Читать интересную книгу Сильнее смерти - Артур Конан-Дойль

- Я из Архангельска, - просто ответил он, - русский.

- Как ваша фамилия?

- Урганев.

- Урганев! А ее зовут Софья Рамузина. Она не ваша жена. У нее нет обручального кольца.

- Мы муж и жена перед богом, - торжественно ответил он, взглянув вверх. - Мы связаны более крепкими узами, чем земные.

Пока он говорил это, девушка спряталась за меня и, схватив мою руку, стиснула ее, как бы умоляя о защите.

- Отдайте мне мою жену, сэр, - продолжал он. - Позвольте мне взять ее отсюда.

- Послушайте, вы, как вас там зовут, - сурово сказал я. - Мне эта девица не нужна, и я раскаиваюсь, что спас ее. Очень сожалею, что вообще увидел ее. Если бы она погибла, я не был бы огорчен. Но я не согласен отдать ее вам, потому что она, по-видимому, боится и ненавидит вас. Так что немедленно убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое. Надеюсь, я никогда больше вас не увижу.

- Вы не хотите отдать ее мне? - хрипло спросил он.

- Скорее вы попадете в ад, чем я сделаю это! - сказал я.

- Ну, а что если я возьму ее силой? - воскликнул он, и его смуглое лицо потемнело еще больше.

Кровь внезапно бросилась мне в голову, и я схватил полено, лежавшее у камина.

- Уходите, - тихо сказал я. - Живо. Или я размозжу вам голову.

Сначала он нерешительно посмотрел на меня, затем повернулся и выбежал из дому. Но через минуту он вернулся и остановился у порога, глядя на нас.

- Подумайте, что вы делаете, - сказал он. - Эта женщина моя, и я возьму ее. Уж если дело дойдет до драки, то русский не уступит шотландцу.

- Ну, это мы еще посмотрим, - ответил я, бросаясь вперед, но он ушел, и я видел только его высокую фигуру, удалявшуюся в сгущающихся сумерках.

После этого в течение месяца, а может быть и двух, у нас все было спокойно. Я не разговаривал с русской девушкой, а она никогда не обращалась ко мне. Порой, когда я работал в лаборатории, она неслышно пробиралась ко мне и молча сидела, следя за мной своими большими глазами. Сперва ее вторжение раздражало меня, но со временем, убедившись, что она не пытается отвлечь меня от работы, я привык к ее присутствию. Ободренная этой уступкой, она постепенно, изо дня в день, в течение нескольких недель придвигала свой стул все ближе и ближе к моему столу, пока ей не удалось устроиться рядом со мной. В таком положении, по-прежнему ничем не напоминая о себе, она сумела сделаться весьма полезной мне, в ее руках всегда оказывалось то, что мне требовалось в данную минуту, перо, пробирка или склянка, и она безошибочно подавала мне нужную вещь. Игнорируя ее как человеческое существо, я видел в ней только полезный автомат и настолько привык к ней, что мне уже не хватало ее в тех редких случаях, когда она не заходила в комнату. У меня есть привычка разговаривать во время работы с самим собой, чтобы лучше фиксировать в мозгу полученные результаты. Девушка, должно быть, обладала удивительное слуховой памятью и всегда могла повторить оброненные мною слова, совершенно не понимая, конечно, их смысла. Меня не раз смешило, когда я слышал, как она обрушивала на старую Медж целый поток химических уравнений и алгебраических формул и заливалась звонким смехом, когда старуха качала головой, вообразив, что с ней разговаривают по-русски.

Она никогда не удалялась от дома дальше, чем на сто ярдов, а выходя, сначала смотрела в окна, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Она, очевидно, подозревала, что ее земляк находится где-то неподалеку, и опасалась, как бы он не похитил ее. Очень характерен был один ее поступок. В куче старого хлама у меня валялся револьвер и патроны к нему. Однажды она нашла его, немедленно вычистила и смазала. Револьвер и патроны она повесила в мешочке у дверей и, когда я отправлялся на прогулку, заставляла меня брать это оружие с собой. В мое отсутствие она запирала дверь на засов. Вообще же она выглядела довольно счастливой и охотно помогала Медж по хозяйству, когда не работала со мной. Со всеми домашними обязанностями она справлялась удивительно ловко.

Вскоре я убедился, что ее подозрения вполне обоснованны и что человек из Архангельска все еще скрывается по соседству от нас. Как-то ночью я долго не мог уснуть. Я встал и выглянул в окно. Погода была довольно пасмурная, и я едва различал очертания морского берега и лежавшей моей лодки. Но вот мои глаза освоились с темнотой, и я заметил на песке, как раз напротив двери, какое-то темное пятно, хотя прошлой ночью там ничего не было. Пока я стоял у окна мансарды и всматривался в темноту, тщетно пытаясь определить, что бы это могло быть, огромная гряда облаков, скрывавших луну, медленно разошлась, и поток холодного ясного света залил бухту и длинную полосу пустынного берега. И в тот же миг я увидал, кто бродит по ночам около моего дома. Это был он - русский. Он сидел на песке, по странному монгольскому обычаю поджав под себя ноги, подобно гигантской лягушке, и устремив взгляд, по-видимому, на окно той комнаты, где спали девушка и экономка. Свет упал на его поднятое кверху ястребиное лицо, и я вновь увидел благородные черты, глубокую складку на лбу и торчащую бороду - отличительные признаки экспансивной натуры.

В первый момент у меня появилось желание застрелить его, как браконьера, но пока я разглядывал его, мое возмущение сменилось жалостью и презрением. "Несчастный дурак! - подумал я. - Ты бесстрашно смотрел смерти в глаза, а теперь все твои мысли и желания устремлены к скверной девчонке - девчонке, которая ненавидит и избегает тебя. Тысячи женщин были бы без ума от тебя, пленившись твоим смуглым лицом и огромной, красивой фигурой, а ты добиваешься взаимности именно той, которая не желает иметь с тобой ничего общего?" Лежа в постели, я еще долго посмеивался над ним. Я знал, что мой дом заперт на крепкие замки и засовы. Меня очень мало интересовало, где проведет ночь этот странный человек, - у моего ли порога, или за сотню миль отсюда, - ведь все равно к утру его здесь не будет. И действительно, утром, когда я встал и вышел из дому, его не было и в помине, и он не оставил никаких следов своего ночного пребывания.

Однако вскоре я снова увидел его. Однажды утром, когда у меня болела голова, так как я провел много времени, склонившись над столом, а накануне вечером надышался парами одного ядовитого препарата, я отправился покататься на лодке. Проплыв несколько миль вдоль берега, я почувствовал жажду и высадился там, где, как мне было известно, впадал в море ручей с пресной водой. Этот ручеек протекал через мои владения, но устье его, у которого я оказался в тот день, находится вне их границ. Я испытал некоторое смущение, когда, утолив в ручье жажду и поднявшись на ноги, очутился лицом к лицу с русским. Сейчас я был таким же браконьером, как и он, и с первого же взгляда я понял, что ему это известно.

- Мне хотелось бы сказать вам несколько слов, - мрачно проговорил он.

- В таком случае поторапливайтесь! - ответил я, взглянув на часы. - У меня нет времени на болтовню.

- На болтовню? - рассердился он. - Что за странный народ вы, шотландцы! У вас суровая внешность и грубая речь, но такая же внешность и речь и у тех добрых рыбаков, которые приютили меня. И все-таки я не сомневаюсь, что это хорошие люди. Я уверен, что вы тоже добрый и порядочный человек, несмотря на всю вашу грубость.

- Черт бы вас побрал с вашими разговорами! - закричал я. - Говорите скорей, что вам нужно, и ступайте своей дорогой. Мне даже смотреть на вас противно.

- Ну как мне смягчить вас? - воскликнул он. - Ах, да, вот... - И он вытащил из внутреннего кармана своей вельветовой куртки крестик греческого образца. - Взгляните сюда. Пусть наша вера отличается от вашей своими обрядами, но когда мы смотрим на эту эмблему, у нас должны возникать какие-то общие мысли и чувства.

- Я не совсем уверен в этом, - ответил я.

Он задумчиво взглянул на меня.

- Вы очень странный человек, - наконец проговорил он, - и я никак вас не пойму. Вы стоите между мной и Софьей, а это опасное положение, сэр. О, пока еще не поздно, поймите, что так не должно быть! Если бы вы только знали, каких трудов мне стоило увезти эту женщину, как я рисковал своей жизнью, как я погубил свою душу! Вы - лишь маленькое препятствие на моем пути по сравнению с теми, какие мне пришлось преодолеть, ведь я могу убрать вас со своей дороги ударом ножа или камня. Но сохрани меня бог от этого, - дико закричал он. - Я низко пал... слишком низко... Все что угодно, только не это.

- Вы бы лучше вернулись к себе на родину, - заметил я, - чем шататься здесь среди этих песчаных холмов и нарушать мой покой. Когда я удостоверюсь, что вы уехали отсюда, я передам эту девушку под защиту русского консула в Эдинбурге. До тех пор я буду охранять ее сам, и ни вы, и ни один московит не отнимет ее у меня.

- А почему вы хотите разлучить меня с Софьей? - спросил он. - Уж не воображаете ли вы, что я могу обидеть ее? Да знаете ли вы, что я, не задумываясь, пожертвую жизнью, чтобы уберечь ее от малейшей неприятности? Почему вы так поступаете?