Олен осмотрелся и обнаружил, что справа и слева от него стоят люди, грязные и лохматые мужчины, с топорами и копьями в могучих руках, с угрюмыми и злыми взглядами. Шевельнувшись, понял, что облачен в кольчугу, опускающуюся до колен, а на голове у него шлем.
– За мной! – рот открылся сам, а вырвавшийся из него яростный рев обратил бы в бегство медведя. – Вырвем им кишки во славу Предвечного Солнца!
– Вырвем! – отозвались сотни глоток и Олен, вскинув над собой топор, побежал вперед, прямо на эльфов.
Те нарочито медленно начали поднимать луки. Свистнула первая стрела, длинная, с белыми гусиными перьями. Один из бегущих споткнулся на ходу, упал наземь, хрипя и царапая торчащее из груди древко. Рухнул второй, третий воин, но вот копье вонзилось одному из эльфов в бок. Раздался хруст, и надменность исчезла с белого лица, сменившись гримасой боли и страха.
Олен ударил сверху вниз, просто и тупо, как дровосек. И когда лезвие его топора разрубило золоченый шлем, украшенный изображением ветвистого дерева, и раскололо эльфу череп, сердце сжалось от кровожадной радости…
Дальше он шел вперед, рубил и бил обухом. Уходил от вражеских ударов, скользил в чужой крови. Ощущал, как пот течет по лицу и спине, а топор становится все тяжелее. Выкрикивал оскорбления и плевал в лица врагов. Бой превращался в безумную кровожадную свалку, где сила оказывалась на стороне людей. Эльфы шаг за шагом пятились.
Потом они не выдержали и побежали, а тяжело дышащие, измученные победители, остались стоять между трупов.
– Слава! – заорал Олен, вскинув руку к темнеющему небу. – Слава Предвечному Солнцу!
Туман окутал мир с невероятной стремительностью, сердце испуганно вздрогнуло…
…и забилось так же, как раньше.
Исчезла кольчуга на плечах, давивший на макушку шлем. Канули неизвестно куда прыгающие от радости соратники и покрывающие землю тела с перерубленными шеями, выпущенными кишками и сломанными конечностями. Но мало того, пропал ручей, через который Олен только что переправлялся.
Он стоял на невысоком песчаном берегу, а внизу серебрилась довольно широкая, в полсотни шагов, река. Виднелся противоположный берег, низменный и зеленый, бобровая хатка выше по течению. С ветки ближайшего дерева на человека с любопытством смотрел дрозд.
– Что за наваждение… – Олен поднял руку и обнаружил, что по-прежнему сжимает топор, и что мускулы гудят так, будто и в самом деле размахивал им не один час. – Помилуй нас Селита…
Странное видение можно было объяснить усталостью и переживанием. Но солнце, за то время, пока Олен грезил, не сдвинулось, а глазам предстала Головица, река, до которой пути от Заячьего Скока не меньше десяти часов. Обычным ходом Олен добрался бы до нее к вечеру.
Или он, пребывая в помутнении разума, со всех ног бежал в нужном направлении?
На всякий случай присел на корточки и пощупал землю – вдруг угодил в очередной морок? Но песок оказался шершавым, как ему и положено, и горячим – за день нагрелся на солнце. Оставалось только поверить в то, что Олен с помощью неведомой магии попал прямо на берег Головицы.
Если есть враждебный колдун, то почему ни быть дружественному?
Олен огляделся, затем отправился в сторону бобровой хатки. Среди валяющихся около нее деревьев выбрал походящее, в пол-локтя толщиной. Поплевал на руки, и топор с чмоканьем вошел в древесину. Та отозвалась глухим гулом, в стороны полетели щепки, дрозд поспешно улетел прочь.
Вырубив пару чурбанов примерно одинаковой длины, Олен связал их собственным поясом. Получившийся плотик с плеском шлепнулся в воду, закачался на волнах. Первым на него лег топор, сверху улеглись рубаха и штаны, в которые был завернут мешочек с огнивом.
Последними стали сапоги, и Олен, оставшийся только в портках, зашел в совсем не теплую воду. Мурашки побежали по ногам, переползли на бока, холодный ветер огладил спину, взъерошил волосы. Толкая перед собой плотик и увязая в песке, Рендалл пошел вперед, на глубину.
Когда вода дошла до шеи, вздохнул полной грудью, оттолкнулся от дна и поплыл. Судорожно задергал ногами, вцепившись в плотик и задрав подбородок, чтобы волны не захлестывали лицо.
Быстро начал задыхаться, показалось, что сейчас пойдет ко дну. Но что-то твердое задело коленку, зацепило локоть. С испугом подумал, что напоролся на укрытую под водой корягу и та воткнется в живот, или здоровенный сом запросто откусит ногу. Но когда ударился обоими коленями сразу, понял, что просто-напросто достиг берега.
Еле перебирая трясущимися ногами, Олен выбрался на сушу и принялся одеваться.
По спине и по животу гуляли мурашки, зубы громко клацали. Вокруг кружились комары, норовили усесться на кожу, вонзить хоботок. Намокшая рубаха липла к телу, рукава закручивались вокруг предплечий.
– П-помилуй нас Селит-та, – пробормотал Олен, натягивая сапоги, внутрь которых вода, к счастью, не попала.
Повесил на пояс нож, мешочек с огнивом, последний раз оглянулся и пошел дальше.
Солнце жарило, одежда и волосы постепенно сохли, а он все шагал на восток. Туда, где за лесами находится баронский замок. Олен не бывал там, но по словам вербовщика представлял, как тот выглядит и где примерно находится. На ходу думал о том, как дать знать о своей беде мессену Куртиану и не попасть в лапы к его хирдерам, падким на забавы с беззащитными путниками.
На дорогу вышел совершенно неожиданно. Только что продирался через густой малинник, а спустя мгновение оказался на пыльной обочине, где в песке виднелись ямки-логова муравьиных волков и глубокие следы, оставленные лошадиными копытами и колесами купеческих повозок.
Дорога вела с юго-запада, от моста через Головицу, и уходила на северо-восток, скорее всего, к замку.
Немного подумав, Олен пошел по ней. Через пару сотен шагов миновал сломанную березу, около которой чернел круг кострища и валялась подранная рубаха из серого льна. Едва оставил за спиной поворот, отмеченный большим муравейником на обочине, как сзади долетел приглушенный стук копыт.
Олен отступил к обочине и стал ждать. Стук приблизился, и из-за поворота один за другим показались пятеро всадников.
Облачены они были в конические шлемы и латаные кольчуги, из-под которых торчали ноги в черных штанах и запыленных сапогах. У седел болтались щиты, а у поясов – мечи в ножнах. На туниках красовался герб барона – зеленый трилистник и две синие звезды на белом фоне, а бородатые рожи выдавали пристрастие их хозяев к разным порокам, от пьянства и чревоугодия до алчности.
– Ха, кто такой? – рявкнул один из всадников, шлем которого был украшен серебрением, а щеки – оспинами. – Разбойник?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});