— Чтобы каждый мужчина пытался угадать это, — невозмутимо поправила мать. — И надеялся, что он прав! Кроме того, — решительно добавила миссис Рейвен, — чулки заставят тебя сильнее ощутить то, что ты непременно почувствуешь, надевая это платье.
Спорить с логикой матери было невозможно, но сейчас Анабел охватили сомнения. Чулки от Диора обтягивали красивые ноги девушки, а бархат платья был настолько хорош сам по себе, что не требовал украшений. Повинуясь внезапному импульсу, Анабел собрала волосы в пучок, оставив лишь несколько мягких прядей у висков. Глаза сразу стали казаться больше, зеленее, классическая прическа подчеркнула тонкие черты лица. Посмотрев в зеркало, Анабел увидела не хорошенькую девочку, а красивую женщину и на мгновение не узнала сама себя. Казалось, даже пластика стала другой.
Она слегка оттенила веки зеленым, бледно-розовые румяна сделали ее высокие скулы тоньше. Макияж завершила губная помада более темного оттенка, чем та, которой Анабел пользовалась днем. Капнув за уши и на запястья свои любимые духи все от того же Диора, она надела черные туфли на высоких каблуках и придирчиво осмотрела свое отражение. Как солдат, готовящийся к решающей битве, насмешливо подумала Анабел.
Увидев ее, Майкл присвистнул.
— Что случилось? Говорят, «Золушка» — сказка французская, но…
— Хотите сказать, что я приехала в лохмотьях?
— Нет. Но я никак не ожидал, что молодая деловая женщина за какой-нибудь час может превратиться в прекрасную соблазнительницу, которая выглядит так, словно в жизни не ударяла палец о палец!
Анабел расхохоталась: ошарашенное лицо Майкла развеселило ее не меньше, чем его слова.
Дверь распахнулась, и Жиль шагнул им навстречу. Несмотря на предупреждение о том, что обед будет неофициальным, хозяин был в смокинге, подчеркивавшем его подтянутую фигуру.
Анабел невольно восхитилась обтянутыми тонким черным сукном широкими плечами, мошной грудью, плоским животом. И смутилась: шесть лет назад она видела Жиля в облегающих джинсах и майках, но ей и в голову не приходило любоваться его телосложением. Но сейчас… Сейчас физическое совершенство Жиля магнитом притягивало ее взгляд.
— Вы что, сговорились за моей спиной? — обиделся Майкл, облачившийся в легкий костюм-двойку. — Я думал, обед действительно будет неофициальным.
Жиль небрежно улыбнулся.
— Прошу прощения. У себя в замке я всегда переодеваюсь к обеду. Этого ждут люди.
Анабел уставилась на него во все глаза. Зная этого человека, она готова была биться об заклад, что на мнение прислуги и местных жителей ему наплевать.
— Когда человек служит другому человеку, он должен быть уверен, что хозяин достоин уважения, — пояснил Жиль, снова прочитав ее мысли. — Нет на свете больших снобов, чем французские крестьяне. Разве что английские дворецкие.
Майкл засмеялся, но Анабел даже не улыбнулась. О Боже, насколько Жиль высокомерен! Неужели он живой человек? Неужели никогда не смеется, не плачет, не сердится и не занимается любовью?
Ответ на последний вопрос Анабел получила быстрее, чем ожидала.
Они прошли в зал, который Жиль назвал салоном: огромное помещение, отделанное и меблированное в стиле Людовика XIV. Жиль предложил гостям выпить, но Анабел отказалась. Она полагала, что за обедом подадут местные вина, и не хотела перебивать вкус.
Мужчины последовали ее примеру, и Анабел почувствовала, что Жиль следит за ней с ироническим одобрением.
Этот человек родился не в свое время, подумала она, исподтишка разглядывая его. Почему я никогда не замечала жесткости, высокомерия, властности и аристократизма, сквозящих в каждой его черте, каждом жесте, каждом слове?
Дверь открылась, и мадам Лебон, пряча усмешку, по-французски доложила хозяину:
— Приехала мадам.
Анабел заинтересовалась: кто эта женщина? Видно, хорошо знакома с Жилем, если экономка называет ее просто «мадам».
Жиль не сдвинулся с места. Анабел физически ощутила неодобрение экономки и, поймав на себе ее враждебный взгляд, невольно задумалась, чем заслужила столь сильную неприязнь. Но когда «мадам» вошла в салон, Анабел забыла об экономке. Она никогда не видела более красивой женщины. У незнакомки были пышные рыжие волосы и молочно-белая кожа, а уж фигура… Каждый дюйм этого тела, напоминающего хрупкий фарфор, говорил о благородном происхождении, как, впрочем, и холодная заученная улыбка, которой женщина мимоходом одарила Майкла и Анабел.
— Жиль!
Ее голос был удивительно низким, напоминающим хрипловатое мурлыкание. Незнакомка положила на руку Жиля длинные пальцы с алыми ноготками и подставила пухлые губки для отнюдь не формального поцелуя.
Жиль проигнорировал откровенный призыв и поднес руку женщины к губам, чем немало удивил Анабел. Наверное, постеснялся целоваться при посторонних, сделала вывод она. Впрочем, при его высокомерии…
— Простите, что не оделась соответственно случаю, — промурлыкала незнакомка, жестом показывая на свое цвета морской волны шифоновое платье, в котором безошибочно узнавалась рука знаменитого кутюрье. — Но я только-только вернулась из Парижа. Жиль, так у тебя гости?
Жиль представил их.
— Луиза… Анабел Рейвен и Майкл Роберте. Мадам Бовез. Ее отец Бернар Трувиль мой ближайший сосед, тоже владелец виноградников…
Луиза поджала губы, прищурилась и окинула Анабел столь пристальным взглядом, что девушка поняла: ее просветили словно рентгеном, насквозь, и оценили каждую деталь туалета, включая качество чулок.
— Перестань, дорогой, — поморщилась Луиза. — К чему эти скучные формальности? Мы с тобой отнюдь не просто соседи. Мисс Рейвен, я вижу у вас на пальце обручальное кольцо. Вы с мистером Робертсом собираетесь пожениться? Или я ошибаюсь?
Сначала экономка, а теперь эта женщина! Похоже, все здесь только и мечтают толкнуть меня в объятия Майкла…
— Нет, не собираемся, — лаконично ответила Анабел, не желая пускаться в пространные объяснения.
В словах француженки было что-то чрезвычайно неприятное. Анабел тут же обвинила себя в предвзятости, однако сразу заметила чувственность, скрывавшуюся за элегантной внешностью рыжеволосой красотки. Об этом говорил рот, алчно приоткрывшийся в ту минуту, когда Луиза посмотрела на Жиля. Анабел стало противно. С каким удовольствием она ушла бы! Чем-то Луиза напоминала экзотический цветок, с виду сказочно прекрасный, но… насквозь ядовитый.
Еда, как и предполагала Анабел, была изысканной. К восхитительно сочной, таюшей во рту телятине подали выдержанное красное вино, позволявшее ощущать тонкий вкус жареного мяса, а на десерт — разные сорта сыра, которые подчеркивали изысканный вкус сухого белого вина.