Первый Рим пожрал римлян, стерев их с лица земли как этнос, второй поглотил Византию, третий с удовольствием поглощает русских во имя своих неуёмных фантазий. Желая лицезреть крест на храме Софии в Константинополе, он не считает миллионы крестов на могилах, что выстилают заветный путь к нему. Однако, увы, герои государства умирают в памяти людей вместе с государством. Национальные же герои, напротив, становятся персонажами любимых сказок, преданий, и судьба государства никак не сказывается на ореоле их популярности.
Интегральный национализм, порвав с системой римского права, избавился от этого тяжёлого родового недуга. Государство не является более высшей ценностью. Государство — это внешняя пластическая форма, в которой нация выражает своё историческое бытие, поэтому оно может быть разрушено ввиду своей непригодности или видоизменено по желанию нации. Принцип государственного устройства не смеет более диктовать свою волю интересам нации. Она сама вправе решать, каким должно быть государство.
Этатизм умер! Высшее достояние нации — это сама нация.
Патриотизм желает усовершенствовать государство, национализм, напротив, желает усовершенствовать нацию, работа с государственными формами для него лишь эпизод. Патриотизм — это идеальный способ выиграть войну, но после одержанной победы патриоты начинают слагать песни о славных походах, почитать память павших друзей, красоваться медалями, словом, они останавливаются в своём развитии. Победивших патриотизм в бездействии очень быстро теряет свой иммунитет. Государство, победившее в войне, признаётся идеальным по форме и не нуждающимся в реформировании. Патриотизм сам исчерпывает себя, останавливаясь в развитии. Ностальгия старшего поколения очень быстро начинает подкрепляться безоблачным романтизмом подрастающей молодёжи, и патриотической колосс, стоящий на ногах глиняного видимого национализма, рано или поздно рушится сам собою. Все крупные империи, созданные по принципу доминирования государственных интересов над национальными, погибали на редкость одинаково, точно повторяя губительный алгоритм национального вырождения, следующего по пятам за политическим возвышением. Народы, создавшие империи, растворились без остатка в покорённых и пришлых национальных образованиях. Бесплодность метисации всегда разъедала изнутри созидающий этнос, и, лишившить его наполнения, государство падало, как пустая и ничем не заполненная форма.
Патриотизм — это способ выиграть войну, а национализм — это способ выиграть мир. Главное для национализма — усовершенствовать качество нации, добиваясь при этом её количественного роста. А эта работа не знает предела, поэтому национализм, победив в войне, не останавливается в своём развитии, а, напротив, переходит на уровень выше. Победив физически, он начинает неминуемо желать господства в интеллектуальной, духовной и религиозной сферах. Наконец интегральный национализм, мыслящий расовыми категориями, добровольно взваливает на свои плечи тяжелейший труд по реформированию всей расы в целом. Таким образом национализм всегда будет иметь поле деятельности, не зная пределов. Он будет возвышать и совершенствовать свои задачи по мере возвышения и совершенствования самой нации. Народ в понимании интегрального националиста — это порода, из которой можно отлить клинок, и в процессе закаливания и обработки создать оружие, в своём совершенстве подобное произведению искусства.
Патриот при всяком упоминании о недостатках его народа чаще всего пытается апеллировать к недостаткам других народов, а затем сокрушённо разводит руками, констатируя как наивысшую мудрость: «Что же делать, ведь другого народа у нас нет и не будет». Именно в этом пункте националист кардинально расходится с патриотом, ибо знает, что мы можем иметь другой народ, если сами этого захотим. Недостатки его народа не фатальны для националиста, поэтому он может спокойно выслушивать все поношения. Сфера деятельности националиста вообще лежит за пределами понятий «достоинство» и «недостаток». Если недостатки содействуют росту могущества нации, то это уже не недостатки, а, напротив, её достоинства. Наконец, национализм нечувствителен к обывательским обвинениям или оскорблениям продажных журналистов. Как гласит русская поговорка: «Собака лает, ветер носит». Интегральный национализм — это вещь в себе, развивающаяся по своим законам и без учёта посторонних точек зрения.
Совершенство нации, переходящее в совершенство расы — вот девиз интегрального национализма. Учебники истории не дают моральных оценок победителям даже в послесловии. Совершенный всегда прав. Мораль — прислужница нации, но никак не наоборот, а неудачники и сомневающиеся — это генетически отягощённые люди.
Интегральные националисты — это люди, живущие умом в будущем, телом в настоящем, а убеждениями в прошлом.
Личинка превращается вначале в гадкую осклизлую гусеницу, чтобы потом выпорхнуть из тесного кокона прекрасной бабочкой. Также и русских народ, влача сейчас своё жалкое и убогое существование, вынужден кутаться в кокон антинационального евразийского государства для того, чтобы затем, прозрев в Интегральном Национализме, сорвать путы и выйти на свет восхитительной Русской нацией!
1–3 сентября 1996
Детская болезнь евразийства в русском национализме
Азия — для азиатов.
(лозунг японских дипломатов времен империализма)
Свершилось! Из кабинетов Лубянки и душных кухонь коммунальных квартир проблема русского национализма плавно перебралась в литературные салоны и на первые полосы солидных аналитических журналов. Пройдя испытание на механическую прочность, национализм рискует теперь выродиться, получив инъекцию смертоносного идеологического заболевания, имя которому — евразийство.
Уже столетие как мыслители, мнящие себя борцами за русскую идею, пичкают нас этим одуряющим зельем, увещевая повернуться к миру материального достатка спиной и посвятить себя всецело праздному созерцанию необъятных просторов Евразии, что якобы просветляет и дарует вожделенное спасение. Эта тихая настойчивая ложь развратила множество пытливых и независимых умов. Столетие русскому человеку объясняют, что маскарадный хоровод национальных одежд и мультипликационная чехарда чьих-то чужих привычек — это благо для нас — русского «народа-богоносца», строителя помпезного «храма Третьего Рима». И никто не пытается вникнуть в суть этой агитации, буйным цветом колосящейся при всех режимах. Ни царь, ни большевики, ни рыночники-демократы, ни нынешние социал-революционеры из патриотического подполья не устают принуждать нас к мазохизму оголтелого братания со всеми народами.
Не ищите: Вы не найдете ни одного серьезного исследования, направленного против этой концепции. Опытные кукловоды изобрели дуалистическое деление на «атлантистов-западников» и «евразийцев» в духе примитивной христианской морали, и никому до сих пор не пришло в голову, что эти два словесные штампа изобретены с одной и той же целью — разрушения белой расы и русского народа в частности.
Этим нашим кратким эссе мы намерены не просто усомниться в ценности евразийства как такового с позиций приверженцев так называемого «западного образа жизни», но и рассмотреть его концепцию в качественно новом — русском — измерении. Все доводы «евразийцев» в адрес ненавистных «атлантистов» известны сегодня каждому, равно как и высокомерие последних по отношению к «континентальному имперскому мышлению». Мы же намерены русским задать вопрос: имеет ли смысл в этой давней борьбе с таким изнуряющим остервенением хвататься за цветастое знамя Евразии? Нужна ли она нам вообще? Стоит ли мистическое континентальное просветление миллионов русских жизней, постоянно приносимых в жертву «евразийской идее»? Оправдан ли геноцид по отношению к самим себе ради мифических чертогов «Третьего Рима»? Нужна ли империя для разных народов, построенная преимущественно на русских костях?
Если отбросить всю высокопарную риторику нынешних национал-революционеров, призывающих к сокрушению запада и реставрации евразийской империи, если продраться сквозь словесные штампы о «традиции», «сакральном», «героическом», «соборности» и т. д., то очень скоро выяснится, что всё, чего хотят борцы с «новым мировым порядком», так это лишить нас теплого ароматизированного туалета и заставить искать мистическую пуповину Евразии в монгольских степях. Их эстетика — это сущее упоение при виде грязного халата кочевника-работорговца с непременным ритуальным обвинением «новых» русских, «продавшихся Западу», в том, что они, дескать, ходят в красных пиджаках. И это притом, что опрятно и элегантно одетых евразийцев, и именно русскоязычных евразийцев, в природе вообще не существует. Евразиец одевается, точно маскируясь под господствующий цвет местности — неприметно серый. Особый шик в борьбе с атлантизмом «профанического Запада» они видят в том, чтобы разбить дубиной компьютер как некое мистическое сатанинское зомбирующее средоточие. Им никогда не приходит в голову построить свой — «сакральный», «традиционалистский», «имперский», какой угодно!