Читать интересную книгу Обманчивый блеск мишуры - Найо Марш

Она уже собиралась повернуть назад, но теперь это было бы неловко, поэтому Трой помедлила. Мужчина поравнялся с ней, приподнял шляпу, поздоровался и, поколебавшись, добавил:

— Крутой здесь подъем. Голос был приятным.

— Да, — согласилась Трой. — Я, пожалуй, сыграю отбой. Я поднялась сюда со стороны Холбедза.

— Тоже довольно сложно, не правда ли? Хотя, конечно, не так, как с моей стороны. Простите, пожалуйста, но не вы ли знаменитая гостья Хилари Билл-Тосмена? Моё имя Мачбенкс.

— О, да. Он говорил мне…

— Я почти каждый вечер поднимаюсь сюда, чтобы потренировать ноги и лёгкие. Знаете, очень хочется выбраться из низины.

— Могу себе представить.

— Да. Хотя затея не из лёгких, не так ли? Но я не имею права удерживать вас дольше на этом зверском ветру. Надеюсь, мы ещё увидимся у рождественской ёлки.

— Я тоже на это надеюсь.

— Вам, наверное, кажутся странными порядки, заведённые в поместье?

— По крайней мере, непривычными.

— Конечно. Но я, знаете ли, целиком за это. Целиком и полностью.

Майор ещё раз приподнял свою влажную шляпу, взмахнул палкой и отправился восвояси. Снизу из тюрьмы донёсся звук колокола.

Трой вернулась в Холбедз.

Они с Хилари выпили чаю, уютно устроившись перед горящим камином в небольшой комнате, которая, как пояснил Хилари, была некогда будуаром его пра-прапрабабушки. Её портрет висел над камином. Судя по изображению, это была довольно вредная старая леди с чертами, отдалённо напоминающими черты самого Хилари. Комната была обита шёлком цвета зелёных яблок, окна украшали шторы с розами. Обстановка состояла из защитного экрана, французского столика, нескольких элегантных стульев и обилия фарфоровых безделушек.

— Я уверен, — сказал Хилари, проглотив кусок горячей булочки с маслом, — что вы считаете этот покой чересчур женственным для одинокого холостяка. Но он ждёт свою хозяйку.

— Вот как?

— Да. Её зовут Крессида Тоттенхейм, и она тоже приедет завтра утром. Мы собираемся объявить о нашей помолвке.

— И на что же она похожа? — спросила Трой, успевшая понять, что Хилари предпочитает прямые вопросы.

— Ну…, дайте подумать… На вкус, пожалуй, солоновата с лёгким ароматом лимона.

— Как жареная форель?

— Я могу сказать только одно: она не похожа ни на кого и ни на что.

— А все-таки?

— В таком случае она похожа на то, что вам наверняка захочется нарисовать.

— Ого! Вот откуда ветер дует?

— Да, причём сильно и неуклонно. Погодите, пока вам не представится возможность взглянуть на неё, а затем скажете, не возникло ли у вас желания принять ещё один заказ от Билл-Тосмена, причём на сей раз гораздо более приятный. Вы обратили внимание на пустое пространство на северной стене обеденного зала?

— Да.

— Оно предназначено для портрета Крессиды Тоттенхейм.

— Понятно.

— Она настоящая красавица, — произнёс Хилари тоном беспристрастной оценки. — Подождите, и вы сами это увидите. Кстати, она принадлежит театру…, то есть почти принадлежит. Она посещала академию, а затем перешла к занятиям неким “органическим экспрессивизмом”. Я пытался возражать, что это бессмысленный, неуместный и неблагозвучный термин, однако мои слова не произвели на Крессиду ни малейшего впечатления.

— И чем же они там занимаются?

— Насколько могу судить, они снимают с себя одежду, что в случае Крессиды может только доставлять удовольствие, и закрывают лица бледно-зелёными вуалями, что, опять-таки по отношению к Крессиде, является нелепым искажением исходного материала. Это положительно портит все впечатление.

— Забавно, но непонятно.

— К сожалению, тётя Клу не совсем одобряет Крессиду, хотя она очень нравится дяде Блоху. Он опекает её с тех пор, как её отец, младший офицер, был убит в оккупированной Германии, спасая жизнь дяде.

— Понятно.

— Знаете, чем вы мне нравитесь, если оставить в стороне ваш безусловный талант и особое художественное чутьё? Полным отсутствием так называемого украшательства. Вы — замечательное явление целого периода в живописи. Честное слово, не будь Крессиды, я бы непременно начал ухаживать за вами.

— Что полностью лишило бы меня необходимого для художника душевного равновесия, — веско произнесла Трой.

— Вы предпочитаете не сближаться с людьми, которых рисуете?

— Это мой главный принцип.

— Я вас вполне понимаю.

— Ну и прекрасно.

Хилари дожевал булочку, смочил салфетку горячей водой, вытер пальцы и подошёл к окну. Раздвинув усеянные розами шторы, он уставился в темноту.

— Идёт снег. Дядю Блоха и тётю Клумбу ждёт весьма романтический переезд через болота.

— Вы хотите сказать, что они приезжают сегодня?

— Ах, да, я и забыл предупредить вас. Мне же позвонил их дворецкий. Они выехали рано утром и должны появиться к ужину.

— У них изменились планы?

— Нет, это вполне ожидаемое решение. Дядя с тётей начинают готовиться к визиту дня за три до назначенного срока и просто уже не могут вынести ожидания надвигающегося отъезда. Вот они и собрались отправиться в путь пораньше. Я пойду отдыхать. А вы?

— Я, пожалуй, тоже. Меня потянуло в сон после прогулки.

— Это вина северного ветра. Пока к нему не привыкнешь, он действует как наркотик. Я прикажу Найджелу разбудить вас в половине восьмого, хорошо? Ужин в восемь тридцать, колокол в восемь пятнадцать. Приятного отдыха, — с этими словами Хилари распахнул перед нею дверь.

Проходя мимо хозяина, Трой внезапно как-то очень резко ощутила исходящий от мистера Хилари аромат благополучия, хотя было не совсем понятно, что же именно служит его источником: высокий рост, отличный костюм или нечто более экзотическое.

4

Поднявшись в свою спальню, Трой застала там Найджела, который приготовил для вечера её платье из жатого шелка и все, что к нему полагалось. Ей оставалось только надеяться, что он не счёл этот ансамбль греховным.

Когда она вошла в комнату, Найджел стоял на коленях перед камином, тщетно стараясь раздуть ещё ярче и без того прекрасно горящий огонь. Его волосы были настолько светлы, что Трой искренне обрадовалась отсутствию красного оттенка в окаймлённых белыми ресницами глазах. При её появлении Найджел поднялся и приглушённым голосом осведомился, не понадобится ли ещё что-нибудь. Его взгляд при этом не отрывался от пола. Трой поспешно заверила, что больше ничего не нужно.

— Ночь, похоже, будет бурной, — добавила она, стараясь, чтобы се голос звучал естественно, а не как в трагическом монологе.

— На все воля Божья, миссис Аллен, — без тени улыбки ответил Найджел и удалился.

Трой пришлось напомнить себе горячие заверения Хилари в том, что Найджел в полном рассудке.

Она приняла горячую ванну и, наслаждаясь душистым паром, попыталась решить вопрос, насколько деморализующим может оказаться подобный образ жизни, если вести его достаточно долго. Вывод, с точки зрения Найджела, несомненно, оказался бы греховным;

Трой же пришла к убеждению, что, по крайней мере, в данный момент такой образ жизни лишь усиливает её положительные качества. Затем она немного подремала перед камином. В доме царила глубокая тишина, а снаружи все падал и падал снег. В половине восьмого Найджел постучал в дверь, и Трой встала, чтобы переодеться. Зеркало отражало её в полный рост. Она с удовольствием полюбовалась своим отражением в платье цвета рубина. Оно удивительно шло ей.

Тишину нарушили звуки чьего-то приезда. До Трой донёсся шум мотора, хлопанье дверцы, затем, после значительной паузы, в коридоре у соседней двери послышался разговор. Пронзительный женский голос прокричал, похоже, у самого порога:

— Ничего подобного! Чепуха! Кто там говорит об усталости? Мы не будем переодеваться. Я вам говорю: мы не будем переодеваться!

Спустя некоторое время снова тот же голос:

— Тебе же не нужен Маульт, правда? Маульт! Полковнику вы не нужны. Разберёте вещи позже. Я говорю: он может разобрать вещи позже!

“Дядя Блох, очевидно, глуховат”, — подумала Трой.

— Да перестань ты суетиться из-за бороды! — добавил тот же голос.

Дверь закрылась. Кто-то прошёл по коридору. “Из-за бороды? — удивилась Трой. — Неужели она говорила о бороде?” Минуты две из соседней комнаты не доносилось ни звука. Трой решила, что либо полковник, либо его жена удалились в ванную, но это предположение было тут же разрушено мужским голосом, раздавшимся словно из платяного шкафа Трой:

— Клу! А моя борода!

Ответ разобрать не удалось. Вскоре после этого Трой услышала, как Форестеры покидают свои апартаменты. Она сочла за лучшее не спускаться сразу вслед за ними, чтобы дать родственникам возможность пообщаться между собой, и глядела на огонь в камине до тех пор, пока в башенке над конюшней не ударил колокол. Хилари уверял, что раздобыл его среди прочего добра, награбленного Генрихом Восьмым из монастырей. Трой очень интересовал вопрос, не напоминает ли Найджелу этот звук о прежних молитвенных собраниях.