Случайно в Париже оказался знаменитый шахматист Морфи, и «Нувель Режанс» уже предсказывал захватывающую битву двух титанов, но Морфи от матча с «русским Филидором» отказался.
— Ну, что, Санечка? — сказал Петров жене. — Показали мы себя Парижу, Париж тоже нас оглядел… Не пора ли домой?
Потом, уже на родине, когда Петрова спрашивали, каковы его успехи в Европе, он чистосердечно отвечал:
— Одну партию все-таки я загубил. Это случилось в берлинском кафе «Бельведер», где моя голова закружилась от крепкого «мюншенера», и я прозевал слона. А так, в общем-то, я больше нигде не проигрывал.
Иногда его спрашивали:
— А кто же был сильнейшим противником в вашей судьбе?
— Об этом, молодые люди, прежде надо подумать. Впрочем, тут и думать-то не стоит. В пору юности однажды повстречал я какого-то вшивого калмыка… Вот он играл, ах, как он играл! Не чета всем нам — даже вспоминать страшно…
Александр Дмитриевич Петров скончался в апреле 1867 хода и был погребен на Вольском кладбище Варшавы. Не знаю, что там с его могилою, уцелела ли она? Ведь Варшаве довелось выстрадать немало…
Меня попросили сказать об его внешности.
Пожалуйста. Это был человек с типичной наружностью чиновника, Петров выбривал лицо, носил маленькие круглые очки, а в старости, уже на пенсии, отпустил небрежную бороду.
Простите, я ведь сейчас думаю совсем о другом.
Его дед Иван Алексеевич Соколов родился в 1749 году, и внук его Петров умер в 1867 году — между этими датами, разделяющими жизнь сразу трех поколений, пролегла обширная эпоха, но мне хочется верить, что существуют незримые гены таланта, которые от предков передаются потомству, как передается нам физическая красота, идеалы патриотической чести и высочайшего гражданского благородства…
Когда Петрова не стало, мир, конечно, не вздрогнул.
Но в культурном обществе России невольно ощутилась некая зловещая пустота. Его смерть трагически восприняли не только русские шахматисты. Это был «один из сильнейших шахматных матадоров, — писали в „Шахцейтунг“ немцы. — Шахматный мир теряет в этом втором Филидоре одну из первых звезд века, действительно увенчанную славою голову в нашем мире шестидесяти четырех полей». Из Парижа тоже слышался скорбный голос французов: «Смерть Петрова повергает в траур весь наш шахматный мир…»
Надеюсь, я вовремя вспомнил об этом человеке? Хотя…
Хотя должен сознаться, что сам я в шахматы не играю. Вернее, смолоду и пробовал, у меня даже кое-что получалось, но вскоре я оставил это занятие. Оставил сознательно, когда вдруг почувствовал, что любой успех моего соперника вызывает во мне лютую ненависть к нему как к человеку.
А зависть и злоба в шахматном мире неуместны!
Это благородная игра для благородных людей…
Но все-таки наши порой разъяренные чемпионы должны помнить, что они не застрахованы от появления «черта», который предстанет перед ними совсем неожиданно, как явился он когда-то Соколову, и трагедийность будущих поединков остается пока непредсказуема.
Будем скромны. Будем усердны. Будем разумны.
И конечно, останемся благородны…