не поступило ли что-нибудь ещё за последний час. – Он снова повернулся к Маршу, глядя на него красными от недосыпания глазами. – По мне, хватило бы и часа. Но любая неприятность вокруг этого места – знаешь, что это значит.

Марш посмотрел на карту Берлина. Большая часть её покрыта серой паутиной улиц. Но слева два ярких цветных пятна: зеленое пятно Грюневальдского леса и протянувшаяся вдоль него голубая лента Хафеля. В озере в форме человеческого зародыша свернулся остров, связанный с берегом тонкой пуповиной.

Шваненвердер.

– У Геббельса дом все ещё там?

Краузе кивнул.

– И у остальных.

Это было одно из наиболее фешенебельных мест в Берлине, по существу, правительственная закрытая территория. С дороги просматривались несколько десятков больших домов. У входа на дамбу – часовой. Прекрасное место для уединения, идеальное с точки зрения безопасности, удобное для частных причалов; и уж совсем не подходящее для того, чтобы обнаружить труп. Труп вынесло на берег менее чем в трехстах метрах от острова.

Краузе заметил:

– Местные орпо называют его «фазаньей тропой».

Марш улыбнулся: на уличном жаргоне «золотыми фазанами» называли партийных вождей.

– Нехорошо слишком долго оставлять мусор у таких дверей.

Вернулась Хельга.

– Лица, объявленные пропавшими с воскресного утра и до сих пор не обнаруженные, – она вручила Краузе длинный печатный список имен, тот мельком взглянул на него и передал Маршу.

– Вполне достаточно, чтобы загрузить тебя работой. – Он находил это забавным. – Я бы посадил на него твоего приятеля, толстяка Йегера. Помнишь, ведь этим делом нужно было заняться ему?

– Спасибо. Я хотя бы начну.

Краузе покачал головой.

– Ты же работаешь за двоих. Никакого продвижения, и платят хреново. Ты что, чокнутый?

Марш свернул в трубочку список пропавших. Наклонился и легонько постучал ею по груди Краузе.

– Забываешься, приятель, – сказал он. – Работа делает тебя свободным.

Лозунг трудовых лагерей.

Он повернулся и стал пробираться между рядами телефонисток. У себя за спиной он расслышал, как Краузе убеждал Хельгу:

– Вы же понимаете, что я имел в виду? Ничего себе шуточки!

Марш вошел в кабинет как раз в ту минуту, когда Макс Йегер вешал пальто.

– Зави! – распахнув руки, воскликнул Йегер. – Мне уже передали из дежурной части. Ну что я могу тебе сказать?

Он был в форме штурмбаннфюрера СС. На черном мундире ещё оставались следы завтрака.

– Отнеси на счет моего старого доброго сердца, – сказал Марш. – И не слишком радуйся. На трупе не было ничего такого, что позволило бы установить его личность, а в Берлине с воскресенья числятся пропавшими сто человек. Чтобы только просмотреть список, понадобится несколько часов. А я обещал после обеда забрать к себе сына, так что тебе придется заняться этим одному.

Он закурил и рассказал о деталях: месте обнаружения тела, отсутствии ступни, подозрениях относительно Йоста. Йегер слушал, бормоча про себя. Это был неповоротливый, неопрятный медведь двухметрового роста с неуклюжими руками и ногами. Ему было пятьдесят, почти на десять лет больше, чем Маршу, но они сидели в одном кабинете с 1959 года и нередко работали по одному делу. Сослуживцы на Вердершермаркт за спиной в шутку называли их лисой и медведем. В том, как они, с одной стороны, пререкались, а с другой – выгораживали друг друга, было что-то от старой супружеской пары.

– Вот список пропавших. – Марш сел за стол и развернул список: фамилии, даты рождения, время исчезновения, адреса сообщивших. Йегер наклонился к списку из-за его плеча. Он курил толстые душистые сигары, которыми провонял его мундир. – Если верить доброму доктору Эйслеру, наш покойник скончался вчера где-то после шести часов вечера, так что, возможно, хватились его, самое раннее, часов в семь-восемь. Может быть, даже ждут, что он объявится нынче утром. Поэтому его может не оказаться в этом списке. Но нам следует рассмотреть две другие возможности, не так ли? Первая: он исчез до того, как погиб. Вторая – и мы по горькому опыту знаем, что такое возможно, – Эйслер напутал со временем наступления смерти.

– Этот малый не годится и в ветеринары, – заметил Йегер.

Марш быстро сосчитал.

– Сто две фамилии. Я бы дал нашему покойнику лет шестьдесят.

– Для верности, скажем, пятьдесят. Никто не сохранит свою лучшую форму, похлебав двенадцать часов водичку.

– Верно. Итак, исключаем из списка всех родившихся после 1914 года. Должна остаться дюжина фамилий. С опознанием совсем легко: не отсутствовала ли ступня у дедушки? – Марш сложил листок, разорвал пополам и передал одну половинку Йегеру.

– Где возле Хафеля есть участки орпо?

– В Николасзее, – начал Макс, – Ваннзее, Кладове, Гатове. В Пихельсдорфе, но это уже слишком далеко к северу.

Следующие полчаса Марш по очереди обзванивал каждый из них, включая Пихельсдорф, интересуясь, не передавали ли в участки одежду и нет ли среди местных бродяг человека, похожего на найденного в озере. Ничего. Он занялся своей половиной списка. К половине двенадцатого, исчерпав все возможные фамилии, Марш встал и потянулся.

– Господин Никто.

Йегер кончил звонить десятью минутами раньше и курил, глядя в окно.

– Известный малый, правда? По сравнению с ним даже ты пользуешься чьей-то любовью. – Он вынул изо рта сигару и стал собирать прилипшие к языку крошки табака. – Я поинтересуюсь, в дежурной части, может, будут ещё какие-то фамилии. Оставь это мне. Желаю хорошо провести время с Пили.