Читать интересную книгу Анчутка - Г. И. Арапова

Где наша не пропадало!

Не понимая всех действий брата, больной смирно сидел, чтоб не отвлекать лишними вопросами лекаря, от ответственного дела, предвкушая полное излечение.

Федот же ловко обвязал зуб, а другой конец крепко привязал к мешку. И они вместе еле-еле подтянули его к краю подпола. После этого, молча, хозяин дома указал место, где по его уразумению лучше всего присесть на коленки, обхватив картофель руками. Потом серьезно подергав за нитку и убедившись, что та привязана крепко и осечки не должно быть, приступил к напутственным словам.

-Видишь, как хорошо, прям все для тебя сложилось и картошки там почти нет... Значит так, даю тебе наказ, веревка, ну суровая нитка, чо на зубе и на мешке, будет ударной волной, глубина погреба должна волну нашу усилить. Энто, как гранату бросить, запал сразу и отскочит, а от твоей лихоманки и следа не останется. Ты даже крикнуть не успеешь, как все и произойдет - полнейшее излечение твоего организма. Без боли, конечно не обойдется, а как же, все будет неожиданно и резко. Чуток здесь придется потерпеть...Зато потом полное блаженство... Ну готов чо ли? Хватит пальцами чечетку отбивать, а то запал ненароком заденешь. Ты лучше..., слышь меня? Шибко не спеши..., погоди маненько и успокойся, а я в энто время отойду на безопасное расстояние. Твоя задача щас, энто дело не затянуть... Смотри лучше на меня, как только махну рукой, значит знак для тебя будет... Сразу тогда толкай мешок в подпол.

До дна подпола, который напоминал колодец, было действительно глубоко, метра два. Там всегда хорошо хранились картофель и соленья в кадках, которые Марфа готовила на зиму. Но старая картошка была уже съедена, а новая еще не выросла, поэтому подвал почти пустовал, но соленые овощи в кадках кое какие остались.

Предусмотрительно, заранее, убрав лестницу из подпола, Федот, уже сидя на лавке возле стола, предложил Никите изготовиться и присесть, прижав зад к ногам, точнее к пяткам, а сам с болью в сердце за брата сильно почему-то разволновался.

-Ну чо медлишь! Бросай мешок! Зуб-то сам должен выскочить!- махнув убедительно рукой, приказал он.

Никита, четко выполнив все инструкции брата, не долго думая присел, оперся коленками об мешок и начал медленно сталкивать его руками вниз. Федот при этом прищурился и, чувствуя непонятную боль и страх за своего родственника, крепко вцепился за нижние края лавки. Когда он крепко сощурив глаза, хотел было уже отменить операцию, но в это самое время Никита же успел толкнуть мешок, который соскользнув, резко дернул зуб, а вместе с зубом дернул и Никиту, последовавшего за своей болью вниз головой, в двухметровый подпол. И когда Федот уже бестолково шарил вокруг себя взглядом, Никиты в доме не было, только мертвая тишина предвещала трагедию, обвиняя во всем хозяина. Дикая дрожь пронеслась по всем старческому телу. Он даже не мог и предположить, что зуб на вид такой хрупкий, а на деле может оказаться таким крепким. От такой неожиданной ситуации, у Федота даже выкатились глаза настолько, словно хотели покинуть свое насиженное место. И как это могло произойти, ведь он просил брата только скинуть мешок, а тот почему-то решил лететь вместе с ним... Так ища в своих напутственных словах ошибку, Федот почувствовал, как от страха онемели ноги, а перед глазами кружились мошки. И в таком болезненном состоянии Федот просидел минут десять, стараясь понять причину не сложившегося лечения, и зачем его брат упал в подпол, ведь план был так хорошо продуман им.

Тяжело вздохнув и сделав невероятное усилие, чтобы пошевелить губами, которые крепко сомкнули его пересохший рот, Федот стал пытаться проглотить слюну, отчего губы разомкнулись и это дало ему немного сил, чтоб тихо спросить: "Братко, ты жив?". А братко молчал, что еще больше усугубило состояние хозяина. Тогда Федот сполз с лавки на колени и ползком, перебирая "ватными" руками приблизился к погребу. Заглянув в глубь, он почувствовал, как у него закружилась голова и, как не старался, ничего не мог разглядеть, так как там было сыро и темно. И вот вдруг, в тишине, послышался стон.

- Никита, ты жив? - обрадовался Федот.

- Жив, Жив, - зло ответил Никита.

- Так выходи... Ты зачем сам-то за мешком нырнул?

- Куда виходи: жуб вривяжан, мешок тяжелый... Как я отсюда вийду? Нитка-то суровая, не ражорвешь... Послушал дурака, чуть головы не лишился, пролиц тебя расшиби.

- Ты только браток не волнуйся... Я щас за Дуняшей сбегаю... Ты полежи немного, отдохни, а я уж постараюсь тебя спасти.

-Старатель хренов, чуть жизни не лишил,- тихо послышался голос из подпола.

-Ты чо-то сказал?

-Выйду, тогда все обскажу, чо ты мне присоветовал.

-Ладно, ты энто... Не серчай... Я щас... За подмогой.

Федот дополз до стенки, кое-как встал, взял свою палочку и медленно зашаркал ногами к дому брата, благо, что тот жил через дорогу.

На улице стояла жара, была середина июля. Недели три, как уже не было дождя. В воздухе плыли тонкие ароматы цветущих растений. Особенно этот запах чувствовался утром и вечером, опьяняя всех городских, которые на лето приезжали на свои дачи. Сады уже отцвели, но деревья были усыпаны завязью, которые явно требовали влаги. Вся пестрота зелени охватывалась яркими отблесками солнечных лучей. Сверкало все: чистое, безоблачное небо; вода в бочках, для полива огородов, крыши, покрытые оцинковочным железом; казалось, что сам воздух и тот сверкал. Жалобно лепетало ржаное поле, которое соседствовало с домом бывшего председателя, сладострастно млеющее в раскаленном воздухе, а золотистые волны бегали и струились по нему горячими бликами...

Летний зной вызывал у Федота отдышку. Он, еле дыша, немного шатаясь, как после похмелья, дошел до двора Никиты и стал кликать Дуняшу. Но она не отзывалась, потому что пасла свою Ласточку вместе с Марфой.

- Лихоманка тебя забери! - подумал Федот. - Окаянная, где ты шляешься...? Куда мне тепереча в таком состоянии и с больной спиной идти? Умру я здесь, а Никита в подполе, вот и будет вам, дорогие наши бабы, благая весть.

И он мысленно представил, как их вдвоем в сосновых гробах, которые давно были заготовлены на чердаках, ждут их, теперь уже совсем недолгого часа своих хозяев. И поставят родимых посреди комнаты и опосля трехдневного отпевания, похоронят двух брательников всем поселком. Марфа и Дуня, конечно, будут причитать над их головами, а все дети и внуки со скорбными лицами успокаивать своих мам и бабушек. И ни одно следствие не сможет оправдать