класс ещё ничего. Да, твои одноклассники –запущенные дети, которыми никто не занимается. Да, мне было очень больно смотреть, как твои друзья Никита с Кириллом на моих уроках сидят в телефонах. Но на фоне 9Г вы были просто лапочки.
На этом их короткая беседа закончилась.
Сначала Тимофей был очень удивлён словами учительницы. Он никак не предполагал, что Виктория Сергеевна найдёт для его класса хоть одно доброе слово. Тем более, что назовёт его шумных одноклассников «лапочками».
Но потом, закрашивая контурные карты, мальчик вспоминал всё то, что слышал про другие классы их школы. И в итоге пришёл к выводу, что Виктория Сергеевна если и лукавила, то не сильно.
В это же время молодая учительница, торопливо шагая под проливным дождём на занятие с учеником, которого она готовила к ОГЭ, вспомнила своё первое знакомство с 9Г.
Первый урок с ними Виктория Романова провела пятого сентября. К тому времени она уже поняла, что «сеять разумное, доброе, вечное» в школе очень сложно. Но 9Г превзошел все её ожидания.
Если 7А просто ничего не желал делать и состоял из сонных, равнодушных субъектов, а 7Б ходил в школу тусоваться, но детки были не злые, даже милые, то 9Г в основном состоял из отъявленных хамов. Причём почти из одних мальчишек. Девчонок в 9Г было всего пять. Значительная часть парней была бритоголовыми. На лицах многих красовались весьма колоритные шрамы. Уже потом Романова узнала, что в классы на букву Г «слили» самых необучаемых детей из всех четырёх школ комплекса. Они не просто болтали и смеялись. Они издевались.
В ответ на замечания учителя делали широкие глаза и кричали: «А чё я такого сделал?! Да я ваще молчал!»
Романова боролась с классом минут пятнадцать. После этого силы её иссякли. Она подошла к окну и прижалась лбом к прохладному стеклу: «Только бы не заплакать!»
– А ножки у нее что надо! – раздался из среднего ряда мальчишеский голос.
– Вот не знала, что тебе нравятся… Кривые ноги. – это язвительно произнесла девица, сидевшая у окна.
Все засмеялись. Особенно мерзко заржал парень с первой парты среднего ряда.
Виктория резко развернулась к классу. Он выхватила дневник у этого парня, который пытался спрятать его в рюкзак. Наугад открыла. Прочла записи: «Воткнул указку в лампу дневного света, лампа взорвалась», «Взорвал петарду в женском туалете» и поняла, что родителей такого дитятки уже ничем не удивишь. Что она могла написать? «Смеётся на уроке»? «Не даёт работать?». Курам на смех, это вам не петарда в женской уборной. Скорее всего, аналогичные ситуации имели место на всех уроках без исключения.
«Интересно, что они будут после девятого класса делать? Грабить прохожих? Угонять машины?» – пронеслось в её голове.
Виктория Сергеевна был унижена, раздавлена, опустошена. Голова пульсировала от боли. Ноги подкашивались. К горлу подступал комок.
От непрекращающегося гогота веяло жутью. Вике казалось, что тела этих детей захватили какие-то злые духи, демоны, которые вертели и крутили ими, как хотели, заставляя скалиться по-звериному и издавать нечленораздельные звуки.
Вика вспомнила свою школу с углублённым изучением английского языка. Конечно, её класс тоже сложно было назвать идеальным. Разумеется, учителям пришлось немало с ними помучиться. Кто-то справлялся лучше, кто-то – хуже. Всякое бывало. Но такого кошмара Виктория не видела никогда. Смех, ругань – всё это бывало и в других классах. Такого откровенного беснования – нет.
– А чё это нам ничё не рассказываете? – обратился к учителю один из учеников 9Г, когда до конца урока осталась всего пара минут. – Мы тут типа на урок пришли. Образовательные услу-у-уги получать.
Виктория была так потрясена этой наглостью, что даже не нашлась, что ответить.
– А Женёк правильно говорит. Вы обязаны нас учить, – подала голос девчонка с зелёными волосами, пирсингом в носу и в ушах. – Вот и учите.
Романова ещё два урока назад дала себе слово сохранить самообладание. Терпеть. Во что бы то ни стало. Не срываться, не говорить грубых слов. Но реплики учеников 9Г стали последней каплей.
– Вам. Я. Не должна. Ни-че-го! – произнесла Виктория, чеканя каждое слово. Из всех возможных реплик эта была самой мягкой, вежливой и корректной. На языке вертелись выражения намного жёстче.
– Кому это «нам»? – снова подал голос тот, кого назвали Женьком.
– Да, кому это «нам»? – приподнялась со своего места девица с зелёными волосами.
– Ди-ка-рям! – выпалила Виктория, окончательно утратив над собой контроль. – Вы сами на себя посмотрите! Вы ведь теряете человеческий облик! Посмотрите друг на друга!
И вот тут в классе наступила полная тишина. 9Г молчал. Два десятка пар глаз были устремлены на учителя.
– Вы бы, это самое, поуважительнее с нами, – снова заговорила красотка с пирсингом. – Перед вами, блин, дети. Совесть надо иметь. Мы свои права знаем.
Виктория Сергеевна могла бы ответить в ответ на эту реплику много интересного. Она больше не желала ни сдерживать себя, ни отмалчиваться.
Но в это время зазвенел звонок с урока, и 9Г покинул класс.
Дверь с оглушительным грохотом захлопнулась. Кто-то послал учителю последнее «прости».
Следствием этого случая стал тяжёлый разговор с завучем, во время которого молодая учительница не услышала ничего, кроме «ищите подход» и «простых детей не бывает», «чему вас в институте учили?». Но гораздо более тяжёлым последствием для Виктории стала полная утрата веры в себя.
– Я ведь чуть не наговорила им чудовищных оскорблений! Если бы не звонок с урока, то… Жуть, как у меня расшатались нервы. Но как? Как можно хоть чему-то научить этих монстров?!
С огромным трудом Виктории удалось заключить с этим классом своеобразный «пакт о ненападении». Она не ставила им двойки, они не орали и не кукарекали на её уроках. Пакт этот более-менее соблюдался обеими сторонами. На разговоры и хождения «в туалет» она не обращала внимания. Стояла у доски и проговаривала то, что полагалось по теме. Несколько учеников даже пытались ее услышать. В конце урока Виктория Романова собирала листочки (как правило, пустые или исписанные непонятными каракулями), и ставила в журнал тройки. Жить стало полегче. Вот только уроками это назвать было трудно…
– Слушай, Викуль, а чему вас в педвузе учили? – поинтересовался пожилой охранник Владимир Игнатьевич, сидевший на вахте.
Виктория сидела после уроков в коридоре школы, угрюмо ковыряла заусенец на пальце. Домой идти не хотелось. Её там ждало одиночество и почти пустой холодильник. Школа опустела. Тишина царила в классах и коридорах.
Охранник был единственным человеком, который проявлял по отношению к молодой учительницы хоть какую-то заботу.
– Чему-чему. Разным теориям, – отозвалась девушка. – Как сейчас помню. Преподаватель по педагогике произнёс фразу: «Конечно, у молодых педагогов без опыта бывают такие ситуации, когда они повышают голос. С этим, конечно, надо бороться». Повышают голос, блин! – она желчно рассмеялась. Да тут все на всех орут благим матом с утра