Читать интересную книгу О Бруно Беттельгейме - М Максимов

У Беттельгейма в Школе каждый достоин уважения уже сейчас, каждого принимают таким, какой он есть, а не каким станет в будущем.

Тут самое время остановиться и объяснить, почему Школа Беттельгейма называется Школой. Ведь часто учреждение подобного рода любит называть себя "домом". Оно как бы говорит ребенку: "Это твой дом, твоя новая семья. А воспитательница будет твоей мамой". Беттельгейм считает, что достаточно той неразберихи, которая творится в душе у ребенка. чтобы не добавлять туда еще и эту. Мама - это значит, что она тебя любит просто потому, что ты есть, независимо от того, какой ты -- хороший или плохой. Мамина любовь всегда с тобой. Папиной любви надо добиваться, стараясь быть таким, каким он хочет тебя видеть. Мима, папа и я -- вот структура, каркас, на котором ребенок строит свою душу. А Школа -- это не дом, там ничего такого нет. Ни мам, ни пап. Это школа, где учатся жить. Она как бы говорит: "У тебя трудности -- мы тебе поможем с ними справиться. Воспитатели, доктора, повара, горничные -- твои помощники. Ты достоин уважения, как и всякая человеческая личность, но любовь, извини, тебе не гарантирована. Если у тебя с Патти или с Гейл возникнут близкие отношения -- это ваше личное дело. Но ты должен сознавать, что это отношения двух независимых, свободных людей".

Но -- поразительное дело! -- такие отношения все-таки возникают, и случиться это может где угодно. Например, в ванной комнате. Удивительно, как много значения придает наша цивилизация чистоте. Мать заставляла шестилетнюю Люсиль часами просиживать на горшке, мыться с мылом по десять раз в день... Она постоянно и скрупулезно проверяла у Люсиль чистоту. (Заключенные в концлагере также постоянно подвергались таким процедурам.) И все же Люсиль любила это. потому что это были единственные моменты ее близости с матерью. И в Школе Люсиль много времени проводила с Гейл в ванной комнате и туалете, просиживая часами на горшке или моясь под душем.

-- Посмотри, Гейл, я уже чистая? Надо, наверно, еще раз намылиться.

-- По-моему, ты уже чистая, Люсиль. Но если хочешь, мылься еще.

-- Ну хорошо. Я сейчас еще раз, и все.

В это время в душевую ворвалась стайка детей. Они прибежали с улицы, мокрые, грязные, и тут же заляпали грязью весь пол. Гейл, увидев странный блеск в глазах Люсиль, вдруг сказала:

-- Послушай, Люсиль. Если ты так хочешь вымыться еще раз, так уж испачкайся сначала, чтобы тебе было, что мыть! Она не успела договорить, как Люсиль была уже вся с ног до головы вымазана в грязи. И вновь между ними возник тот самый контакт, ради которого, собственно, и создана Школа.

Сон

Ложиться спать страшно. Этот переход от бодрствования ко сну очень похож на переход от жизни к смерти. Не зря этот мотив так часто встречается в сказках. Мы уходим из этого мира, а удастся ли вернуться, и когда? Отношения ребенка с временем очень сложные, для него завтра -- это все равно, что для нас -наше следующее воплощение в другой жизни. Но, кроме глубоко запрятанного страха смерти, страха разлуки, есть еще и просто страх натворить что-нибудь нехорошее во сне. Дети, которые и днем-то не очень уверенно могут собой управлять, боятся ночи, потому что ночью сознательный контроль полностью отключается. Часто дети, которые боятся намочить постель, просят воспитателей будить их ночью. Здесь позиция Школы такова: нет, будить мы тебя не будем. Если намочишь постель -- ничего страшного, это бывает с каждым. Подрастешь -- и это прекратится само собой.

При отходе ко сну в спальне можно наблюдать такую картину. Гейл, собрав вокруг себя группу любителей послушать сказку, читает им тихо что-нибудь спокойное. В другом углу Патти играет с ребятами в тихую игру. Кто-то начинает потихоньку раздеваться, и просит почесать спинку. Воспитательницы стараются уклониться. Выяснилось, что чесание спинки, поглаживание, массаж перед сном -- сильное возбуждающее средство.

На каждой тумбочке -- что-нибудь вкусное. Это не специальная еда, не ужин -- ужин уже был. Это просто для успокоения души. Затем все утихомириваются, и гасится свет. Но не совсем -- в спальне полутьма. Все коридоры и комнаты Школы тоже чуть-чуть освещены. И часто ночью можно видеть маленькое привидение, мучимое бессонницей, слоняющееся по школе, заглядывающее в класс, на кухню или в комнату, где спит воспитательница.

x x x

Школа спит, а мы можем подвести итоги. Приблизились ли мы к пониманию того, как склеиваются здесь детские души, прожив в Школе один день вместе с ее воспитанниками? Есть ли здесь какой-то порядок, система ? Система есть, и опирается она на два краеугольных камня -- поступки ребенка и личность взрослого. Ребенок строит свою личность самостоятельно, используя в качестве каркаса личность близкого ему взрослого человека, а в качестве цемента -- свои поступки. Роль Школы заключается в том, чтобы создать вокруг ребенка такую среду, в которой он может найти подходящий каркас и которая поощряет его к совершению поступков.

Начнем с поступков. Я перечислю снова список основных школьных "свобод": ходить и смотреть куда угодно -- в Школе нет запертых дверей, можно даже зайти в учительскую и посмотреть свое дело, уходить из школы -- приходить в школу; учиться -- не учиться; играть -- не играть, мыться -- не мыться; есть -- не есть; тратить карманные деньги по собственному разумению.

Свобода в Школе -- это не просто "сладкое слово". Это терапевтическое средство. Ведь если тебя не заставляют, то даже чистка зубов может стать поступком. И наоборот, если ты со всех сторон окружен принуждениями и понуканиями, то совершить самостоятельный поступок почти невозможно. Это проблема и для взрослого человека. Много ли мы совершили поступков за всю жизнь? Беттельгейм вспоминает один важный случай из его лагерной жизни, когда он, еще совсем новичок, сидя в столовой, брезгливо отодвинул от себя тарелку с баландой. Его сосед, рабочий-коммунист, просидевший уже несколько лет, сказал: "Если хочешь быстро сдохнуть, тогда можешь не есть. Но если ты решил выжить, то запомни: ешь всякий раз, когда дают есть, спи или читай, как только представится свободная минута, и обязательно чисти зубы---по утрам".

Не сразу Беттельгейм понял смысл этого правила. Старый рабочий перечислил ему все, что в лагере не заставляют делать. Не много, но и в лагере есть возможность для самостоятельного, автономного поведения. Поступки -- это не только то, что мы делаем. Это еще и то, что делает нас.

А теперь -- о каркасе. Я не случайно всюду старательно делал ударение на всех этих искрах, контактах -- моментах сближения детей с воспитательницами. Ребенок может начать использовать взрослую личность для строительства своей, только если эта личность стала ему близкой. Но Школа -- не семья, и чтобы сблизиться с кем-нибудь, надо хорошенько потрудиться. Надо полюбить человека и сделать так, чтобы он полюбил тебя. Как известно, это одна из самых высоких задач в жизни. Здесь она осложняется еще и тем, что тот взрослый, которого выбрал ребенок, должен быть еще и личностью.

Так все-таки есть система или нет? Системы нет в том смысле, что ее нельзя распространить, как "полезное начинание". Потому что система -- это сам Беттельгейм, а личность нельзя скопировать, размножить. Воспитать воспитательниц (они все -его ученицы), поваров, горничных, весь персонал для создания в Школе живительной среды -- это мог сделать только Беттельгейм. Животворная среда -- а есть ли она у нормальных, здоровых Детей, которые не учатся в Школе у доктора Би? Ребенку необходима личность близкого ему взрослого человека в качестве каркаса. А что, если эта самая взрослая личность не очень хорошо выстроена? Каркас получится неважный. Но ребенок его передаст своим детям. И так далее.

...Я начал с твердым намерением говорить о детях. А получается -- опять о взрослых. Нам, взрослым, может не все нравиться в нашем взрослом мире. Но это мы сами его для себя построили. И нам самим придется его перестраивать. А дети совершенно ни в чем не виноваты, О них надо думать в первую очередь -- и до, и во время, и после любой перестройки, которая, в сущности, всегда делается ради них.

* М. Максимов. На грани-- и за ней *

Поведение человека в экстремальных условиях

Должен сразу предупредить, что это тема тяжелая, мрачная,-- примером экстремальных условий будут служить гитлеровские концлагеря. Но сначала я хочу объяснить, почему взялся за эту тему. Дело в том, что лагеря уже с ранней юности внушали мне животный ужас и одновременно -- притягивали к себе. Только став взрослым, я смог разобраться в этой мешанине чувств.

Прежде всего, оказывается, как только начинаешь задумываться над тем, что происходило в этих лагерях, внимательно читать книгу и смотреть фильмы, то сразу возникает множество вопросов. Вот лишь некоторые из них.

1. Почему было так мало случаев сопротивления? Обычная картина -- колонну в тысячу человек ведут на работу три эсэсовца с собакой. Заключенные --- немцы, они -- на своей, родной земле. Ну почему не вцепиться зубами в горло этим эсэсовцам и не бежать? Почему лагерем в двадцать тысяч заключенных легко управляла эсэсовская администрация в сто человек -- и всегда был полный порядок?