Читать интересную книгу Попробуй угадай! - Андре Руссен

Эвелина. Верно, незачем.

Жорж. Небось скажешь – из приличия? «Ах, что скажут матушка и сестрица»?

Эвелина. Я повторяю, незачем.

Жорж (с пеной у рта). А мне плевать на ваши приличия, поняла? И мне плевать на то, что скажут или подумают люди! Я человек свободный. Свободный и свободомыслящий!

Эвелина. Свободней и быть не может: ты делаешь все, что тебе угодно. Так чем же ты недоволен?

Жорж. Я хочу только одного: быть счастливым!

Эвелина. Так почему же ты не становишься им?

Жорж. Тебя не спросил!

Эвелина. Зато я тебя спрашиваю.

Жорж. Ну что ты ко мне привязалась?

Эвелина. Хорошо, я сама тебе и отвечу. У тебя совесть нечиста передо мной.

Жорж. Да ни капельки!

Эвелина. И я все пытаюсь найти этому причину.

Жорж. Ищи ее поближе к себе.

Эвелина. Если все дело во мне, тогда я тебя совершенно не понимаю. Ты обожаешь сына, у тебя есть любимая женщина, а здесь, в твоем доме – жена, которая предоставляет тебе полную свободу и никогда не упоминает о своей сопернице, да ей, впрочем, вполне на нее наплевать; и эта жена никогда ничего у тебя не просит, кроме разве сносного настроения – изредка и насколько это для тебя возможно. А ты в ответ на все это только кричишь, скандалишь и обращаешься со мной хуже чем с собакой.

Жорж. Я же тебе сказал, что я хулиган!

Эвелина. Ты несчастен, ты только мечтаешь о счастье, а на самом деле несчастен. Вот почему я хотела бы знать главное: любишь ли ты ее?

Жорж. По-моему, ты о ней никогда не говоришь?!

Эвелина. Я и не говорю о ней, я говорю о тебе. Любишь ты ее или нет?

Жорж пожимает плечами.

Вот в этом и кроется причина твоего несчастья: ты не способен любить ни одну женщину.

Жорж. Может, скажешь, я и тебя не любил?

Эвелина. Во всяком случае, сейчас ты меня ненавидишь. Тебе и самому это известно. Приходится признать очевидное.

Жорж. Когда ты кончишь измываться надо мной?…

Эвелина. Я вовсе не измываюсь над тобой. Я просто называю вещи своими именами. Пытаюсь во всем разобраться до конца. Ты меня ненавидишь, и я это знаю. Ты меня просто не выносишь.

Жорж. Вот это точно!

Эвелина. И однако, я все та же, что и раньше, в дни нашей юности, когда ты не просто «выносил» меня, но, осмелюсь напомнить, обожал меня. Ты преклонялся передо мной.

Жорж. Ну и что с того?

Эвелина. А отсюда напрашивается вывод: причина твоего несчастья не во мне, как тебе хотелось бы думать, а, скорее, в той, другой.

Жорж. Еще пара минут, и тебе удастся доказать, что именно ты мне необходима и что в глубине моего сердца я обожаю тебя и только тебя.

Эвелина. Мне было бы очень грустно, если бы это оказалось так, – просто не знаю, что бы я стала делать с твоим обожанием. В создавшейся ситуации меня больше устраивает твоя ненависть. В гневе ты по крайней мере иногда бываешь занятен и остроумен, а твое обожание смертельно скучно. Это не твой стиль.

Жорж. Тогда на что же ты жалуешься?

Эвелина. А я именно не жалуюсь, и это-то тебя и бесит. Вот что я и пытаюсь довести до твоего сознания. Ты возненавидел меня за то, что я тебя стесняю. А стесняю я тебя тем, что принимаю все как есть. Да и как, скажи пожалуйста, я могла бы поступать иначе?

Жорж. Ага, теперь все ясно!

Эвелина. Что тебе ясно?

Жорж. Ты – жертва!

Эвелина. Вовсе нет!

Жорж. Сейчас ты запоешь о том, что ты тоже обожаешь своего сына!

Эвелина. И что своих дочерей я тоже обожаю, если ты не против.

Жорж. Ну конечно, у нее дети, вот почему она «вынуждена» смириться со своим положением, она даже улыбается, разыгрывая бедную овечку, невинную очаровательную жертву, брошенную мужем – извергом и эгоистом, и все кругом жалеют ее и осуждают его. Старая песня, голубушка, надоело!

Эвелина. Мне казалось, ты безразличен к мнению окружающих.

Жорж. Да ну-у-у?!

Эвелина. Во всяком случае, мне в высшей степени наплевать на то, что говорят или думают кругом, уверяю тебя. И я ни в малейшей степени не чувствую себя жертвой.

Жорж. Еще чего не хватало! Да у тебя все есть. Ты можешь вытворять все что хочешь, встречаться с кем хочешь, принимать кого хочешь, спать с кем хочешь – и все с моего согласия и на мои денежки! Но ты ничего этого не делаешь. Ты сидишь тут как бедная родственница. И ты не «принимаешь» все как есть, нет, ты «покорно переносишь». Даже любовника не удосужилась завести!

Эвелина. Если бы я и завела или собиралась завести любовника, поверь, тебя бы я в известность не поставила. Даже чтобы облегчить тебе муки совести. Я презираю такой род сообщничества между мужем и женой. Но мы, кажется, говорили о свободе. Так вот, уверяю тебя, я себя чувствую свободной как никогда. Впрочем, этой свободой я обязана только себе. Я не знаю, что ты подразумеваешь под словами «бедная родственница», но ты как будто забыл, что я по профессии модельер, что я работаю весьма успешно и по этой причине полностью обеспечена материально, что избавляет меня от всяких комплексов по отношению к тебе. Я вовсе не чувствую себя «бедной родственницей», и я кормлю себя сама. Мало того, именно я вот уже пятнадцать лет плачу за работу Пюс.

Жорж. Которая пролезла в дом и водворилась здесь под тем предлогом, что она твоя кузина и что пятнадцать лет назад у Софи была скарлатина.

Эвелина. Пюс искала работу, а я предпочла заниматься любимым делом, а не состоять гувернанткой при детях. Как бы там ни было, три года назад, когда мне пришлось делать выбор, я решила остаться в доме из-за детей, но – запомни хорошенько – вовсе не в качестве твоей пленницы или жертвы. И это ты должен понять раз и навсегда.

Жорж. Вот это самое я и говорил: у тебя есть все.

Эвелина. Ау тебя нет ничего?

Жорж. Я знаю многих женщин, которые охотно заняли бы твое место.

Эвелина. А я тебе много раз повторяла, что я еще охотнее освободила бы его, но только вместе с детьми.

Жорж. И речи быть не может! Тебе не удастся отнять у меня Фредерика.

Эвелина. Это не я хочу отнять у тебя Фредерика. Это ты, скорее, выгонишь меня из дома вместе с ним.

Жорж. Ладно-ладно, знаю я, как ты все переворачиваешь с ног на голову, на это ты мастерица.

Эвелина. Мы оба попали в западню, бедняжка Жорж, и я и ты. Только я сразу взглянула фактам в лицо и приспособилась к своему положению. А ты – не смог. Ты все еще хорохоришься. Ты все еще хочешь какой-то свободы. А ведь ты на крепкой привязи: слева – одна веревка, справа – целых четыре, и каждая тянет в свою сторону, так стоит ли удивляться тому, что тебе стало совсем невмоготу?

Жорж. В понедельник с утра я повидаюсь с моим поверенным, и в среду ты получишь повестку в суд. На то и есть развод, чтобы разводиться.

Эвелина. Ты же прекрасно знаешь, что не станешь разводиться иначе бы ты давно уже это сделал. Но нет, такой вариант тебе не подходит. Единственное, что тебя могло бы устроить, – это моя смерть.

Жорж (с немного наигранной детской радостью). О да! О да! Это было бы превосходно, но – нельзя же требовать от судьбы так много. И потом, на это слишком мало шансов. Умирают, как правило, любимые женщины, а за остальных можно не беспокоиться – эти живут до ста лет и еще вас похоронят. Самое мудрое суждение о браке я вычитал не в книгах. Я услышал его у кладбищенских ворот от одного старика, который – вот поистине редкий случай! – только что похоронил жену. Он не видел меня, он думал, что его никто не слышит. И он прошептал: «Слишком поздно!» Никогда ни одному писателю не удалось так много выразить всего в двух словах. «Слишком поздно». Я представляю себе, как этот бедняга мечтал прогуляться вот эдаким манером на кладбище тридцатью годками раньше. Как он был бы счастлив тогда! А теперь – слишком поздно.

Эвелина. Думаю, что немало женщин, возвращаясь с похорон мужа, тоже могли бы прошептать или подумать: «Слишком поздно».

Жорж. Вполне возможно. Согласен.

Эвелина. Ну, не теряй надежды, сейчас столько автомобильных катастроф. А я езжу много.

Жорж. Вряд ли, ох вряд ли! Ты доживешь до восьмидесяти лет и будешь еще вполне цветущей вдовой, в этом я не сомневаюсь.

Эвелина. Ну, раз так, оставляю тебя наедине с твоим отчаянием. Дожидайся Титуса, а у меня свидание. Пойду попробую кое-что сделать для тебя.

Жорж. Что еще?

Эвелина. Постараюсь врезаться в автобус.

Жорж. Идиотка!

Эвелина пожимает плечами и выходит.

До чего же подлы эти бабы, когда злятся. Но эта… эта, можно сказать, побивает рекорды. Ах черт, подумать только, если бы не эта кретинка Софи, я бы сейчас спал и седьмой сон видел. (Слегка растерян, лишившись противника и не зная, куда себя девать. Подходит к проигрывателю. Долго ищет какую-то пластинку и, найдя, ставит.)

Это «Реквием» Моцарта, его звуки постепенно наполняют комнату, так как проигрыватель включен на полную мощность.

(Слушает музыку. Его лицо внезапно преображается. Но через несколько минут волнение его достигает апогея. Он бросается к проигрывателю и выключает его.)