Бойцы молчали, опустив головы. Это были «рязанские ребята», как их прозвали товарищи. Один высокий, белобрысый — Данилов, другой коренастый, раскосый — Вавилов. Они уже давно поняли свою» вину, но Целобенок не успокаивался.
— Теперь з вас другой спрос. Стал у строй, значит, стий и не во-рущись. Муха на нос села, а ты стий и не ворушись. Слухай, що командир каже. А раз вин каже, стало будь, и приказует…
Старшина читал эту мораль не столько для солдат, сколько для нового офицера, чтобы показать свою власть.
— Це з вашего зводу, товарищ лейтенант. Треба их строго наказать.
«Что это: приказ или добрый совет молодому офицеру?»— подумал Арышев.
— Хорошо. Я разберусь, — ответил Анатолий и отпустил бойцов. Целобенок недовольно проворчал:
— Зря вы их балуете. Потом плакать будете.
— Позвольте мне делать так, как я нахожу нужным! — отрезал Арышев и вышел из канцелярии.
«Зануда! Привык поучать солдат и сержантов. Теперь хочет, чтобы и офицер под его дудку плясал. Не выйдет! «Муха на нос села, а ты стий и не ворушись».
В длинной казарме с двухъярусными нарами было тесно. В окошко лился полосой свет, пронизывая пелену табачного дыма. Около курящих Арышев увидел старшего сержанта Старкова, который скомандовал «смирно» и доложил, что взвод готовится к занятиям.
— Здравствуйте, товарищи!
В ответ послышались слабые, разрозненные голоса. Арышев снова поздоровался. На этот раз бойцы ответили дружнее.
— Приветствовать не умеете, а вот раскуривать в казарме научились.
Старков неприятно поморщился.
— Исправимся, товарищ лейтенант.
Арышев увидел молодого солдата, подпоясанного тонким брючным пояском. Подойдя к нему, спросил, где у него ремень. Степной вытянул руки по швам, быстро отрапортовал:
— Пропал, товарищ линтинант! Все обыскал, нету-ка.
— Из какого отделения?
— Сержанта Веселова.
— Вызовите ко мне Веселова.
Степной мигом привел высокого, ясноглазого сержанта. Хромовые сапоги, широкий ремень, пышные волосы, выбившиеся из-под пилотки, делали его похожим на офицера.
Веселов редко ходил на занятия. До обеда что-нибудь оформлял в ленинской комнате по распоряжению командира роты. Затем отправлялся в клуб, где играл на баяне, разучивал с товарищами песни для выступления в концерте. Пользуясь привилегиями у полкового начальства, он чувствовал себя независимым в роте.
Осуждать сержанта в присутствии солдат было неэтично. Арышев прошел с ним в ленкомнату.
— Вы что, сверхсрочник?
Веселов игриво хмыкнул:
— Пока нет.
— Тогда по какому праву носите длинные волосы?
— По праву участника самодеятельности. Есть разрешение майора Дубровина.
По тону сержанта можно было понять: «Напрасно стараешься, лейтенант! Зубы поломаешь.».
— А почему не выполняете свои обязанности? Ваши бойцы опаздывают на физзарядку, нарушают форму одежды.
— Потому что у меня есть другие дела.
— Но от обязанностей командира отделения вас никто не освобождал.
— Официально нет, а фактически…
— Так вот идите сейчас, готовьте людей к занятиям. Веселов развел руками.
— А как же с самодеятельностью? Мне нужно в клуб.
— В клуб пойдете после обеда, а сейчас — на занятия. Ясно?
— Ясно, — нехотя козырнул сержант.
Когда Арышев вышел из казармы, Старков уже построил взвод. Лейтенант окинул строй, недовольно проговорил:
— На тактические занятия собрались. А где противогазы, лопатки, боеприпасы? Сейчас же взять!
У пирамиды, куда вернулись за оружием бойцы, шел говорок:
— Оказывается, лейтенант — службист.
— Видали мы огни, и воды, и медные трубы.
— А теперь попали черту в зубы…
В район занятий взвод шел молча. Настроение у бойцов было невеселое.
— А ну-ка песню, товарищи! Чего приуныли? — решил ободрить их лейтенант.
— Степной, запевай! — крикнул Старков.
Солдат несмело затянул. Его недружно поддержали, и песня тут же заглохла.
Арышев был обескуражен.
— Вас что, сегодня не кормили? Или вы всегда так поете?
— Сегодня у них настроения нет, — пояснил Старков. — Они привыкли заниматься с одной винтовкой, а тут в полном боевом.
Это «настроение» было хорошо знакомо бывшему солдату Арышеву. Обычно в таких случаях нервозные командиры начинали кричать, в приказном порядке заставляли петь. Но Анатолию хотелось, чтобы бойцы все выполняли сознательно, а не под нажимом.
— Что ж, подождем, когда «настроение» будет. — А про себя подумал: «Только петь вы у меня все равно будете.».
Узкой тропкой по крутому склону взвод поднялся на каменистый хребет, тянувшийся от пятиглавой сопки. С высоты открывались широкие долины и холмы, то тут, то там изрытые окопами, траншеями — следами солдатских учений.
Арышев смотрел в сторону восхода солнца. В синей дымке на горизонте едва различались гряды высоких сопок. Там была Маньчжурия, китайская сторона, в которой властвовали японцы.
Взвод спустился с хребта в долину. Лейтенант объявил перекур. Бойцы составили в козлы винтовки и тут же сели на выбившуюся из земли зеленую травку, пригретую солнцем.
Еще в училище Анатолий представлял, как выведет в поле бойцов, сядет в круг, закурит с ними и услышит смешной анекдот или меткое солдатское словцо. Но сейчас почему-то никто из бойцов не подходил к нему. Лейтенант вынул портсигар.
— Кто желает закурить, пожалуйста.
Те, что посмелее, потянулись к портсигару.
— Мы так разорим вас.
— Ничего. Я не очень табачком балуюсь.
— Это хорошо, — подхватил Старков, завертывая толстую самокрутку. — А я вот привык к куреву с четырнадцати лет. Жить без него не могу. Иногда хоть пайку хлеба на табак меняй. И какой тольке леший его выдумал!
— Хотите знать, кто его «выдумал»? — заговорил лейтенант. — Два человека: Христофор Колумб и Петр Великий. Первый из них завез табак из Америки в Европу, второй — из Европы в Россию. Вот они и виновники.
— Но ведь они не заставляли меня курить. Стало быть, я сам виновник, — рассмеялся Старков.
Степной вынул из кармана белый фитиль, сшитый из байковой портянки, приставил к нему камешек, ударил кресалом. Фитиль задымился. Солдат поднес его к папироске Арышева.
— Товарищ линтинант, ваше приказанье выполнено — ремень найден.
— Ну вот, а говорил «нету-ка», — улыбнулся Анатолий. — Откуда родом?
— С Борзинского района Читинской области.
— Гуран забайкальский! — усмехнулся Шумилов.
Постепенно около лейтенанта собрались все бойцы и сержанты… Каждому хотелось послушать, о чем он говорит. Веселов хотя и обижался на Арышева за то, что он заставил его пойти на занятия, но» желание побалагурить побороло самолюбие.
— А вы знаете, кто был вашим предшественником? — спросил он, подсаживаясь к лейтенанту.
— Да, уже слышал, — сказал Анатолий.
— На вас, конечно, не похож. У того была своя метода. Скажет: «Помкомвзвода, уведи людей подальше от глаз начальства, займи чем-нибудь». А сам — восвояси. Помкомвзвода занимал чем мог, а потом начинался перекур с дремотой, одиночное и групповое изучение СВТ — сон вместо тактики.
— Ты уж постеснялся бы рассказывать о таких вещах, — одернул» его Старков.
Веселов шевельнул белесыми бровями.
— Сказать стыдно, но и утаить тоже грешно.
— Значит, вы и сегодня рассчитывали изучать СВТ? — подытожил Арышев. — Если не хотели брать лопатки и противогазы.
— Конечно. С танками во сне можно и голыми руками воевать, — рассмеялся Веселов.
— Ну а если придется столкнуться с ними наяву? — Арышев «глядел лица бойцов. Все выжидательно молчали, лишь один Шумилов хихикнул:
— А вы тоже, поди, так занимались, когда солдатом были? Арышев куснул губу.
— Нет, товарищи. До войны я служил в Забайкалье. Так мы все-степи вдоль и поперек измерили. А во время войны, в училище, тоже-гимнастерка от пота не просыхала. Думаю, что и здесь не придется сидеть сложа руки.