— Не вздумай открыто объявить, что ты не принадлежишь ни к какой религии, — наставлял его журналист, сразу и безоговорочно поверивший, что Юрий — чужак в мире Тегле, — Московское Ханство терпимо к любой вере: православие и ислам есть верования государственные, прочие виды христианства, ламаизм, брахманизм, иудаизм, синтоизм разрешены при уплате вероисповедальной пошлины. Язычники и нигилисты наказываются кнутом, а упорствующие — тюрьмой.
— Кто такие язычники? — спросил Юрий, — нигилисты, должно быть, безбожники?
— Точно, безбожники, чтобы им на том свете черти побольше уголька подкинули. А среди язычников как раз часто встречаются те, кем ты интересуешься, чтобы отыскать дорогу в свой мир. Их много в лесах Поволжья, свою веру они по понятным причинам скрывают. В тайне соблюдают свои обряды, уходя поклоняться своим истуканам на удаленные лесные поляны.
Владимир немного понизил голос:
— Говорят, они пьют кровь христианских младенцев. Я сам в это не верю, это больше на сатанистов похоже. Но чужака, забредшего в их селения, запросто могут волкам скормить. Я слышал, их жрецы способны повелевать лесными зверями.
В дверь кабинета на мгновение просунулась коротко стриженая голова.
— Влад, сенсация! На вокзале у всех отъезжающих проверяют документы. Неужели война?
— Не тебя ли ищут? — Горшенин проницательно посмотрел на Юрия.
Однозначно ответить на этот вопрос Кондрахин не мог. Вполне возможно, что причина банальная, с его персоной никоим образом не связанная. С другой стороны не стоит забывать и о трамвайном эпизоде, когда за ним явно наблюдали. "Сделать до отправления новые документы? Сложно. Легче изменить внешность, и здесь Горшенин мне поможет".
— Существует некто, кого я именую Гадом. Он существует во многих мирах. Имя его неизвестно, я его никогда не видел, но он уже несколько раз пытался меня убить. Мы способны чувствовать друг друга — при определённых обстоятельствах. Гад выследил меня, едва я появился здесь. Мой облик ему уже известен. Стоит ему узнать, на чье имя мои документы, и он устроит чужими руками мое задержание или смерть. У тебя, Владимир, должны быть знакомые в театральном мире. Мне надо появиться на вокзале загримированным, чтобы Гад и его пособники не опознали меня.
Некоторое время он провел в доме Горшенина. Переоделся в великоватый для него европейского стиля костюм, заменил свой, веселых цветов, приметный дорожный мешок на черный кожаный портфель.
— Прости мое любопытство, — не утерпел журналист, — почему так называемый Гад не хочет сам вступить с тобой в схватку, а старается действовать чужими руками? Тебя боится?
— Я не представляю его истинных способностей, он — моих. Может, боится, а скорее — прощупывает, чтобы ударить наверняка. Тебе лучше никому не говорить, что со мной знаком. Постарайся даже не думать обо мне, а то Гад сможет прочитать твои мысли.
Владимир завел Кондрахина в один из орловских театров, и там низенький черноглазый татарин за десять минут превратил обычное русское лицо Юрия в помесь носатого кавказца со скуластым сыном степей.
— Не похож на паспорт, говоришь? А и пусть. Верь моему опыту, если в лице с фото хоть одна общая черта есть, полицай не придерется. Кто из нас на свою фотографию похож?
Гример удовлетворенно осмотрел разукрашенную физиономию Кондрахина и повернулся к журналисту:
— Как, Владимир-ага, изрядно получилось?
Горшенин молча поднял вверх большой палец, и татарин улыбнулся открытой заразительной улыбкой. Орловский гример оказался прав: едва взглянув на паспорт, жандарм вернул его Кондрахину. Отыскав глазами стоявшего в отдалении Владимира Горшенина, Юрий улыбнулся ему с подножки вагона. "Хороший мужик. Обязательно ему напишу, если удастся встретиться с настоящими колдунами".
Юрий свободно расположился на длинной поперечной полке. Деревянную лавку покрывал тонкий, но мягкий тюфяк. Сидевшая напротив дама в обтягивающей длинной зеленой юбке и пестром жакете, неодобрительно глянула на его потертый кожаный портфель. Юрий уловил ее простенькие мысли:
"Деревня, не знает, что вещи ставят под полку. Взгромоздил свое барахло на скамью, как будто его кто обворовать собрался. А еще в первом классе едет!".
Дальше Кондрахин слушать не стал. Вся сущность этой провинциалки, чиновничьей жены, Катерины Андреевны Сайфулиной, могла быть выражена лишь в одном выражении: чтобы все было, как у людей. Позже, когда пассажиры начнут готовиться ко сну, он легко воспользуется ограниченностью своей соседки, чтобы разузнать мелкие детали поведения обитателей этого мира. Погрузить в гипнотическое состояние почти любую женщину нетрудно, если она не рассержена, а уж такую дуру, как его попутчица, Юрий мог загипнотизировать при любых обстоятельствах.
Он вышел в коридор. Здесь несколько пассажиров громко беседовали о политике.
— Если Балканский Союз вступит в войну на стороне братьев по вере, — рассудительно витийствовал пожилой лысый господин в черном сюртуке и белой рубашке, — ему в спину ударит Италия. Да и турецкий десант через проливы долго себя ждать не заставит. Нет ни им резона воевать, ни нам на их помощь надеяться. А без них, возможно, и Турция с Италией нейтралитета придерживаться станут.
— Никак не станут! — худощавый бритоголовый татарин в теплом халате говорил с заметным акцентом, — турки с немцами в военном союзе состоят. Если Турция на Балканы не полезет, то вся их армия в армянских горах завязнет.
В разговор вступил третий пассажир, неопределенной внешности пожилой мужчина в легкой короткой куртке, открывающей узорный ремень на его синих шароварах.
— Я думаю, господа, важнее всего то, что будет делать Швеция. Стокгольм не связан договорами ни с кем. Они могут поддержать немцев, рассчитывая оторвать жирный кусок Речи Посполитой. А могут поддержать Речь Посполитую, чтобы прибрать к рукам Шлезвиг-Гольштейн.
— Кого бы шведы не поддержали, Англия сразу же вступит в войну на противоположной стороне, — уверенно заявил татарин.
Впереди по ходу поезда висело темное облако, и вскоре нежно-голубое небо приобрело блекло-серый цвет, а в вагоне отчетливо запахло гарью, серой, вонючими химическими составами. Подъезжали ко Мчанску, крупному промышленному центру. Здесь произошла новая проверка документов, вызвавшая оживление и удивление пассажиров. Паспорт Кондрахина интереса жандармов не вызвал, а проверка касалась на сей раз только мужчин от 20 до 50 лет. В сознании пограничника Юрий уловил контуры своего лица — настоящего, не измененного искусством Равиля.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});