Читать интересную книгу Твой выбор – смерть - Федор Крылов

Только как это сделать?

Впрочем, в моей голове уже промелькнуло что-то вроде рабочего плана. Хотя, в конечном счете, все будет зависеть от убедительности моей актерской импровизации.

Ладно, черт побери! Ладно. Я почувствовал злость, а вместе с ней и облегчение: здоровая злость была нормальной рабочей эмоцией. Как, впрочем, и страх. Но страха, вернее, беспокойства, все время ширящегося, когда я пытался охватить и одержать в сознании как можно большее число всевозможных мешающих факторов, требующих учета, во мне больше не было.

Страх пропал. В конце концов, всего не учтешь. Делай что должен, и будь что будет. Вперед, парень, и да пребудет с тобой сила джедая.

Ускорив шаг, я едва не рассмеялся вслух. Мой меч не светился во тьме, как у героев «Космических войн», но был столь же нелеп. И все же, если подумать, а еще лучше – почувствовать, то окажется, что во всем происходящем все же есть некая извращенная эстетика. Заставив меня прихватить мой синай, Капитан лишь добавил последний штрих в цельную картину, набросанную в модной ныне постмодернистской манере – техника абсурда пополам с сюрреализмом.

Меч у женщины, дубины у «качков». А я чем хуже?

Дождь, кажется, быстро усиливался. Сумерки начали густеть, все больше наполняясь размазанной серо-фиолетовой пастелью.

Стены домов, как ни странно, нисколько не ослабляли разбушевавшейся непогоды. В узких проходных дворах ветер только крепчал.

Налетевший сзади порыв задрал мой импровизированный головной убор, который я удерживал одной рукой и без всяких церемоний окатил мой затылок струей воды, вытекающей на уровне второго этажа из проржавевшей дождевой трубы.

Я выругался вслух и припустил бегом, стараясь поскорей достичь прохода в соседний двор. Выложенный в виде сводчатой арки, он, как оказалось, больше походил на отрезок тоннеля длинной метров в семь-восемь.

Бригадир с рацией только-только шагнул в него, став почти невидимым в царившем под сводами полумраке, но, расслышав мое невнятное ругательство, а потом и гулкий, как в колодце, стук настигающих шагов, отпрянул к стене и замер.

В правой его руке, как я разглядел в последний раз, была рация, а вот что именно в этот момент появилось в левой, я рассмотреть, конечно, не мог, но этого мне и не требовалось – я и так знал, что он обязательно вытащит пушку и наставит ее на меня.

Ощущение от этой уверенности было не из приятных: а ну как у него сдадут нервы или он и вовсе решит, что вполне разумно будет убрать непрошенного свидетеля.

С ходу перепрыгнув через широкую лужу, я тут же, через пару шагов, угодил в другую – поменьше по размеру, но весьма подходящей для моих целей глубины. Холодная вода хлынула в кроссовку, так что взвыл я вполне натурально.

– Ах ты, черт! Да что же это делается! Йе-мое! – И дальше что-то совсем уж абстрактно-матерное, причем несколько невнятным тоном.

В голове у меня раздалось отчетливое хмыканье Стаса, вслед за которым последовала и ехидная реплика:

– А если, Малыш, у меня уши завянут?

Я проигнорировал это неуместное замечание, тем более что сразу за ним последовало одобрение Капитана:

– Хорошо, Малыш, правильный образ.

С громким вздохом облегчения я ворвался под арку и слегка пьяным голосом сообщил отступившему еще дальше в темноту силуэту бригадира-радиста:

– Дерьмо собачье, а не погода!

Он даже что-то промычал в ответ, а потом, после короткой паузы спросил:

– Слышь, братан, огоньку у тебя не найдется?

Проведя рукой по волосам и крякнув с досады, когда обнаружилось, что пакет нисколько не уберег мою прическу от дождя, я ответил, постаравшись, чтобы мой язык немного заплетался:

– Не-а, земляк. Не курю я. Ж-жена закодировала. У-уже год скоро б-будет.

Добавив для выражения чувств еще пару-тройку крепких словечек, я с пьяной целеустремленностью отвернулся к стене и стал ощупывать идущий на уровне пояса по всей длине арки кирпичный выступ.

Бригадир, как я заметил краем глаза, сделал пару шагов по направлению к выходу, но затем остановился. Решил, видно, разобраться до конца, что я за фрукт.

Тем временем я нащупал на выступе неповрежденный участок кирпича с относительно ровным краем и, зацепив об него край пробки, открыл бутылку.

Пиво было теплым, к тому же я изрядно взболтал его в руках, поэтому оно тут же с шипением полезло наружу, обдав мне руку вонючей пеной. Издав сокрушенный возглас, я тут же присосался к бутылочному горлышку.

Глотая исходящий газом горький напиток, я зафиксировал боковым зрением, что мой случайный собеседник чиркнул зажигалкой и закурил. При этом ничуть не озаботился явным противоречием между этим жестом и предыдущей просьбой дать огонька. Это хорошо. Это, во всяком случае, указывает на то, что мне он уже дал оценку и эта оценка не слишком высока. Я для него был тем, кем и стремился казаться – торопящимся то ли с работы, то ли с рыбалки работягой, уже успевшим хорошо набраться.

Ополовинив бутылку, я громко рыгнул и сообщил в пространство:

– Ух, хорошо!

После чего опять жадно припал к горлышку.

Когда я в последний раз пил пиво? Странно, уже и не упомнить. Наверное, в своей первой жизни – той, в которой я был обычным парнем, таким как все и даже женатым (но об этом лучше не думать – не сейчас, только не сейчас). Сколько прошло с тех пор? Я попытался вспомнить, но потом отбросил эти бессмысленные подсчеты. Дело не в месяцах и годах. Дело в прожитых жизнях – по одной на каждую операцию.

Неужели это – моя работа? Неужели за раскрытие очередной мрачной тайны я должен платить новой жизнью и новой смертью.

Мне сразу стало тяжело и тоскливо. Пиво наконец-то кончилось. Я аккуратно поставил пустую бутылку у самой стены. Когда я выпрямлялся, меня ощутимо качнуло. Похоже, я слишком погрузился в образ – очередной образ для нового задания. И это вам не маска, которую можно снять, когда заблагорассудится. Все, что ты делаешь, должно быть настоящим.

Я постоял, пошатываясь, потом широким жестом вытер рот и шагнул вперед.

Теперь я шел чуть вразвалку, тяжело и грозно, как полузатопленный дредноут. Вдобавок с пива меня одолела икота, так что в целом картинка получилась еще та. Во всяком случае, ничего удивительного после всех этих артистических потуг для меня не оказалось в том, что бригадир брезгливо посторонился и аж рожу свернул в сторону – только б не вдыхать окружающий меня крепкий пивной дух.

Так, раз уж он почуял запах, которого на самом деле не было, то я с чистой совестью мог себя поздравить. Можно сказать, это не просто успех. Это триумф. Сейчас я мог сделать с этим бригадиром все, что угодно.

Проходя мимо, я попытался насвистать услышанную недавно мелодию. Получилось ужасно фальшиво и ничуть не похоже на оригинал, так что мне пришлось прерваться, выругаться шепотом, а потом сделать еще пару попыток.

Подобные представления мы неоднократно отрабатывали на тренировочных занятиях по оперативной подготовке, поэтому я нисколько не сомневался, что истинный его смысл – скрытые переговоры с группой поддержки – уловить со стороны было совершенно невозможно.

Между свистом и бранью я спросил еле слышным шепотом, не двигая губами:

– Убрать его?

Первым ответил Стас:

– По-моему. Малыш, не стоит. Он на постоянной связи с «быками». Нейтрализация одного будет равносильна предупреждению остальных. Они или нападут на тебя или просто сбегут. При любом исходе ситуацию с дамочкой мы потеряем.

– Стас прав, – тут же добавил Капитан. – Мы не можем вмешиваться, пока ситуация не определилась.

– Понял, – шепнул я.

Они, разумеется, были правы, и я сам бы додумался до этой простой мысли – не суйся в драку, пока она не началась, – если бы не был так увлечен своей актерской миниатюрой.

А если быть уж совсем честным, то дело, скорее, было в моем полуосознаваемом желании завершить всю операцию, масштабов которой пока еще не знал никто, одним хорошим нокаутирующим ударом.

В самом деле, чего уж проще – приложить слегка этого бригадира, потом провести допрос и вытянуть из него всю информацию. Да только таковой у него вполне может и не оказаться – во всяком случае такой, что интересует нас. И что потом делать? Вежливо извиниться, отпустить несостоявшегося «языка» на все четыре стороны и ждать неизвестное количество дней или недель, пока подвернется новый счастливый случай. Так что ли?

Нет. Конечно же, нет. На самом деле я всего лишь не хочу погружаться в новую жизнь. Потому, наверное, что она означает новую боль. И в итоге, возможно, новую смерть.

Человеческая жизнь есть страдание – так учат нас все мировые религии. А спасение от боли можно найти только на том свете.

Жить, однако, приходится на этом. И не просто существовать, а выполнять свою работу.

– Дерьмо собачье, – мрачно сказал я и обреченно ступил в каменный мешок очередного двора.

Вновь меня окатил дождь, заставив вспомнить о дурацком пакете.