через поваленные деревца и деревья. И выбежали наконец к навесному верёвочному мосту через реку лесную. Река, так, тьфу. Не чемпион олимпийский игр по прыжкам в длину перепрыгнет на раз плюнуть. Ну это чисто водную поверхность. А так пойма реки была широченной. Будто кактитиь по ней свои воды должна река раз так в трое шире, длинней и глубже. И берега хоть и наклонные, но очень даже крутые. На танке даже русском не заберёшься. Полезши по скалолазски, если оступишься, костей не собирёшь. На футов, так, восемьдесят – девяносто берега над рекой возвышались и внизу безо всяких пляжных предисловий руслом полным водой и заканчивались. Вот потому-то мост здесь и навесли, чтоб люди могли напрямки через реку о высоких берегах переправляться, а не рыскать за мили и мили вверх или вниз по течению низину, тратя на это время и силы.
Река, кстати, была совсем не бурной. При беглом взгляде вода казалось совсем стоит. Ни дать, ни взять болото болотное. И вот от этой воды поднималась ровнёхонькая стена тумана, деля мост на двое и очерчивая русло речное так чётко, что казалось, это и не туман вовсе, а и впрямь стена из белого мрамора. Стена до того плотная, что другого берега не видно, хотя он совсем не далеко. Люди с обеих берегов, не повышая голоса, могли бы переговариваться. Мост, естественно, упираясь в туман, в нём и исчезал, будто и нет у него второй половины, будто где-то в тумане он обрывается и там с разбегу навернёшься с него не вверх, естественно. Хорошо, если в воду. А так ведь и на поргоги можно, торчащие из реки, что вполне может быть. За туманом не видно. И отбегаешься, что называется, навсегда. Если и выживешь чудом каким, то овощное состояние тебе как пить дать гарантпованно.
От мыслей таких по телу не то, что мурашки побежали, целый табун мурашей конского размера. Но у ОʼКаллагана алтернативы были лишь две, и одна другой стоила. Либо в тюрьму на такой срок, что ну его на фиг, либо на мост. Там хоть и стрёмно, но шанс имеется. И он устремил стопы свои на мост. Собственно, да, шатается под тобой, нагоняя жути, собственно, да, туман. Но если б он обрывался, то свисал бы кишкой с берега, а не явно крепился меж обоими берегами. Главное,– чтоб он сейчас не оборвался.
У Рея с Валтером альтернатив тоже не имелось. Вот она крупная рыба. Поймал – и ты в дамках. Сети раставлены и прочны. Когда в них рыба угодит – это лишь вопрос времени. При чём совсем недалёкого. А поэтому вся эта троица бегунов один за одним преодолела и мост, и туман от воды поднимающийся. К нервам, бывшим у каждого по своим собственным причинам, прибавилось лишь неприятное напряжение от раскачивающейся под ними переправы. Но всё обошлось как нельзя замечательно, и очутились они все в том же самом лесу уже по другую сторону от реки, его разделяющей. И конечно же бег там возобновился с прежней силой. Cнова кочки, снова вязкий мох, снова деревья: стоящие, чтоб меж них петлять, повалившиеся, чтоб под ними или через них перелезать. Вальтер даже крикнул удирающему во след – так ему надоело за ним гнаться. Нет, не устал, а именно надоело.
– Эй, придурок, кончай бегать! Хрен от нас уйдёшь!
ОʼКаллаган в карман за словом не полез.
– Это вы кончайте за мной бегать!– крикнул он в ответ на ходу.– Хрен меня поймаете!
После этого бега продлились ещё совсем не долго. Мошенник экстра класса начал мало-по-малу выдыхаться. Но разрешилось всё совсем не по этой причине.
Нырнул, значит, ОʼКаллаган в кусты совершенно нормальным человеком, если не считать его криминальные наклонности, и буквально через секунду-другую-третью вынырнул взъерошенный, заполошенный, бледный, как колпак Куклус-клановца и с выпученными глазами, будто бы он с запором сражается. Вынырнул, разумеется, в самые руки схвативших его наконец полицейских. У-у-у говорит, пальцем большим через плечо на кусты показывает, ууу и приставляет к затылку ладони с пальцами веером растопыренными так, чтоб над волосами они возвышались короной. Даже браслеты, одетые ему копами не мешают ни сколечки.
– Чё за у-у?– спарашивает его Рей МакФарли.– Лося ты там, что ли, увидел?
ОʼКаллаган башкой отрицательно мотает, опять палцы веером к затылку и опять ууу только и издаёт по глухонемому.
– Я постерегу этого придурка,– сказал тогда Рей своему напарнику.– А ты глянь чё там за у-у.
Вальтер Коссман так и сделал. Оставил преступника на попечение боевого товарища и вошёл в кусты, ставшие для троицы объектом повышенного внимания. Секунд через пятнадцать вернулся, а на лице то ли озадаченность, то ли испуг.
– Это того,– говорит, еле языком ворочая, и добавляет пальцы веером к затылку приставивши, как давеча ОʼКаллаган делал:– там того, и в правду угу.
– Чё-ё-ё?– возмутился Рей.– Вы чё, придурки, сговорились? Смотри этого придурка, я сам схожу.
Напарники-полицейские поменялись ролями. Вальтер за караульного остался, а Рей в кусты пошёл. И долго-долго оттуда не возвращался. И дело было вот в чём.
Считай сразу по ту сторону от пышных зарослей Сосны скрученной начинался хоть и наклонный, но довольно таки крутой и длительный склон. Конечно, можно рискнуть и спуститься. Бегом, конечно, риски выше, но всё равно можно рискнуть. Вот только на этом риск не заканчивался. Правильнее сказать, за этим риском начинался другой, куда более неожиданный и рисковый. Он то и остановил ОʼКаллагана. Более того, он то и бросил ОʼКаллагана в руки блюстителей правопорядка.
Короче, ярдов этак в двухстах от основания склона увидел Рей МакФарли то, чего увидеть было абсолютно невозможно. Там в низине, можно сказать на необширной равнине, фигвамы стоят. На костерке дич запекается. Краснокожие мужики, стоя в сторонке, раговаривают о чём-то. Хрен поймёшь о чем на таком то расстоянии. Кто в повязке набедренной и топлес, кто в повязке и рубахе, кто топлес и в легинах, кто в легинах и рубахе, все в моксинах и размалёванные, будто Пикты шотладские. Краснокожие бабы в платьях и юбках с рубахами шьют или шкуры выделывают. Краснокожая детвора луками да копьями в войнушку играет. Краснокожий дед, сидя на бревне, трубкой мира попыхивает. И судя по его уж очень довольной физиономии набил он трубку чем-то позабористей табака. Ну и – Куда ж без них родимых?! – у всех из бошек эти самые пальцы веером торчат. Перья разноцветнгые, значит.
– И чё это за твою мать?– спросил Рей,