В ту же ночь в Аркхеме произошло второе кошмарное событие, затмившее, на мой взгляд, даже ужасы эпидемии. Кладбище церкви Иисуса Христа стало ареной зверского убийства: местный сторож был растерзан чьими-то когтями с жестокостью, заставляющей усомниться в том, что виновником убийства был человек. Беднягу видели живым далеко за полночь — а на рассвете обнаружилось то, что язык отказывается произнести. В соседнем Болтоне был допрошен владелец цирка, но он поклялся, что ни один из зверей не убегал из клетки. Нашедшие тело сторожа, заметили кровавый след, ведущий к склепу, где на каменных плитах перед входом краснела маленькая лужица. От нее тянулся к лесу менее заметный след, который постепенно делался неразличимым. Следующей ночью на крышах Аркхема плясали дьяволы, а в диких порывах ветра завывало безумие. На взбудораженный город обрушилась казнь, которая, как говорили одни, оказалась страшнее чумы, и, как шептали другие, была ее воплощением. Нечто, чему нет имени, проникло в восемь домов, сея красную смерть — на счету у безгласного монстра было семнадцать в клочья растерзанных тел. Несколько человек смутно видели его в темноте: он был белокожим и походил на уродливую обезьяну или, вернее, на человекообразный призрак. Когда им овладевал голод, он не знал пощады. Четырнадцать человек он растерзал на месте, а еще трое скончались в больнице.
На третью ночь разъяренные толпы преследователей под предводительством полиции изловили чудовище на Крейн-стрит, близ университетского городка. Добровольцы тщательно организовали поиски, использовав телефонную связь, и когда с Крейн-стрит поступило сообщение о том, что кто-то скребется в закрытое окно, квартал мгновенно оцепили. Благодаря мерам предосторожности и всеобщей бдительности, в ту ночь погибло только два человека, и вся операция по поимке монстра прошла относительно успешно. Он был сражен пулей, хотя и не смертельной, и доставлен в местную больницу при всеобщем ликовании и смятении.
Ибо чудовище оказалось человеком. В этом не могло быть сомнений, несмотря на мутный взгляд, обезьяний облик и дьявольскую свирепость. Злодею перевязали раны и заперли в сумасшедший дом в Сефтоне, где он шестнадцать лет бился головой об обитые войлоком стены — пока не сбежал при обстоятельствах, о которых немногие отваживаются говорить. Следует добавить, что преследователи чудовища были потрясены одним отвратительным фактом: когда лицо людоеда очистили от грязи, то обнаружилось его разительное, можно сказать, неприличное сходство с просвещенным и самоотверженным мучеником — доктором Аланом Халси, всеобщим благодетелем и деканом медицинского факультета.
Омерзение и ужас, охватившие меня и исчезнувшего Герберта Уэста, нельзя передать словами. Меня и теперь бросает в дрожь при мысли о случившемся, пожалуй, даже сильнее, чем в то утро, когда мой друг пробормотал сквозь бинты: «Черт побери, труп был недостаточна свежим!»
III. Шесть выстрелов в лунном свете
Странно шесть раз подряд палить из револьвера, когда хватило бы и одного выстрела, но в жизни Герберта Уэста многое было странным. К примеру, не так уж часто молодому врачу, выпускнику университета, приходится скрывать причины, которыми он руководствуется при выборе дома и работы, однако с Гербертом Уэстом дело обстояло именно так. Когда мы с ним, получив дипломы, стали зарабатывать на жизнь врачебной практикой, мы никому не признавались, что поселились здесь потому, что дом наш стоял на отшибе, неподалеку от кладбища для бедняков.
Подобная скрытность почти всегда имеет под собой причину, так было и в нашем случае. Наши требования диктовались делом нашей жизни, явно непопулярным у окружающих. Мы были врачами лишь с виду, на самом деле мы преследовали великую и страшную цель — ибо Герберт Уэст посвятил себя исследованию темных и запретных областей неведомого. Он намеревался открыть тайну жизни и научиться оживлять хладный кладбищенский прах. Для опытов такого рода требуется не совсем обычный материал, точнее, свежие человеческие трупы, а чтобы пополнять запас этих предметов, следовало поселиться поближе к месту неформальных захоронений, не привлекая при этом ничьего внимания.
Мы с Уэстом познакомились на медицинском факультете, где кроме меня никто не одобрял его дьявольских опытов. Со временем я стал его верным помощником, вот почему, окончив университет, мы решили держаться вместе. Найти хорошую вакансию сразу для двух врачей было нелегко, но наконец не без помощи факультета нам удалось получить место в Болтоне — фабричном городке близ Аркхема. Болтонская ткацкая фабрика самая большая в долине Мискатоника, а ее разноязычные рабочие слывут у местных врачей незавидными пациентами. Мы выбирали себе жилище очень придирчиво и наконец остановились на довольно невзрачном строении в самом конце Понд-стрит. Пять домов по соседству пустовали, а кладбище для бедняков начиналось сразу за лугом, в который с севера вдавался узкий клин довольно густого леса. Расстояние до кладбища было несколько больше, чем нам хотелось, но мы не слишком убивались по этому поводу, так как между нашим домом и темным источником наших припасов не попадалось никаких других строений. Прогулка до кладбища была немного долгой, зато мы беспрепятственно могли перетаскивать к себе наши трофеи.
Как ни странно, с самого начала у нас оказалось много работы — достаточно много, чтобы порадовать большинство начинающих врачей, и слишком много для ученых, чьи истинные интересы лежат совсем в другой области. Рабочие фабрики отличались довольно буйным нравом, и бесчисленные драки, во время которых нередко пускались в ход ножи, прибавляли нам хлопот. Ведь по-настоящему нас занимала только наша лаборатория с длинным столом под яркими электрическими лампами, которую мы тайно оборудовали в подвале. Там в предрассветные часы мы нередко впрыскивали приготовленный Уэстом раствор в вену нашим недвижным жертвам, которых приволакивали с кладбища для бедняков. Уэст исступленно искал состав, способный восстановить двигательные функции человека, прерванные так называемой смертью, однако на его пути вставали самые неожиданные препятствия. Каждый раз нам приходилось применять новый состав: то, что годилось для морской свинки, не подходило для человека, вдобавок, разные экземпляры по-разному реагировали на один и тот же раствор. Мы отчаянно нуждались в безупречно свежих трупах, ведь даже незначительный распад клеток мозга мог привести к нежелательным последствиям. Однако нам никак не удавалось раздобыть по-настоящему свежий труп — тайные опыты Уэста, которые он проводил в студенческие годы с трупами сомнительного качества, окончились весьма плачевно. Случаи неполного или несовершенного оживления, о которых мы вспоминали с содроганием, страшили нас неизмеримо больше полных неудач. После кошмарного происшествия в заброшенном доме на Мидоу-хилл над нами нависла смертельная угроза; даже светловолосый, голубоглазый невозмутимый Уэст, ученый сухарь, казалось, начисто лишенный эмоций, не мог избавиться от жуткого ощущения, будто кто-то крадется за ним по пятам. У него появилась мания преследования — не только по причине расшатанных нервов, но и вследствие того, несомненно, тревожного факта, что по меньшей мере один из наших подопытных был жив: я имею в виду кровожадного людоеда в обитой войлоком камере сефтонского сумасшедшего дома. Но оставался еще один — наш первый подопытный, о судьбе которого мы ничего не знали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});