Читать интересную книгу Небо – моя обитель - Торнтон Уайлдер

– Какая прелесть! – откликнулся Браш, перейдя на благоговейный шепот. Бохардас скрылся под черным куском материи. – Может, мне улыбнуться? – предложил Браш.

– Нет, – ответил Бохардас, появляясь из-под покрывала и возясь с объективом. – Здесь улыбок на фотографиях не требуется.

– Я думаю, мистер Бохардас, что вы за свою жизнь повидали немало преступников?

– Я? Разумеется. Я описывал по методу Бертильона[1] убийцу собственных родителей, отравителей жен и тех, кто плевал на американский флаг. Вы не поверите! Чего я только не насмотрелся. А теперь мы вас снимем в профиль, мистер Браун. Ладненько. – Он подошел к Брашу, повернул его голову и деликатно поинтересовался: – Могу я спросить, что вы такого, по их мнению, сделали, мистер Браун?

– Я ничего не сделал. Только сказал президенту банка, что банки аморальны, и меня за это арестовали.

– Это же надо. Повыше подбородок, мистер Браун.

– Меня зовут не Браун, а Браш – Джордж Марвин Браш.

– Ах, извините... Хотя что такое имя?.. Так, теперь, я думаю, у нас получатся прекрасные снимки.

– А вы не продаете эти фотографии, мистер Бохардас?

– Думаю, это запрещено. Да и охотников на эти фотографии, видимо, не найдется.

– А я бы не отказался купить несколько штук. Более двух лет не фотографировался. Матери надо послать.

Бохардас злобно уставился на Браша.

– Нет ничего остроумного в насмешках над моей работой, мистер Браун, мне это не нравится. За пятнадцать лет никто не позволял себе здесь издевок, даже убийцы.

– Уверяю вас, мистер Бохардас, – сказал Браш, краснея, – я и не думал насмехаться над вами! Я заметил, что вы хорошо фотографируете, вот и все.

Бохардас обиженно замолчал и, когда Браша уводили, не ответил на его «до свидания». В кабинете начальника тюрьмы, куда ввели Браша, шел оживленный разговор между шефом полиции, мистером Саутуиком и другими отцами города. Браш сразу же направился к мистеру Саутуику.

– Я так и не могу понять, что плохого вы нашли в моих словах. Я не могу приносить извинения, мистер Саутуик, за ошибки, которые не сознаю. Допускаю, что вам не понравилось мое нелестное мнение о банковском деле, но за это меня нельзя сажать в тюрьму, и мнение свое на этот счет я менять не стану. Во всяком случае, я прошу честного суда, на котором все за полчаса выяснится. Смею надеяться, что зал суда будет заполнен до отказа – во времена депрессии как можно больше людей должны знать, что думал о деньгах Ганди.

Шеф полиции подошел к нему с угрожающим видом.

– Перестаньте молоть вздор! – сказал он. – Сейчас же прекратите. Что это с вами! – Он повернулся к своим собеседникам. – Джерри считает, что у него не все дома. Может, послать его в Монктаун на психиатрическую экспертизу? Как ты считаешь, парень? Что с тобой? Рехнулся?

– Нет, – закричал Браш, – и мне это уже надоело. Вы сами прекрасно видите, что я не сумасшедший. Давайте проверим по любому из старых тестов: на запоминание дат, на знание истории, Библии. Я – американский гражданин в здравом уме и памяти, и любой, кто еще посмеет обозвать меня сумасшедшим, ответит за это, хотя я и противник насилия. Я сказал мистеру Саутуику, что его банк, как и любой другой, – шаткое вместилище страха и трусости...

– Ладно, заткнись, хватит, – сказал шеф полиции. – Слушай внимательно, Браш, если через час ты не уберешься из этого города, мы оденем тебя в смирительную рубашку и отправим на полгода куда-нибудь подальше для проверки душевного здоровья. Дошло?

– Я бы с удовольствием прошел проверку, – сказал Браш, – но я не могу тратить на это полгода.

– Гогарти, – сказал шеф полиции, – проводи его до вокзала.

Гогарти был высокий мужчина с большой костистой нижней челюстью и бледно-голубыми глазами.

– Чтоб без шума, парень, понял? – предупредил Гогарти.

– Зачем мне шуметь? – отозвался Браш.

Когда они прошли в молчании несколько кварталов, Гогарти остановился, повернулся к Брашу и, ткнув указательным пальцем в лацкан его пиджака, доверительно спросил:

– Послушай, парень, откуда ты узнал, что «Мариана сейвингз» затрещал по швам? Тебе кто сказал?

– Я имел в виду не только этот банк. Я имел в виду все банки.

Ответ не удовлетворил Гогарти. Погрузившись в свои мысли, он продолжал поглядывать на Браша поверх очков. Потом отвернулся и посмотрел вдаль.

– Кажется, у банка собралось много народу, – сказал он. Неожиданно лицо его приняло решительное выражение. – Не отставай, парень, – сказал он и бросился в дом, около которого они стояли. В доме женщина мыла посуду. – Миссис Коулз, – сказал Гогарти сурово, – как констебль этого города, я вынужден воспользоваться вашим телефоном.

– О чем речь, мистер Гогарти! – взволнованно сказала миссис Коулз.

– И я должен вас просить выйти на крыльцо, пока я буду говорить.

Миссис Коулз послушно вышла. Когда Гогарти соединили с абонентом, он сказал в трубку:

– Одевайся, Мери. Делай, что я тебе велю. Иди в город и сними с нашего счета все деньги до последнего цента. Шевелись. У тебя всего полчаса. И никому ни слова.

Гогарти с Брашем ушли, что позволило миссис Коулз вернуться к своим занятиям. Снова оглядев улицу, констебль решил, что здесь он нужнее, и отпустил Браша на вокзал одного.

* * *

Придя домой, мистер Саутуик лег на постель в затемненной комнате. Когда он время от времени стонал, к постели на цыпочках приближалась жена, меняла мокрое полотенце у него на лбу и шептала:

– Ш-ш-ш, Тимоти! Не стоит беспокоиться, дорогой. Поспи немного. Ш-ш-ш!

Глава II

Оклахома-Сити. В основном разговоры. Приключение в сарае. Марджи Маккой дает совет

Браш приехал в гостиницу «Макгроу-хаус» вечером того же дня. На следующее утро он уже впрягся в работу. Посетил уйму всевозможных инспекторов, директоров и деканов. Съездил в исправительную колонию, где, уступая настоянию педагогов, выступил перед общим собранием воспитанников.

В восемь часов вечера он постучал в дверь номера Блоджеттов. Было слышно, как за дверью обменялись несколькими репликами на повышенных тонах, а затем Блоджетт вышел в коридор и закрыл за собой дверь.

– Слушай, Браш, – сказал он, – cегодня такая история. Прошу тебя, будь поосторожнее. Ты знаешь, у моей кузины нервишки разгулялись. Не касайся вещей, которые огорчают ее. Уловил?

– Хорошо. Постараюсь.

– Д-д-да... На нее много свалилось в последнее время. В прошлом месяце она развелась, а ты ведь знаешь, каково...

– Она... разведенная женщина? – спросил Браш тихо.

– Да, да. Ты все понял! – И Блоджетт заговорщицки подмигнул ему. Потом открыл дверь и проговорил с нервозной сердечностью: – Ты посмотри, Мардж, кто к нам пришел.

Марджи Маккой сидела на кровати с кислым выражением лица, опираясь на железную спинку и положив ноги на газету. В одной руке она держала высокий бокал, в другой – сигарету. На приветствие Браша она ответила едва заметным движением глаз, не отрывая остервенелого взгляда от стены перед собой.

Беседа складывалась тяжело. Браш говорил осторожно, поскольку не знал, какие темы могут огорчить женщину, только что пережившую ужасную процедуру развода. Промучившись минут сорок, он встал, чтобы откланяться.

– Спасибо большое за приглашение, – сказал он, пятясь к выходу. – Я, пожалуй, пойду. Надо еще отчеты написать и...

К удивлению обоих мужчин, миссис Маккой заговорила.

– Что за спешка? Что за спешка? – спросила она раздраженно. – Садитесь. Вы еще и не курите? Понятно, что вы чувствуете себя идиотом, сидя вот так и разговаривая. Ремус, дай ему пива. Боже, пусть он хоть чем-нибудь займет руки!

Беседа возобновилась. Браш упомянул о том, что со времени их последней встречи его арестовали и заключили в тюрьму. Его попросили рассказать подробности, и вскоре он уже живо описывал свою беседу с мистером Саутуиком. Потом он изложил им теорию Добровольной Бедности. Теперь миссис Маккой смотрела на него изумленными глазами. В конце рассказа с губ обоих слушателей был готов сорваться один и тот же вопрос.

– Что вы будете делать, если потеряете работу? – спросили они.

– Точно не знаю. Никогда серьезно не думал об этом. Думаю, подыщу себе чего-нибудь. Однако что-то непохоже, что меня уволят. Я все время получаю прибавки к зарплате. Они меня даже нервируют.

– Прибавки вас нервируют? – спросила миссис Маккой.

– Да.

– А что вы будете делать, если заболеете? – спросила она.

– А что вы собираетесь делать, когда состаритесь? – спросил Блоджетт.

– Я вам уже объяснял это, – ответил он.

Миссис Маккой опустила ноги на пол и, уперев руки в бока, наклонилась вперед.

– Послушай, крошка, – сказала она. – Дай мне посмотреть на тебя. Ты что, смеешься надо мной?

– Что вы, миссис Маккой! Я совсем не смеюсь.

Она с мрачным выражением лица села на кровать в прежнее положение.

– Тут что-то не так, – пробормотала она, недоверчиво глядя в свой бокал.