Как-то ноябрьским вечером дед вернулся домой, с ног до головы покрытый грязью, но сияя от удовольствия.
— Я нашел тебе невесту, которая превосходит все наши ожидания! — закричал этот добрый человек, пожимая руку шурину. — Ну, Бенжамен, теперь ты будешь богат и сможешь сколько твоей душе угодно лакомиться мателотом.
— Кто же это? — в один голос опросили бабушка и Бенжамен.
— Единственная дочь, богатая наследница, дочь папаши Менкси, с которым мы вместе, месяц тому назад, чествовали святого Ива.
— Дочь этого уездного лекаря, который лечит почечных больных?
— Да. Он согласен безоговорочно, в восторге от твоего остроумия и считает, что, судя по твоей повадке и красноречию, ты способен замещать его в его профессии.
— Черт возьми, — почесывая в затылке, сказал Бенжамен, — мне совершенно не улыбается лечить его больных.
— Дурень, как только ты сделаешься зятем папаши Менкси, ты пошлешь его со всеми его пузырьками к черту и привезешь свою жену в Кламеси.
— Конечно, но беда в том, что у девицы Менкси рыжие волосы.
— Нет, даю тебе честное слово, Бенжамен, она всего-навсего блондинка.
— Она вся в веснушках, точно ей осыпали лицо отрубями.
— Я видел ее сегодня вечером и уверяю тебя — это почти незаметно.
— Кроме того, она ростом пять футов и три дюйма, я боюсь испортить род человеческий, у нас будут дети в двадцать футов вышиной.
— Все это только твоя глупая болтовня, — вмешалась бабушка. — Вчера я встретила твоего торговца сукном, и он во что бы то ни стало требует уплаты долга, да и твой парикмахер не хочет ждать.
— Итак, дорогая сестра, вы желаете, чтобы я женился на девице Менкси, но знаете ли вы, что значит слово Minxit?
— А ты, Машкур, знаешь?
— Конечно знаю, это значит папаша Менкси.
— Читал ты Горация, Машкур?
— Нет, Бенжамен.
— Так вот, Гораций сказал: «Num minxit patrios cineus», Менкси — ведь это же латинское minxit! Прошедшее совершенное от мерзкого глагола mingo! вот что возмущает меня! Господин Менкси, госпожа Менкси, господин Ратери Бенжамен Менкси, маленький Жан Ратери Менкси, маленький Пьер Ратери Менкси, маленькая Адель Ратери Менкси. О, да тут хватит народу на то, чтобы вертеть мельничный жернов. А кроме того, говоря откровенно, я не очень-то тороплюсь жениться. Есть такая песенка, в которой поется:
…Сколь счастливВ брачных узах человек!
Но слова этой песни бессмысленны, и сочинить ее мог только холостяк.
…Сколь счастливВ брачных узах человек!
Как хорошо было бы, Машкур, если бы человек мог выбирать себе спутницу жизни по своему вкусу. Но условия социальной жизни таковы, что принуждают нас жениться самым нелепым образом и вразрез с нашими наклонностями. Мужчина женится на приданом, женщина выходит замуж из-за выгоды. Когда со всей полагающейся помпой отпразднуют свадьбу и возвращаются к своему домашнему очагу, то спохватываются, что совершенно не подходят друг к другу. Один скуп, другой расточителен, жена — кокетка, муж — ревнивец, один любит северный, а другой южный ветер. Хотелось бы быть на расстоянии тысячи миль друг от друга, но ты должен оставаться в железных тисках, в которые ты заключен, и не разлучаться.
— Разве он под хмельком? — спросил на ухо у своей жены мой дед.
— Почему?
— Да он так здраво рассуждает…
Впрочем, в конце концов дядю удалось уговорить, и он согласился в следующее воскресенье поехать к девице Менкси.
III. Как мой дядя встретился со старым сержантом и его пуделем и как это помешало ему отправиться к господину Менкси
На следующий день в восемь часов утра дядя был умыт и одет и не уходил только потому, что ждал новой пары башмаков, которые ему должен был принести сапожник Цицерон, совмещавший ремесло сапожника с должностью барабанщика. Цицерон не заставил себя долго ждать. В те старые добрые времена существовал обычай, если ремесленник приносил заказчику работу на дом, то, раньше чем отпустить его, его потчевали одной-двумя рюмками вина. Может быть, это и было дурным тоном, согласен, но столь радушный прием порождал между ними равенство, бедняк был благодарен богачу за эту уступку и не завидовал его богатству. Революция дала нам трогательные примеры верности слуг своим господам, фермеров — владельцам и ремесленников — хозяевам, примеры, которые в наше полное наглой спеси и смешной гордости время вряд ли можно встретить.
Бенжамен, желая чокнуться с Цицероном, попросил сестру достать ему бутылку белого вина. Сестра достала сначала одну, затем другую, третью и так до седьмой.
— Дорогая сестра, я вас попрошу еще одну.
— Но, несчастный, знаешь ли ты, что это будет уже восьмая?
— Ну, что за счеты между нами, сестра?
— Но ты знаешь, что тебе предстоит путешествие.
— Еще только одну, последнюю, и я иду.
— Нечего сказать, подходящий у тебя для путешествия вид. А что, если тебя позовут сейчас к больному?
— Вы не умеете ценить действия вина, дорогая сестра. Сразу видно, что вы пьете только чистую воду реки Беврон. Прикажете итти? Центр тяжести у меня все еще в порядке. Кстати, сестра, я должен вам пустить кровь. Машкур, уходя, просил меня об этом. Вы сегодня утром жаловались на сильную головную боль, и кровопускание будет вам полезно.
Тут Бенжамен схватился за свой ящик с инструментами, а бабушка за каминные щипцы.
— Да, вы довольно несговорчивая больная, черт возьми! Ну, ладно, сговоримся вот на чем: я не пущу вам кровь, а вы принесете нам за это восьмую бутылку вина.
— Я не принесу тебе даже и одного стакана.
— Ну, тогда мне придется самому сходить за вином.
И, взяв бутылку, он направился в подвал.
Бабушка не придумала лучшего способа удержать его, как уцепиться за его косу. Бенжамен, не обращая никакого внимания на это обстоятельство, решительным шагом направился к погребу, точно на косе у него болтался всего-навсего пучок луку, и вскоре вернулся обратно, неся в руках восьмую бутылку.
— Ну, что, сестра, стоило двоим спускаться в погреб ради какой-то одной презренной бутылки вина? Предупреждаю вас, что если вы впредь будете поступать так же, то я принужден буду остричь свою косу.
Бенжамен, за минуту перед этим смотревший на свое путешествие в Корволь, как на тяжелую обязанность, решил тотчас же туда отправиться. Бабушка, не желавшая допускать этого, спрятала его башмаки в шкап.
— Говорю вам, что я пойду!
— А я говорю, что ты останешься дома!
— Может быть, вы желаете, чтобы я дотащил вас на конце своей косы до самого дома господина Менкси?
Таков был разговор, происходивший между сестрой и братом, когда вернулся домой мой дед. Он положил конец спору, заявив, что завтра у него дела в ла Шапель и он прихватит Бенжамена с собой.
Еще не рассвело, как дед был уже на ногах. Составив опись имущества и подписав под ним: «Общая стоимость коего шесть франков, четыре су, шесть денье», он вытер о рукав своего дорожного плаща перо, бережно засунул в футляр очки и отправился будить Бенжамена. Тот спал так сладко, как принц Кондэ (если только принц не притворялся) накануне сражения.
— Эй, Бенжамен, вставай! На дворе уже светло!
— Ты ошибаешься, — поворачиваясь лицом к стене, отвечал Бенжамен, — на дворе ни зги не видно.
— Да ты подыми голову от подушки и увидишь, как играют лучи солнца на потолке.
— Говорю тебе, это свет от фонаря.
— А, так, значит, ты не желаешь итти?
— Нет, мне всю ночь снился черствый хлеб и кислое вино, и если мы пустимся в дорогу, то с нами приключится несчастье.
— Хорошо, заявляю тебе, что если через десять минут ты не будешь готов, то я пришлю к тебе твою дорогую сестрицу, а если встанешь, то я открою бочонок старого белого вина.
— Ты уверен, что это настоящее белое вино Пульи? — спросил, присев на кровати, Бенжамен. — Ты даешь честное слово?
— Да, слово судебного пристава.
— В таком случае, иди и открывай свой бочонок, но, предупреждаю тебя, если с нами по дороге случится какое-нибудь несчастье, ты будешь отвечать за это перед моей дорогой сестрицей.
Через час дядя и дед уже шли по дороге в Муло. На некотором расстоянии от города они повстречали двух крестьянских ребят, из которых один тащил подмышкой кролика, а у другого в корзине лежали две курицы. Первый обратился к своему спутнику:
— Если ты скажешь господину Клике, что видел, как я собственноручно поймал кролика в кроличий садок, то мы будем друзьями.
— С удовольствием, — ответил другой, — но только если ты скажешь госпоже Деби, что мои куры по два раза в день несут яйца величиной с утиное.
— Вы два маленьких негодяя, — сказал дед, — я попрошу полицейского комиссара надрать вам уши.