Читать интересную книгу Алый талисман - Евгений Подольный

Вася согласен. Он понимает: «посолиднее» — это танки. Ведь недаром в контейнеры их «илов» загрузили по полному боекомплекту ПТАБ. Да и интересно знать, что за штука эти противотанковые бомбы в деле.

Юрьев видит, что справа по курсу на станцию Угроеды через линию фронта проходит короткая, десятикилометровая ветка: половина у немцев, половина у нас. Он хотел было доложить Карушину, но тот сам заметил ее:

— Ну-ка, Вася, свернем в тупичок. Что-то здесь не чисто.

И действительно, они, кажется, нашли «настоящее дело»: в перелеске стоял тщательно замаскированный бронепоезд. Как по команде, летчики сняли кнопки сброса противотанковых бомб с предохранителей. Надо было торопиться: из Краснополья немцы наверняка вызвали свои истребители.

Лишь одно смущало Карушина: ни одна зенитка не среагировала на пролет самолетов. На секунду заколебался: «Может, ложный?» Но тут же отбросил это предположение: просто фашисты затаились, надеются, что их не заметили.

Александр нажал кнопку передатчика:

— Василий, атака! Увеличь дистанцию! Сброс с первого захода!

— Понял! — коротко отозвался Юрьев и вслед за командиром выполнил крутой разворот, бросил самолет в пологое пике, ловя в прицел крайний бронированный вагон.

Бронепоезд внезапно ощетинился десятками трасс. От них не спасешься, не отвернешь. Они, кажется, бьют в самую душу. Но иного пути нет, только вперед!

Карушин чувствует, как самолет, попав в зону огня, содрогается всем корпусом от прямых попаданий снарядов эрликонов. До боли в пальцах нажата кнопка кассет ПТАБ. Еще мгновение… Оно кажется вечностью… Сброс! Теперь — подальше от губительного огня! К тому же неизвестно еще, что с самолетом. Летчик плавно двигает сектор газа вперед и слегка подбирает ручку управления на себя. Самолет послушно реагирует. Живуч, как дьявол!

Карушин идет на боевой разворот, осматривается: Юрьев уже вышел из зоны огня, сейчас он подстроится с внутренней стороны.

— Вася, жив, дружище?

— Жив! — разносится в эфире торжествующий тенорок друга.

— Жми скорее, сзади «мессеры».

Василий подходит вплотную к Александру, так что каждому отчетливо видны пробоины на самолете.

— Вот гады, никакого уважения к технике! — возмущается Юрьев.

Они смотрят вниз. Бронепоезд окутан густой пеленой дыма. Время от времени раздаются взрывы, огромные султаны огня с силой взлетают вверх.

Словно только сейчас осознав всю важность случившегося, Юрьев с серьезным видом говорит Карушину:

— Ну, командир, и натворили же мы с тобой дел! Александр принимает шутку:

— Готовь дырку для ордена, Вася! А где «мессеры»?

— Не видать что-то. Наверное, раздумали.

— Ну и черт с ними. Нам тоже некогда их ждать.

Под крылом сверкнула серебристая лента Сейма, Карушин запросил КП, и они зашли на посадку.

— Вася, смотри повнимательнее. Особенно закрылки. Возможно, перебиты тяги.

— Понял!

Александр бросил взгляд на стоянку, мельком отметил: машина бати в капонире, Дементьева тоже. Капонир Жоры Дворникова пуст…

* * *

А в это время Георгий Дворников, прижимая машину к земле, маскируясь в складках местности, пересек линию фронта между железнодорожными ветками, расходящимися на Белгород и Харьков. Отсюда до Борисовки всего пятнадцать километров — три минуты лету. Но на Борисовку он сразу не пойдет. Уклонится вправо, пройдет вдоль линии фронта и уж потом, за харьковской веткой близ ее пересечения с Ворсклой развернется и будет лететь, не упуская русла реки из виду, засечет на ней переправы: в последнее время противник возводит их с необычайной поспешностью, особенно понтонные.

Дворников нажал кнопку переговорного устройства, сказал спокойно:

— Наташа, перелетели линию фронта. Как у тебя?

— Нормально, товарищ командир. Прошли четыре «мессершмитта», но далеко, нас не заметили.

По голосу Георгий чувствовал, что она волнуется.

— Смотри лучше. — И подбодрил: — Да ты не бойся, Наташа! Они сами нас боятся, ведь не пустые летим.

Девушка ответила в тон командиру:

— Живы будем — не помрем!

— Ну вот и молодчина. Держись!

Слева, в километре от них, змеилась Ворскла. Через железнодорожный мост медленно тянулся длинный состав, и на его открытых платформах были хорошо видны серо-зеленые коробки танков. Дымчатые пунктиры эрликонов, изгибаясь по параболе, уже потянулись к самолету. «Заметили!» — с досадой подумал Георгий, прижимая свой «ил» к земле. Но и так идти было нельзя: не видно реки. Он прибавил обороты и, увеличив высоту, на повышенной скорости пошел вдоль левого берега. И вот две понтонные переправы, в пяти километрах одна от другой. Первая сразу за железнодорожным мостом, и возле нее скопилось десятка два крытых брезентом трехосных «биссингов» с пушками на прицепе. Вторая — в километре от Борисовки. По ней, тяжко переваливаясь, медленно ползли танки. Много танков.

Раздумывать некогда, а главное, незачем: ведь дальше за Борисовкой, почти до самой Томаровки переправ не видно. Фашисты же, заметив советский штурмовик, открыли по нему сильный заградительный огонь. Нужно действовать немедленно, пока зенитчики не отработали данные для прицельной стрельбы.

На самой окраине Борисовки Дворников дал полный газ, бросил самолет в пикирование, вгоняя в прицел центральный понтон с танком на нем.

Мысль работала четко: «Закрыть бронешторки кабины и радиатора. Так… Предохранительный колпак — долой! Вот она, кнопка пуска эрэсов… Еще чуть-чуть…»

Черные шапки разрывов густо замельтешили вокруг кабины: «Только бы успеть!» Понтон, словно вспухая, расползается в прицеле.

Огненные хвосты ракет, обгоняя самолет, устремляются к переправе. И тут же «ил» несколько раз кряду подбрасывает, резкий металлический скрежет, перекрывая гул мотора, бьет в уши. «Неужели конец!» Но нет, машина послушно выходит из пологого пикирования, вновь ввинчиваясь в боевой разворот. Георгий чувствует, как горячий пот заливает глаза. Зубы сжаты до боли, трудно дышать.

Откуда-то издалека доносится до слуха Дворникова: «Попали!» — и он догадывается: это Наташа!

Теперь самолет заходит вдоль переправы. Высота — метров сто пятьдесят. Центральный понтон стоит ребром, дымится. Танка на нем — как не бывало.

Вновь перекрестие прицела ложится на понтон. Только теперь на крайний, так, чтобы серия бомб легла по оси переправы. И вновь огненные трассы эрликонов зловеще поднимаются навстречу, мелькают рядом с кабиной.

Как медленно тянутся секунды… Пора… Георгий два раза нажимает кнопку сброса бомб и со скольжением резко уходит в сторону, затем почти у самой земли разворачивается на север…

Дворникова все нет и нет. Алимкин пристально вглядывался в далекую черту горизонта, откуда должны были прилететь Георгий и Наташа. Глянул на часы — по времени горючее уже вышло. У пустого капонира лицом на юг стояли Цыбуленко, Котов и Беднов.

Алимкин перевел взгляд на свою машину. Машинально считал пробоины под центропланом, и тут, к своему удивлению, услышал ритмичный перестук каблуков. Обернулся. Стрелок Алексей Рыжов, весельчак и балагур, держась за кромку кабины, с дьявольской легкостью выбивал чечетку на центроплане.

Горка, петля, боевой разворот —Бой с «мессершмиттом» наш «яшка» ведет…

— Что еще за штучки! — нахмурился Алимкин, но тут же, поняв причину такого непомерного веселья своего стрелка, сам просиял радостной улыбкой: с юго-запада на малой высоте летел «горбатый» — Ил-2. Над капониром «семерки» замелькали подбрасываемые вверх пилотки и фуражки.

Рыжов, безошибочно определив настроение своего командира, скатился с плоскости:

— Товарищ младший лейтенант, разрешите доложить?

— Докладывайте, младший сержант, — принимая игру, великодушно разрешил Алимкин, настраиваясь на шутливый тон: такое ведь дело — вернулись друзья!

— Во-первых, — торжественно сообщил Алексей Рыжов, — поздравляю вас с присвоением очередного воинского звания лейтенанта. Во-вторых… — в цыганских глазах Алексея плясали бесенята.

— Ну, так что же во-вторых?

— А во-вторых, — Рыжов перевел дух, — с награждением вас орденом Красного Знамени…

— Ты, друг, такими вещами не шути!

— Точно, товарищ командир. Представление сделано на вас, Карушина и Дворникова. Писарь Листовский по дружбе только что сообщил. Я еще ему целую пачку «Беломора» подарил за такую новость. Так что с вас причитается…

— За добрую весть спасибо! Только представление еще ничего не значит.

— Как это ничего не значит!

— Да ты чего губы-то надул? На, держи свой «Беломор». А это — еще пачку — твоему писарю. — И, направляясь к самолету Дворникова, весело погрозил пальцем: