Первейшая заповедь путешественника гласит: не спеши. Семь раз загляни, один войди.
Оскар поднялся по ступенькам и осторожно приоткрыл дверь. Из щели вырвались на свободу клубы табачного дыма, аромат копченых свиных ног, вонь кислой капусты и звуки, больше всего похожие на то, что внутри тошнит какого-то крупного животного.
— Порядок, — удовлетворенно сказал Оскар, переступая порог и одобрительно осматриваясь.
Темные потолочные балки, проступающие в дымном тумане контуры колеса люстры и приятная для глаза матовость столов (которой можно добиться, если в течение нескольких лет их не мыть, а просто смахивать мусор) неопровержимо свидетельствовали: трактир самый что ни на есть классический. Попроси в таком месте фрикасе и получишь за непристойное предложение в глаз, зато градус напитков и накал человеческого общения превзойдут твои самые смелые ожидания.
Мокрый тростник, которым был устлан пол, зачавкал под большими ногами Оскара, решительно направившегося к стойке. Страдающий от несчастной любви граф скромно побрел следом.
В этот ранний час трактир был почти пуст.
На вешалке у входа висели всего три куртки из грубой буйволиной кожи и почему-то карнавальный костюм — черная мантия волшебника и колпак из плотного картона, обтянутый шелком. Прямо на шелк были патокой наклеены золотые звездочки, и вокруг них роем вились мухи.
За маленьким столиком у стены, протянув ноги на свободные стулья, лицами в тарелках мирно спали трое. В том, как тараканы облепили рассыпанные остатки их еды, было что-то успокаивающее, домашнее, и напряженный Хендрик немного расслабился.
— Ых-ых-ых!
Оглянувшись, Оскар обнаружил в соседнем углу под связками лука и сухих перцев источник странных животных звуков. Уронив голову на скрещенные руки, горько плакал немолодой лысый мужчина в кожаном фартуке. Скользнув затуманенным взглядом по вошедшим посетителям, он на минуту прекратил рыдания и вытер глаза клетчатым носовым платком. Стало слышно, как на кухне капает вода и кто-то храпит. За стойкой было пусто.
Оскар с интересом кинул взгляд на ряды пузатых бутылок с засунутыми в них перцами, корешками, змейками и ящерками и деликатно кашлянул. Хендрик, который жаждал запить хоть чем-нибудь приторно сладкий леденец, нетерпеливо постучал по столешнице костяшками пальцев.
Существо, материализовавшееся за стойкой по этому сигналу, можно было назвать взрослым человеком исключительно условно.
Это был хлипкий белокурый юноша в шерстяном свитере колючей домашней вязки, из рукавов которого торчали худые запястья. По цвету и форме его лицо напоминало вялый огурец и имело соответствующее выражение. Юноша выжидающе посмотрел на двоих нетерпеливых посетителей, но ничего не сказал.
Первым молчание решился нарушить Оскар.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Э-э-э… кажется, это трактир? Мы хотели бы выпить что-нибудь тонизирующее. «Мертвую Мэри», например.
— И попить, — добавил Хендрик, сглатывая липкую слюну. — Мы в городе проездом. Так что если вы составите нам компанию и расскажете о свежих новостях, будем очень рады.
Юноша широко открыл бледно-голубые глаза и уставился на них так укоризненно, словно у него попросили лом и лопату, чтобы немедленно отправиться на местное кладбище и вволю поглумиться над трупами.
— Сегодня «Дырявый бубен» закрыт, — трагически опустив уголки губ, выдавил он из себя наконец.
— А эти? — возмущенно ткнул пальцем в сторону спящей за столиком троицы Хендрик.
— Это вчерашние.
— Вчерашние?! — От возмущения в голосе Хендрика прорезались высокие петушиные ноты. — Ты издеваешься над нами? Дай хоть стакан воды!
— Не кричите на мальчика, у него горе. Я вас сам обслужу. — Эти слова были полны такого неподдельного страдания, что Оскар и Хендрик дружно оглянулись.
Человек, минуту назад рыдающий за столиком, прошаркал разношенными тапками без задников в сторону стойки. Поставив перед Хендриком стакан воды, он приготовил две пустые стопки и приступил к приготовлению «Мертвой Мэри», дрожащими руками отмеряя вустерский соус.
Только сейчас, и то исключительно по кожаному фартуку, Оскар догадался, что это и есть настоящий владелец заведения. Лицо «Дырявого бубна», так сказать.
Осознав этот удивительный факт, Оскар совсем не обрадовался и даже больше того — насторожился. Потому что из всех трактирщиков, виденных дипломатическим работником в жизни (а их было немало), этот был самым необычным.
Оскару встречались за стойкой хронические пьяницы, тайком отпивающие из стаканов посетителей, абсолютные трезвенники, под неодобрительным взглядом которых даже глоток слабого пива застревал в горле, и прочие оригиналы. Чего стоил только один глухой как пень старичок, которому приходилось выкрикивать заказ непосредственно в ухо! Но еще ни разу Оскару не приходилось видеть несчастного трактирщика. Плачущий трактирщик — нонсенс, столь же неестественное явление, как радостно хохочущий гробовщик.
Оскар молча, но выразительно мотнул головой «племяннику», намекая на то, что лучше выйти на улицу и поискать другое заведение. Страдающий от жажды Хендрик успел с ворчанием отклеить зад от высокой табуретки, как произошло нечто уж совсем странное.
Трактирщик встретился взглядом с Оскаром и вдруг расплылся в изумленной улыбке, словно бы нечаянно узрел чудо. В сочетании с заплаканными глазами и ножом в дрожащей руке, улыбка производила жутковатое впечатление. Пока компаньоны, не сговариваясь, пятились к двери, хозяин успел выскочить из-за стойки с резвостью козла и преградить им путь. Широко расставив руки, словно тореадор, идущий на быка, он заключил Оскара в крепкие объятия и присосался к его щеке.
Оскар, который как дипломатическая персона искренне считал, что обматерить незнакомого человека на иностранном языке значит оказать ему уважение, от неожиданности громко выругался сразу на трех. Трактирщик отвалился от его щеки словно сытая пиявка и радостно заорал:
— Мама миа! Робертино! Теперь я уверен — это точно ты! Кендрино, сынок, посмотри сюда — это же мой лучший друг Робертино!
Вялый юноша вежливо наклонил голову.
— Друг? — осторожно повторил Оскар, продолжая отступать задом к выходу и толкая плечом Хендрика.
— Это же я, Солли! — закричал трактирщик. — Неужели ты не помнишь меня, Робертино? Захолустная деревушка Дольчезадо, наша веселая компания и ты— ее душа! Мио мафиозо! Тино!
Оскар резко затормозил. Всего секунду его лицо выражало замешательство.
Потом он решительно раскрыл объятия, растянул свой большой рот в самую широкую улыбку, на которую был способен, и с преувеличенной аффектацией, свойственной провинциальным актерам, заорал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});