офицерской среды, покрывать нарушителей. За рукоприкладство привлекали к ответственности даже в условиях военного времени. Например, в 1916 г. был предан киевскому военно-окружному суду командир 647-й пешей Волынской дружины подполковник Хондзинский за то, что ударил старшего унтер-офицера той же дружины К. Костюка[40].
Говоря об этике офицеров российской императорской армии, нельзя не коснуться роли такого института, как суды чести (до 1912 г. они назывались суды общества офицеров). Как указывалось в Уставе дисциплинарном, «суды чести учреждаются для охранения достоинства военной службы и поддержания доблести офицерского звания»; на них возлагалось «рассмотрение поступков, не совместных с понятиями о воинской чести, служебном достоинстве, нравственности и благородстве»[41].
Суды чести могли рассматривать как проступки, за которые уголовная ответственность не предусматривалась, так и уголовно наказуемые деяния, не подменяя при этом судебные органы.
В число проступков, разбиравшихся в полковом суде чести, входили: заём денег в долг у нижних чинов, игра с ними в карты, написание анонимных писем, нечестная игра в карты, отказ от уплаты карточного долга, двусмысленное ухаживание за женой товарища по полку, появление в общественном месте в нетрезвом виде и т. п.
Суд чести мог вынести приговор об оправдании обвиняемого, или сделать ему внушение, или же принять решение об увольнении офицера со службы.
В случае увольнения офицера со службы решением суда чести, командование отчисляло его от должности. Затем, после соблюдения определенных процедур, решением военного министерства его увольняли в запас или отчисляли от службы совсем.
В компетенцию суда чести входили также дела об оскорблениях и столкновениях в офицерской среде. Разбирая подобные дела, суд чести мог принять решение о примирении поссорившихся офицеров, если оно признавалось согласным с достоинством офицера и традициями части, или же принимал решение о необходимости поединка, если находил, что поединок является единственным средством удовлетворить оскорбленную честь офицера.
Закон не давал определения поединка, но в офицерской среде им считался «… условленный бой между двумя лицами смертоносным оружием, для удовлетворения поруганной чести, с соблюдением известных установленных обычаем условий относительно места, времени, оружия и вообще обстановки выполнения боя».
Если кто-либо из поссорившихся офицеров отказывался от вызова на поединок или не принимал мер к получению удовлетворения путем поединка, он должен был подать в отставку. В случае, когда офицер не подавал прошение об отставке, командир части по истечении двух недель сам выходил с ходатайством об увольнении такого офицера.
Причиной дуэли могли стать только конфликты в частной жизни, а не по служебным вопросам: «Оскорбление на службе не может иметь места, ибо оно является оскорблением службы и касается чести не оскорбленного, а оскорбителя».
Обер-офицер не мог вызывать на поединок штабофицера или генерала, как старших, в то время как они обладали таким правом в отношении обер-офицеров.
За вызов начальника на поединок по делу, касавшемуся службы, следовало наказание в виде разжалования в рядовые или заключения в крепость на срок не ниже 1 года и 4 месяцев. Начальник, принявший вызов, подлежал такому же наказанию, что и сделавший вызов.
Исторически сложились правила проведения дуэлей, которые были закреплены в Уставе дисциплинарном. Договаривались о дуэли секунданты. Поединки могли быть на холодном или огнестрельном оружии, при этом оружие должно было быть одинаковым.
Дуэли были: до первой крови, до наступления невозможности со стороны одного из дуэлянтов продолжать бой, до тяжкой раны, дуэль с условием биться насмерть.
Если холодное оружие выпадало из рук или ломалось, то пользоваться этим и бить безоружного было нельзя; не допускались также удары по упавшему.
После первой раны бой обычно считался оконченным, но раненый мог потребовать продолжения дуэли. Во время дуэли на пистолетах первый выстрел делался или оскорбленным, или по жребию, или по желанию, в зависимости от достигнутой договоренности.
После поединка суд чести проводил дознание о поведении дуэлянтов и секундантов, ибо вдруг кто-то из участников дуэли «… не проявил при этом истинного чувства чести и личного достоинства, а обнаружил старание соблюсти лишь одну форму». Кроме того, рассматривались условия поединка.
В обществе были различные точки зрения на дуэли. Многим они были глубоко чужды, особенно в среде либеральной интеллигенции, их считали архаикой, предрассудком, ненужным и вредным.
Однако это было мировоззрением сугубо штатских людей, и офицерство придерживалось иных взглядов. «Для людей со слабо развитым чувством чести дуэль — варварство, но для офицера готовность стать под пулю ради защиты чести (своей или взятого под защиту лица, или своего полка, или своей Родины) была доказательством чести»[42].
Специфику воинской этики в этом вопросе тонко подметил выдающийся адвокат того времени В. Д. Спасович, который говорил, что поединок является символом того, как «… человек может и должен в известных случаях жертвовать… жизнью… за вещи, которые, с материалистической точки, не имеют значения и смысла: за веру, родину и честь. Вот почему обычаем этим нельзя поступаться»[43].
Именно культ чести побуждал офицеров выходить на дуэль, так как сохранение чести почиталось важнее сохранения жизни. «Честь — святыня офицера, она — высшее благо, которое он обязан хранить и держать в чистоте. Честь — его награда в счастье и утешение в горе… честь не знает ни тягот, ни опасностей, делает лишения легкими и ведет к славным подвигам. Честь не терпит и не выносит никакого пятна[44].
Таким был нравственный облик офицеров российской армии начала ХХ столетия. Конечно, как все люди, офицеры имели недостатки, человеческие слабости, различались характерами и привычками. Они жили в эпоху радикальных перемен, и происходившее в стране и обществе, так или иначе, оказывало на них влияние.
Однако все познается в сравнении. Жертвенное служение офицерства дает все основания согласиться с утверждением о том, что на переломе эпох корпус офицеров «в моральном отношении… стоял на высоте, возвышавшейся над всеми… Это не теория, это не лирика, это — действительность, подтвержденная тем непреложным фактом, что большая часть кадрового офицерства полегла на войне 1914–1917 гг., а оставшиеся в живых все, за малыми исключениями, были многократно ранены…»[45].
Много воды утекло с тех пор, и мир стал иным. Однако профессия военного по-прежнему остается не такой, как все остальные: только воинская служба подразумевает обязанность умереть, если это потребуется, во имя высших интересов.
Как и в начале ХХ века, ныне говорят о том, что готовность военных умереть — варварский атавизм, и надо воевать так, чтобы все выжили. Но война подразумевает смерть, и кто назовет хотя бы одну войну, в которой не было погибших?
Воинское служение имеет сакральный смысл, ибо осознанно умирать из-за денег не будет никто. Осознанно погибнуть можно за идею, подобную той, что одухотворяет воинскую службу.
Наемная армия не пойдет на верную гибель, ибо главная цель наемников — выжить и заработать денег. Офицеры императорской, а затем Советской Армии, в громадном большинстве своем, служили во имя идеи, и значит, не были наемниками.
Офицеры Вооруженных Сил Республики Беларусь, вне всякого сомнения, также не наемники. Следовательно, офицеров императорской армии, Советской Армии и белорусской армии объединяет главное — служение Отечеству.
Известный афоризм гласит: история наказывает за беспамятство. Кроме того, забывать о предшествующих поколениях, служивших во имя высоких целей, — безнравственно. Значит, наши современники должны воспринять у предшественников то лучшее, что оставило память в веках, и прежде всего — этический кодекс офицерства.
Примечания
1
Ярушевич, Е. О лучших традициях русского офицерства/Е. Ярушевич // Военный вестник. — 1943. — № 15–16. — С. 37–39.
2
Инструкция, определяющая правила военного воспитания и устройства внутреннего порядка в юнкерских училищах: приказ 31 августа 1901 г. № 319 // Приказы по военному ведомству за 1901 год. — С.-Петербург: Военная типография,1901. — С. 807–811.
3
Там же
4
Рычков, В. Чего не хватает нашим кадетским корпусам?/В. Рычков // Военный сборник. — 1911. — № 4. — С. 51–58.
5