— Кто такая Мартынова? — спросила она, глядя подозрительно мне в лицо.
— Какая Мартынова?! Не знаю такую. Давай поздороваемся, Нинуля!
— Не знаешь, а письма получаешь, — вместо приветствия отрезала она.
— Какие письма?! Какая Мартынова? — И тут я сообразил. — Давай сюда быстро письмо. Где оно?
Жена молча протянула мне письмо. Быстро вскрыл конверт, прочел:
«Уважаемый Владимир Николаевич! Я обещала Вам выяснить причину „странного“ поведения моей бабушки. Она у нас с характером, вы это почувствовали. У нас большое горе. Мы недавно похоронили дедушку. И ее состояние можно понять. А вообще-то она очень хороший и добрый человек. Вот что бабушка мне рассказала, когда вы ушли.
Бабушка была близко знакома с Исааком Гофманом. Вместе с ним училась, они дружили. Любили друг друга. Тем не менее родители Гофмана женили его на другой девушке. Но, несмотря на это, они продолжали встречаться вплоть до известного вам случая.
Бабушка показала мне фотографию Гофмана, его сестры Розы, рядом с нею и моя бабушка. Посылаю ее вам. Может, пригодится. Да, чуть не забыла. С сестрой Гофмана — Розой бабушка в ссоре, она была противницей их брака. Вот, пожалуй, и все. С уважением Мартынова».
На фотокарточке с трудом угадываю бабушку. Гофман и его сестра Роза очень похожи друг на друга. Оба курчавые, большеглазые, красивые.
— Понимаешь, Нина, у этой женщины я недавно был, она кое в чем помогла следствию…
Повеселев, Нина охотно слушает меня… Все-таки как хорошо дома! Это сладкое ощущение уюта всегда приходит ко мне после дневной суеты и долгих-долгих дорог.
…А вечером в моей квартире раздался звонок. Дочь срывается с места и бежит открывать дверь.
— Папа, к тебе с работы, — раздался из прихожей ее приглушенный голос. Жена с тревогой смотрит на меня. В ответ я лишь молча пожимаю плечами. Мол, служба. Всякое бывает.
В переданной мне записке было только три слова:
«Поздравляю, сестра установлена».
И знакомая размашистая подпись шефа.
Вот это новость! Сестра Гофмана найдена! Как важно это для меня: осталось последнее звено, и мы у цели. Конечно, надо мчаться к ней. Немедленно. Подхожу к телефону. Опять он не работает. На ходу перекусываю и, к неудовольствию жены, уезжаю на работу.
— Я приказал тебе отдыхать, — улыбаясь, встретил меня шеф.
— В дороге отдохну.
В ответ шеф, одобрительно собрав губы трубочкой, кивнул головой.
И вот я в квартире у Розы Авербах. Передо мною сидела сморщенная старушка с потухшими глазами. «Видно, досталось ей в жизни», — мелькнуло в голове. Несмотря на свой преклонный возраст, она сохранила ясный ум и хорошую память. Показывая мне семейные фотографии, она без умолку давала пояснения, выхватывая подробности из своей жизни, вспоминая отдельные события.
— Я всегда говорила: Исаак, брось заниматься камешками, они еще никому и никогда не приносили счастья. Они блестят, но не греют. Лучше занялся бы другим, настоящим делом… Так нет, не послушался, вот и поплатился за это. Да и сам, почитай, с того света вернулся… — и Роза Львовна смахнула с лица вдруг набежавшую слезу. — Не повезло ему. Правда, потом образумился… Сейчас вот нянчит внучонка. Все равно, разве такое можно забыть? Я-то еще держусь, а он плох, совсем плох. Ведь на долгое время лишился было рассудка… А случайно не нашли бандита-то, а? — и она с надеждой посмотрела на меня.
— Еще не нашли.
— Ну что же, поезжайте к нему, поговорите, он вам как на духу все расскажет…
Гофман был дома один. Сын на работе, невестка выехала в город Юхнов навестить заболевших родственников, внук гулял во дворе. Так что мешать нам было некому. Однако беседа не клеилась. На мои вопросы он отвечал сдержанно, недоверчиво.
Что делать, как быть? Тогда я сказал:
— Не можете ли вы угостить меня чаем? Был бы весьма вам признателен.
— Пожалуйста. И как я раньше не догадался, старый дурак! — засуетился Гофман, и я поразился, с какой быстротой он покинул комнату.
Пока Гофман готовил чай, я обратил внимание на ученические тетрадки, стопкой лежавшие на столе. Одна из них была раскрыта, не хватало в ней первого листа. Следующий же был исписан детской рукой. Почерк — до боли знакомый мне по анонимке. Я взял тетрадку, положил на нее ксерокопию анонимки и подвинул все это ближе к тому месту, где должен был сидеть хозяин.
Когда Гофман искал, куда поставить чайник, его взгляд остановился на открытой тетрадке. Изменившись в лице, он растерянно посмотрел на меня и вдруг сказал:
— Да, это я написал письмо… — Голос у него дрогнул. — Я не мог не написать, хотя боялся мести… Это же не человек, а изверг. Страшно все вспоминать, это кошмар… — Он умолк, схватившись рукою за сердце, и стал медленно оседать на пол. Я едва успел подхватить его.
Торопливо уложил Гофмана на диван, расстегнул ему рубашку, побежал на кухню, намочил полотенце холодной водой. А когда прикладывал его к груди, увидел рядом с соском два чуть заметных шрама. «Вот они, два ранения», — отметил я про себя.
Несмотря на мои опасения, через несколько минут Гофман пришел в себя.
— Извините, — сказал я. — Не предполагал, что это так подействует на вас.
— Вы меня извините, что я такой слабак… — улыбнулся он. — У меня сердце давно шалит. — Он достал нитроглицерин и сунул крупинку в рот.
— Исаак Львович, вы уверены, что именно Кузинко, именно этот человек ограбил и убил вашу семью? — спросил я после некоторой паузы.
— Да, уверен… — Он с минуту передохнул, потом продолжил: — Однажды я пошел в ателье, чтобы заказать себе костюм, я привык шить, они лучше сидят на мне. Так вот, пошел я в ателье. И что вы думаете? Я увидел высокого, большелобого, с тонкими губами и оттопыренными ушами человека в очках. Он стоял у столика приемщицы и доставал из своей сумки материал. Кажется, это было сукно. Ну да ладно. Важно другое: делал он это как-то странно… Разве мог я забыть этот резкий взмах руки снизу вверх? Отработанный жест. Этот жест, губа и уши преследовали меня всюду… Едва человек в очках вышел из ателье, я подошел к приемщице и спросил:
— Скажите, пожалуйста, как фамилия человека, который только сейчас сделал вам заказ?
Она с удивлением посмотрела на меня, боясь, что она откажется, я поспешно добавил:
— Человек показался мне знакомым, я где-то с ним встречался. Мне очень важно узнать его фамилию и адрес, где он живет.
— Кузинко, — на одном выдохе выпалила приемщица и, посмотрев на квитанцию, добавила: — Улица Семашко, двадцать три, квартира десять…
Я долго мучился, как мне поступить, хотя точно знал, что это тот самый «Матрос». Вы спросите, почему мучился. Отвечу: я боялся мести… Сами понимаете, такие люди, как этот, способны на самое страшное. Вот теперь вы знаете все.