Но шанс всё же был.
Оставалось лишь начать приготовления и молить Мерлина, чтобы Гермиона не узнала о возможных последствиях. Иначе провал. Она никогда не даст своё согласие.
Зиму сменила весна. Приближалось лето. Последние полгода были самыми сложными в жизни Драко. Никакие ужасы ушедший войны не могли сравниться с теми кошмарами, что происходили в его душе. Но он не терял надежду… в отличие от Грейнджер.
Сначала она сказала, что хочет заказать свой портрет. Чтобы оставить его своим родителям. Она убивалась от мысли, что напрасно вернула им память. Напрасно вернула их в Англию. Лучше бы они жили в Австралии, не зная что у них есть дочь, чем обретя её вновь тут же потерять. Теперь уже навсегда.
Драко ее просьба была только на руку. Его план как раз подразумевал наличие её портрета. И его тоже.
Гермиона ни о чем не догадывалась. Лишь единожды спросила, почему художник рисует и его тоже. Драко ответил шутливо, что повесит обе картины рядом в своём кабинете, чтобы в старости они любовались ими и спорили, кто из них в юности выглядел прекраснее.
Драко выбрал для нее строгое элегантное платье в пол в темно-синих тонах, настоял на сдержанной причёске. Гермиона выглядела, как чистокровная аристократка. На портрете она выглядела здоровой.
Сам он позировал в классическом чёрном костюме, чёрной рубашке и чёрных туфлях. Ничего необычного. Его привычный внешний вид.
Когда работа была закончена и одобрена Грейнджер, Малфой доплатил художнику за молчание и за едва уловимую деталь, которую мастер должен был добавить на полотно.
***
И вот, каждый из изображённых на портрете эту самую деталь прятал.
Драко перевёл взгляд с нарисованной Грейнджер на ту, что спала, свернувшись под покрывалом, вполне реальную. Такую любимую.
Вчера её нервы сдали окончательно. После очередного приступа боли, она сказала, что им правильнее будет расстаться. Чтобы ему было проще смириться с её уходом. Она уже слабо верила в благополучный исход задуманного ритуала. Она готова была сдаться. Хотела уйти из Хогвартса, исчезнуть. Забиться где-нибудь на краю страны, в какой-нибудь угол, и провести отведённое ей время на жизнь в одиночестве. Чтобы меньше ранить близких своей смертью. Хотела уйти ото всех, как собака, чуявшая приближение конца.
Но Грейнджер не была собакой. Она была львицей. И Драко не позволил ей поддаться отчаянию.
Он пошёл на хитрость, предложил ей спор. Некое пари. Гермиона была уже глубоко убеждена, что её дни сочтены, поэтому легко согласилась. Она уверена в своей победе, которая одновременно будет её проигрышем. Она точно согласна. Это ведь пустяк. Просто спор. И если она выиграет, она обезопасит любимого от необходимости лицезреть, как жизнь медленно её покидает.
Спор так спор. Драко поклялся, что если у них ничего сегодня не получится, если их план провалится, он позволит ей исчезнуть. Отпустит её.
Только он не сказал Гермионе, что последствия этого ритуала будут необратимы. Либо все получится, и они будут вместе навсегда. Будут жить долго и счастливо. Либо… он старался не думать об этом.
Драко нервно усмехнулся. При любом раскладе, эта примитивная фраза «и даже смерть не разлучит нас» будет актуальна.
Его пробил озноб.
Пора.
Драко осторожно опустился на край кровати, погладил любимую по щеке. Большим пальцем очертил её губы. Она была прекрасна, как и всегда. А в этот предрассветный час — ещё прекраснее.
Его Гермиона. Его судьба. Его сбывшаяся мечта. Его невеста…
Её ресницы затрепетали. На выдохе она распахнула глаза. Её взгляд проникает в душу. Они смотрят друг на друга, и это намного интимнее всех их горячих ночей вместе взятых. Из взгляды говорят так много, что никакими словами, ни на каком языке описать невозможно.
Гермиона читает в его прекрасных, словно рассветное небо, глазах всю любовь и нежность, всю его преданность, всё его обожание. Он выглядит немного безумным. Помешанным на ней. Драко однозначно одержим ею. Мерлин! Она не представляет, как найдёт в себе силы, чтобы уйти, чтобы оставить его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Они одновременно потянулись друг к другу. Без слов. Разговаривая на языке касаний.
Нежный и томный поцелуй становится страстным, требовательным. Желание вперемешку с адреналином начинает разгонять кровь, заставляет сердце заходиться в бешеном ритме.
Первый луч солнца прорывается над водной гладью, скользит по сминающимся простыням, подбирается к переплетенным в жарких объятиях обнажённым телам.
Драко прерывает их мучительно сладкую прелюдию лишь для того, чтобы они с Гермионой сделали по глотку зелья, которое должно связать их души.
Он поднимается на колени, мучительно медленно опускает её на себя. Она движется неспешно, прижимается грудью к его груди, прячет лицо у него на шее. Он трепетно очерчивает кончиками пальцев её изгибы, вызывая мурашки у обоих. Они теряются в ощущениях, теряют способность мыслить от стонов друг друга.
Драко шепчет первую часть заклинания, целуя любимые губы, и над их головами появляется золотистое свечение.
Это древняя, очень сильная и опасная магия. Она связывает души возлюбленных, объединяет их жизненные и магические силы, соединяет их, словно сшивает нитью судьбы. Такая нить не рвётся, ей не страшны ни проклятия, ни само время.
Это был самый первый и самый древний магический обряд бракосочетания.
И это была единственная надежда Драко на спасение Гермионы… Соединить её душу со своей, отдать ей половину своей силы, чтобы вытравить проклятие, поделиться своей кровью. Он чистокровный волшебник, наследник священных двадцати восьми, его кровь сильнее любой другой.
Это должно сработать.
Драко невербально оставляет порезы на своей и её ладони. Их пальцы переплетаются, их кровь смешивается, втягивается из одной ранки в другую.
Гермиона всхлипывает, сбивается с ритма. Драко подхватывает её под ягодицы, помогает ей, начинает вскидывать бёдра навстречу. Стараясь выровнять сбившееся дыхание, он проговаривает вторую часть заклинания. Свечение над ними начинает разрастаться, от него отделяются множество сияющих нитей, они тянутся вниз, замирая вокруг предающихся любви молодых людей.
Драко ускоряется, чувствуя сладостную развязку. Он начинает бормотать слова. Гермиона подхватывает. Они сбивчиво шепчут в унисон заученные фразы, которые являются финальной частью заклинания.
«И даже смерть не разлучит нас…»
Их стон взрывает тишину этого утра, рикошетит от стен. Они балансируют на краю реальности, упиваясь блаженством, творящейся магией, своей любовью. Они хрипло вторят имена друг друга.
И перед тем как сияющие нити впиваются в их тела, Драко одевает себе и Гермионе фамильные обручальные кольца.
Ритуал совершён.
Магия свершилась.
Остаётся ждать.
Жар пробивает до боли. По венам несётся смешанная кровь. Каждая клеточка тела начинает светиться, всё ярче и ярче. Золотые нити стягивают их тела все крепче друг к другу, проходят насквозь, словно сшивают невидимой иглой.
— Моя, — Драко хрипит ей в губы. — Ты моя. Навечно, — обезумевшим взглядом он глядит ей в глаза, уткнувшись лбом в ее лоб. — Ты моя жена, Гермиона.
Она не отводит взгляд. Она начинает понимать, что они сейчас сделали. Как она не догадалась, что это не просто ритуал объединения душ и сил? Это очень серьёзно. Мерлин, что он надел! Если его кровь не справится, то они оба…
Гермиона не успевает ни то что бы что-то сказать, она даже додумать не успевает.
Тело пронзает такая боль, что старый добрый Круциатус на контрасте кажется лишь раздражающим зудом.
По венам словно течёт расплавленный металл.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Боже!
— Драко
— Родная.
— Горячо, Драко, — ей едва хватает сил говорить. — Очень горячо!
— Я знаю. Я чувствую. Потерпи милая.
— Боже мой! Как же больно!
— Прости! Прости родная!
— Я не выдержу, Драко! Я не смогу!
— Ты сможешь, любовь моя! Мы справимся! Потерпи!
— Я люблю тебя! Ты слышишь, Драко! Я люблю тебя больше жизни!