Пора возвращаться. Холодно сверкает на горизонте низкое солнце. Берег острова закрывает сильная спина отца. Тимка сидит на носу лодки, а в памяти добытая щука — первая большая победа.
Однажды ночью проснулся Тимка. Громкий стук в окно, барабанят в дверь. Отец снял винтовку со стены: «Кто там?» В ответ: «Открывайте…». Тимка видел: отец поник, опустил винтовку, отодвинул засов. Четверо в кожаных плащах ввалились в прихожую, по-хозяйски оглядели жилище, затопали сапожищами по комнатам. Мамка увела Тимку в спальню, дверь прикрыла, велела сидеть тихо. Сквозь щелку видел Тимка: отец сидит понуро, мать собирает ему в дорогу, а чужаки роются в столах, вытряхивают книги, щупают мебель. Обидно стало Тимке за папку. Не понимает он, что случилось? У папки вон какая винтовка, а у чужаков только маузеры в деревянных коробках. Да, если б папка захотел, он бы их всех победил, не дал бы тут хозяйничать. Почему не зовет на помощь могучего духа тайги?..
Потом только узнал Тимка от деда, что отец его первым из северного народа получил высшее образование, стал учителем, вернулся в родные края с молодой женой — дочерью знаменитого на всю страну ученого, — и написал учебник на якутском языке. За это ли, или за что другое… за правду ли, которую не боялся он говорить любому в глаза, за прямоту ли характера, за те знания, которые нес он простым людям, или из черной зависти, — обвинили его в измене… Не бывало навета страшней во все времена. Вот и пришли за ним холодной ночью, и увели неведомо куда… А наутро соседские мальчишки уже дразнили Тимку «врагом народа» и бросались в него мелкими камушками. Даже лучший друг сторонился его. Сказал, мамка строго-настрого запретила дружить с Тимкой, тер распухшее малиновое ухо…
Плакал Тимка от обиды. Ведь его папка самый лучший, почему же этого никто не понимает… Дрался он с мальчишками из-за отца, домой приходил с расквашенным носом, но никогда не сдавался… А мамка, в страхе за детей, правдами-неправдами исправила в паспорте одну букву фамилии, наскоро собрала вещи, схватила Тимку и маленькую его сестренку в охапку и на пристань. Речным пароходом вверх по течению Лены, к железной дороге, в Москву — там дедова вотчина, многолюдье, там спасение…
В дороге вышла история. На одном полустанке чуть отвернулась мама, Тимке только того и надобно. Пошел гулять по рельсам… Хорошо — чья-то добрая рука успела выхватить его из-под мчащегося на полном ходу встречного поезда…
А в Москве нет таких лесов, как в Якутии, и река против Лены — ручей, и дома повсюду словно горы высоченные, а народищу… Столько Тимка нигде раньше не видывал. Под землей поезда шумят, по проспектам автомобили катят, дудят клаксонами… Есть чему подивиться. Трамваи рогатыми лосями по рельсам бегут, позванивают… Живет Тимка с мамкой теперь в большой дедовой квартире в многоэтажном доме на Октябрьской улице, возле театра, тут и парк рядом, и пруды, и цирк… Сколько всего интересного! На манеже дрессированные слоны и тигры, зебры и львы, развеселые клоуны и акробаты… А Тимке пора в школу. Как-то он сможет учиться?.. Дед в золоченом пенсне, с аккуратной седой бородкой, попыхивая трубкой, по вечерам занимается с ним правописанием и арифметикой. Смышлен Тимка, все схватывает на лету, так что к осени держит экзамен в третий класс.
А как исполнилось Тимке десять лет, мама договорилась с проводницей, купила билет, посадила его на поезд и отправила в Ялту к Тимкиной тете. Счастлив Тимка, впервые в жизни он увидит море.
Поезд мчится — черный дым из паровозной трубы стелется, — а то плетется еле-еле, стоит подолгу на станциях и полустанках… Внутри жара, духотища, одно спасение — выйти, подышать в тенечке на перроне… А там бойко идет торговля. Первое время к поезду несли яблоки да груши, потом, чем дальше на юг, дыни и арбузы, пироги с рыбой, а то и вареных раков… Не пропадешь, все недорого… Тимка налопался раков с вареной картошкой и завалился на верхнюю полку… Пролетели леса, кончились бескрайние степи, потянулись вторые сутки пути, а наутро из окошка вагона Тимка увидел сверкнувшую за деревьями гладь. С горы видно далеко-далеко и нет конца-края изумрудному морю, корабли стоят у причала, четвероногие мачты портовых кранов, катера бегут по волнам, силуэты пароходов вдали… Кажется Тимке, вот еще чуточку повыше забраться, и различил бы на горизонте другой берег, но как ни всматривался, приникнув к мутному стеклу вагона — все напрасно…
Тимка с вокзала шагает на пристань. Теплоход «Крым» идет из Севастополя в Ялту. Под безоблачным лазоревым небом раскинулись укрытые лесами зеленые горы, белый город лежит на прибрежных холмах; а на рейде, щетинясь стволами орудий, высится линкор «Парижская коммуна», матросы моют палубу, струи воды сверкают в утреннем солнце.
Тимка сразу влюбился в море. Целыми днями пропадает он на берегу. Ныряет с пирса, загорает на песке, играет с мальчишками, а по вечерам бегает к Массандре встречать заходившие в торговый порт белоснежные испанские сухогрузы. На берег выгружали фрукты: апельсины, гранаты, лимоны… До глубокой ночи стояли суда у причалов, а в темноте на борт поднимали тяжелые зачехленные грузы, люди шептались — танки. С рассветом дымы пароходов уже виднелись на горизонте. Не было тогда у мальчишек мечты заветнее, чем тайно пробраться на корабль, уходящий в объятую пожаром войны Испанию, и отправиться в опасное плаванье на помощь легендарному комбригу Листеру…
Тетя Женя работала в порту. Тимка упросил тетю устроить его на пассажирский теплоход юнгой.
— Куда, оглашенный? На корабль?.. Ни за что! — не соглашалась сперва тетя Женя. — Свалишься за борт… Что я твоей матери скажу? И думать забудь!..
Но Тимка настоял-таки на своем.
Договорились с капитаном, и стал Тимка ходить от Ялты до Алушты на пароходе «Мыс Дооб». Матросов хватало, так что Тимке не приходилось драить палубу, а иногда при спокойной воде ему даже разрешали «порулить». Тимка был страшно горд, наконец-то он, как отважный капитан, стоит на мостике и правит настоящим кораблем.
Вернувшись в Москву, он не мыслил о другой жизни. Повезло, что мама — известная спортсменка, чемпионка страны по стрельбе — увлеклась водномоторным спортом, гоняла на глиссерах в клубе имени Баранова.
— Хочешь, возьму тебя с собой в клуб? — спросила она однажды.
А Тимку и спрашивать не надо. Он готов хоть сейчас ехать. Еле дождался обещанного дня.
На выходные отправились в Зеленую гавань на Клязьминское водохранилище. А там целый парусный флот! В просторных бухтах пришвартованы яхты, катера, швертботы[2]… Конечно, это не линкоры, не океанские сухогрузы, но от вида парусов Тимка затрепетал. Мать потянула его к быстроходным глиссерам, а он никак не мог оторвать взгляда от яхт. Не мир моторов и скорость влекли его, а ветер и паруса…
Наконец мальчишку, слонявшегося целыми днями по берегу возле яхт, приметили.
— Нравятся яхты? — как-то раз спросили с одной из них.
Тимка кивнул.
— Прокатиться хочешь?
У Тимы от восторга перехватило дыхание. Хочет ли он прокатиться? Да что спрашивать? Конечно!
— Прыгай на борт.
Тимка со всех ног бежит по шаткому мостку миг — и он на судне. Там еще два матроса. Загорелые, сильные, веселые.
— Поднять якорь! — командует командир.
Ветер наполняет паруса, командир на корме у румпеля, правит мимо других швертботов на широкую воду… А вдоль берега «сверлят» веслами байдарочники, «роют воду» гребцы каноэ… Солнце сияет, весело переливается рябь на воде…
Тимка от счастья позабыл все на свете. Яхта идет быстро, почти бесшумно, только слышен плеск волны за бортом. Берег все дальше. Чайки кружат над мачтой.
— Спинакер[3]! — слышится команда.
Огромный пузырь надувается впереди яхты, и кажется Тимке, что они взлетают над волнами.
Командира зовут Георгий Алексеевич или просто дядя Жора. Его Р-45 «Моряна» самая быстроходная яхта в клубе.
— Тебя как звать? — спрашивает он Тимку.
— Тимир.
— Ишь ты, Тимир, почти Тимур… И откуда будешь, Тимир?
Тимке хотелось рассказать, как они с отцом ходили на охоту в тайгу, ловили неводом рыбу, как видели священное дерево Кудук… но разве все сразу расскажешь, и он ответил просто:
— Из Москвы…
— Нравятся, значит, яхты… Ладно… приходи завтра, выдадим тебе швертбот. Гоняй сколько хочешь!..
Тимка счастлив. На следующий день, с рассвета он на берегу. Дядя Жора ведет его к Ш-10 — маленькой одноместной яхте. Букву «Ш» Тимка расшифровал как швертбот, а вот что означает «10» решил спросить.
— Это площадь парусности, — объясняет дядя Жора. — На этой десять метров, а на моей «Моряне» один спинакер — сорок, не меньше. Ну, где нос, где корма, ты, должно быть, знаешь… посередке — кокпит, на мачте — парус… Давай-ка, пробуй!..