- Чем сейчас заняты? - спросил Пантелеев, внимательно глядя на него.
Полковник сказал, что сейчас он занят тем, что отравляет вот эти две роты на Арабатскую Стрелку и сам тоже переправляется туда.
- Верно ли, что не то вечером, не то ночью на нашу Арабатскую Стрелку немцы пролезли? - спросит Пантелеев.
Полковник ответил, что нет, что на Арабатской стрелке все укреплено, организована оборона и сведения о немцах неверны.
- А зачем же вы переправляете туда еще две роты и сами едете?
- Я еду... - Полковник начал фразу быстро и уверенно, но посредине сник. - Я еду потому, что... потому, чтобы там все было обеспечено.
- Так вы же говорите, что у вас там и так все обеспечено, - неумолимо продолжал Пантелеев.
- Так точно, обеспечено, но я еще хочу обеспечить...
Пантелеев недоверчиво усмехнулся и приказал, чтобы ему сейчас же дали моторку - ехать на тот берег одновременно с переправлявшейся ротой.
- Поедем посмотрим, какой там у них порядок, - сказал он Лопатину, грузно перешагивая через борт моторки.
Полковник, севший в моторку вместе с ними, полунедоуменно, полузаискивающе поглядел на Лопатина, которому член Военного совета сказал "посмотрим, какой там у них порядок".
Лопатин отвел глаза. Ему стало стыдно за этого растерявшегося человека.
Пантелеев всю дорогу молчал с таким видом, что ни у кого не возникало желания с ним заговорить. Что бы вы мне теперь тут ни болтали, я вам не верю, - говорил его вид, - не верю и не буду терять времени ни на вопросы, ни на выслушивание ваших ответов. Сам поеду, сам посмотрю и сам себе отвечу".
Берег, к которому подошла моторка, оказался таким же пологим, как и тот, от которого она отчалила. День был жаркий, сухой, вовсю палило солнце. У самой переправы грелись на солнце минометчики, а чуть подальше отдыхало еще два десятка недавно переправившихся солдат. Обстановка показалась Лопатину совершенно мирной. Еще более мирный вид придавали ей работавшие на переправе рыбаки. Не чувствуя себя ни у кого в подчинении, они на глазах у начальства курили трубки и самокрутки и, громко и весело перекрикиваюсь с лодки на лодку, обсуждали, где в обед лучше будет варить уху - на том или на этом берегу.
Лопатин не сразу поверил, когда ему сказали, что эти люди всего три дня назад угнали свои лодки от неожиданно ворвавшихся в Геническ немцев, оставив родной город, жен и детей.
- Ну, где у вас штаб батальона? - едва успев ступить на землю, спросил Пантелеев у Бабурова. - Как будем добираться?
- Сейчас машина подойдет, товарищ дивизионный комиссар. - Судя по лицу полковника, он ожидал упрека за то, что дивизионный комиссар уже переправился, а машина ему еще не подана, но Пантелеев только кивнул.
Отойдя на два десятка шагов, Бабуров поманил к себе пальцем какого-то младшего командира, должно быть виновного в том, что машины еще нет на месте, и стал неслышно, но свирепо распекать его. Лопатин видел, как у полковника сердито дрыгали заросшие седой щетиной красные обвислые щеки.
Пантелеев, по-прежнему не выражая желания ни с кем разговаривать, угрюмо шагал взад и вперед по берегу. Лопатин вынул из планшета карту, чтобы сориентироваться, в какой точке Арабатской Стрелки они высадились. Отделяя Сиваш от Азовского моря, окаймленная с двух сторон голубовато-синей водой, на карте лежала узкая и бесконечно длинная полоска земли. Южный конец ее за обрезом карты уходил к Керченскому полуострову; на севере синяя ниточка пролива отделяла ее от занятого немцами Геническа. Всего месяц назад Лопатин ехал в Крым именно через этот город, через мост, который теперь, как говорят, взорван, через эту самую Арабатскую Стрелку, на берегу которой он сейчас стоял.
Судя по карте, отсюда до северного конца Стрелки было километров пятнадцать. "А впрочем, - подумал он, - туда, до самого конца, сейчас вряд ли доберешься". Геническ стоял на горе, и месяц назад Лопатин сам смотрел оттуда, сверху, на Арабатскую Стрелку, похожую с горы на очень широкое, желтовато-серое шоссе, идущее прямо через море. Немцы, которые теперь сидели в Геническе, наверное, просматривали далеко вглубь все, что было на Арабатской Стрелке.
"Смотри гам, у Пантелеева, а то и сам угробится, и тебя угробит, я его знаю", - вспомнил Лопатин телефонный хохоток редактора, и его передернуло при мысли о немцах, которые смотрят на Арабатскую Стрелку сверху, из Геническа. Ему захотелось потянуться и выдохнуть из себя что-то холодное, неприятное, проползшее внутри живота. Это был один из тех приступом страха, которые Лопатин знал за собой, и, как всегда, ему показалось, что другие могут заметить это. Он обернулся и взглянул на Пантелеева.
Но Пантелеев по-прежнему сердито ходил по берегу, думая о чем-то своем.
- Эй! - услышал Лопатин вместе с отчаянным скрипом тормозов пронзительный женский голос. Прямо перед ним остановилась полуторка, за рулем которой сидела белобрысая девушка в голубом выцветшем платье и белой запыленной косынке. Даже через стекло кабины было видно, какие у нее отчаянные голубые глаза и веснушки, такие крупные, какие бывают только у огненно-рыжих мальчишек.
- Эй, товарищ командир, - весело крикнула девушка, спрыгивая с подножки грузовика, - через вас мотор заглох! Хотела задавить, да пожалела!
Она прошла мимо Лопатина, мальчишеским жестом сдвинула на затылок косынку, ловко вставила заводную ручку и несколько раз подряд крутанула ее. Лопатин видел, как под выцветшим голубым ситцем напряглись ее худые лопатки.
Но машина не завелась.
- Давайте помогу, - сказал Лопатин, становясь рядом с ней.
- Помоложе вас есть, - полуобернулась к Лопатину девушка; увидев теперь совсем близко ее лицо, Лопатин подумал, что и в самом деле в свои сорок с лишним он кажется ей старым человеком, и не решился во второй раз предлагать помощь.
Девушка нагнулась и снова взялась за ручку.
Машина опять не завелась.
- Дай-ка я, - подскочил коренастый маленький боец.
- Поздно собрался, - отрезала девушка.
Широко раздвинув ноги, как заправский шофер-мужчина, она несколько раз, не разгибаясь, крутанула ручку - лопатки так и заходили у нес под платьем. Машина фыркнула и завелась.
- Вот и готово, - сказала она, задохнувшись, тыльной стороной руки устало вытерла пот со лба и улыбнулась Лопатину.
- С тобой поедем? - спросил подошедший Пантелеев.
- Со мной, товарищ начальник. Садитесь!
- Что, у вас бойцов, что ли, нет? - покосившись на девушку, спросил Пантелеев стоявшего за его спиной Сабурова.
- А я - боец, - смело сказала девушка.
- Какой же ты боец?
- Обыкновенный, вместе с машиной мобилизовали. Два дня служу. Чувствовалось, что ей нравится и слово "служу", и слово "мобилизовали", и слово "боец".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});