с дерева. Например, лист фикуса. Какой-нибудь плоский камень, на котором можно было нацарапать нехитрый рисунок. Через какое-то время люди научились записывать звуки с помощью странных нарисованных червячков, которые назвали буквами. И опять использовали листочки и камни. А в одной из северных стран, где фикусы не растут, использовали кору берёзы и называли такую «бумагу» берёста. Лаконичность тогда была не просто в почёте, она была необходимостью. Весьма неудобно носить с собой сундук с корой дерева, который бы играл роль записной книжки. Про камни и говорить не приходится! Однажды кто-то сообразил, что камней может быть много. И записка стала многостраничной, то есть многокаменной. Но графоманы ещё не появились.
С глиняными табличками наступило счастье. Их сразу можно было делать плоскими, удобной формы. А после обжига они становились прочными и почти вечными. Написал однажды записочку девочке, что влюблён, и через много лет твои взрослые дети нашли её подброшенной у входа в хижину.
Когда научились царапать на тонких листах меди, а уж тем более водить стилом по бумаге (секрет производства которой китайцы многие столетия держали в тайне), – тут уж дело пошло! Нашёлся умный человек, который предложил отдельные листочки сшивать вместе. И появился прообраз современной книги. То есть не совсем современной, а, так скажем, привычной. (Скоро вы поймёте, почему я так говорю.)
Больше тысячи лет назад китайцы придумали, как тексты размножать. Одни источники утверждают, что это произошло в V, другие, что в X веке нашей эры, но бесспорно одно – появилась на свет ксилография. Буквы вырезали на деревянной доске – зеркально, конечно, наносили на них краску и плотно прикладывали к бумаге. Получали оттиски, отпечатки. Вот я написал – буквы. Вы заметили? А какие же могут быть в Китае буквы? Там иероглифы. И искусство каллиграфии. То есть не просто искусство красивого написания, но и искусство духа. Понятно, что владел таким искусством далеко не каждый. Это, кстати, во многом сдерживало распространение печати.
В XI веке опять же китайский кузнец (мы даже имя его знаем сегодня – Би Шен) решил, что каждый раз писать иероглиф очень утомительно. Да и почерк у всех разный, да и не очень аккуратный по большей части. И он совершил революцию! Придумал литеры. Каждый иероглиф вырезал на одинаковом по размеру кусочке глины, потом собирал в текст. Понятно, что в иероглифическом письме текст мог состоять всего из нескольких символов, но важно не это. Важно то, что их не надо было каждый раз писать вручную. В XIII веке китайцы печатали уже с деревянных литер, а в XIV в Корее была напечатана книга с бронзовых, то есть с металлических литер.
В 1400 году, на заре XV века родился Гансфляйш Цур Ладен, который, как решили европейцы, и изобрёл книгопечатание. Не помните такого? Сейчас-сейчас. Цур Ладен цум… Нет, цум – это не магазин. Да! Иоганн Генсфляйш цур Ладен цум Гутенберг. Но что значит – европейцы! Бельгийцы говорят, что первым был Иоанн Брито, итальянцы называют Кастальди, и над всеми смеются французы, уверенные в том, что первым был Прокопий Вальдфогель (сегодня кажется, что имя у него было русским, а фамилия немецкая). Справедливости ради отметим, что Гутенбергу приписывают изобретение не только печатного станка или пресса (виноград давить или книжки печатать – это почти одно и то же), но и устройства для получения литер методом литья металла в форму.
На основании вышесказанного с чистым сердцем назовём Ивана Фёдорова первопечатником. «Апостола» они с Петром Мстиславцем напечатали в 1564 году. Без чванства добавим: первопечатник на Руси. Но будем помнить и Франциска Скорину, уроженца Полоцка, тогда в составе Великого княжества Литовского. В 1517 году он напечатал «Библию Русскую» на языке, который сейчас называют старобелорусским. Белорусы им гордятся. Полоцк – это Белоруссия.
Так появились наборщики текста, собиравшие литеры в линейки строк, верстальщики, задрав носы, называвшие себя по-французски метранпажами, которые распределяли строки и рисунки по страницам… И другие специалисты, производившие книги.
И о рисунках. Это тоже была революция. Кто-то решил, что для облегчения понимания текста его надо снабдить иллюстрацией. Сначала их рисовали от руки прямо в книге, а потом научились печатать вместе с текстом.
Но у людей так много накопилось слов и дел, о которых хотелось рассказать, что книги становились всё толще и толще. Листать и читать их было не то что неудобно, а совсем невозможно. Так появились книги вкладные. Когда под общей обложкой, которую правильнее назвать футляром, помещались отдельные тома, томики или брошюры, которые можно было вынуть из книги, почитать, а потом вложить обратно на место, застегнув пряжку между обложками.
Весь мир стал писать и издавать книги. Это занятие так всем понравилось, что точное число книг, которые сейчас есть, никто не знает. Но каждый год выпускается немногим меньше полумиллиарда новых. Говорят, что посчитали число разных наименований, разных изданий. Ответ был неутешительный: около 130 миллионов. Неутешительный в том смысле, что один человек не только не сможет их все прочесть, но и даже взглянуть и полистать их все не успеет.
Но мы не расстраиваемся. Как говорил Эйнштейн, «много знать не обязательно, надо знать то, что необходимо».
И всё бы хорошо, но люди – такой неугомонный народец, что им всё мало. Они и не собирались останавливаться. Они стали придумывать разные хитрости. Что бы ещё такое с книгой сделать? Придумали объёмные книги. Раскрываешь страницы – и перед тобой возникает трёхмерное чудо: то замок, то лес волшебный. Эти книжки очень нравятся детям. Но выпускают их и для взрослых тоже, хотя и редко.
Придумали вырубки. Книгу перестали делать прямоугольной. Она стала и овальной, и любой другой хитрой формы. Книгу стали инкрустировать, делать дорогущие обложки из натуральных материалов, добавлять в печать рисунков пахнущие красители (и книги стали пахнуть, стоит только потереть пальцем по нарисованному лимону или шоколадке!), а потом и вовсе сотворили нечто!
Это нечто совпало с развитием технологий, с появлением компьютеров, планшетов, интернета. Книга стала электронной. То есть та же самая книга, но за ней не надо идти в магазин, её не надо хранить на полке. Она доступна только на одном из экранов. Конечно, есть ещё люди, которые влюблены в печатные издания. Есть те, которым нравится запах типографской краски и шуршание страниц. Есть те, которые должны держать книгу в руках, осязать её тактильно, – и только тогда у них происходит с ней настоящий контакт.