Читать интересную книгу Новое открытие древней Африки - Бэзил Дэвидсон

В более поздний период истории скотоводческие племена хамитов вторгнутся в Восточную Африку, населенную по преимуществу земледельческими племенами негроидного, боскопоидного или смешанного происхождения, и установят там более отсталую общественную систему по сравнению с существовавшей ранее. И все-таки миф о «превосходстве хамитов», который иногда маскируют такими выражениями, как «само собой подразумевающаяся основная предпосылка», миф о том, что негры по своей природе принадлежат к низшей расе, отживает с большим трудом. Ведь совсем недавно один известный антрополог, специалист по Восточной Африке, анализируя обнаруженные в Кении следы первобытного народа, отметил, что хамитское происхождение этого народа почти не вызывает сомнений, если не считать «трудно объяснимой загадки, почему такой цивилизованный народ, как хамиты, стал бы обитать в таких широтах». Это все равно, что сказать, будто такой цивилизованный народ, как ирландцы, не стал бы жить среди болот. Ведь причиной определенных достижений ирландцев как и любого народа Африки, на пути к цивилизации и прогрессу была вовсе не расовая принадлежность, а условия окружающей среды.

Есть еще одна причина, заставляющая подчеркнуть это обстоятельство. Как часто достижения человека в Африке – достижения африканцев – объявлялись заслугой каких-то мифических «пришельцев извне». И не только хамиты дали повод говорить о «само собой подразумевающейся основной предпосылке» – врожденной неполноценности африканца (или негра). Когда в течение последних 50 лет на африканской земле обнаруживали какое-нибудь замечательное творение человека, для объяснения тут же привлекали целые сонмы неафриканских (или во всяком случае ненегритянских) народов. Сооружения Зимбабве в Родезии приписывались древним финикийцам. Творцами «Белой дамы» из Брандберга в Юго-Западной Африке считались художники древнего Египта. Греки или португальцы фигурировали в качестве вдохновителей и наставников тех, кто создавал изделия из терракоты и бронзы в средневековой Африке. Не были забыты даже хетты. Но сегодня ни у кого уже нет сомнений, что все эти феноменальные творения рук человека – памятники самобытной африканской культуры.

Проблема отсталости и прогресса – даже там, где она действительно существует, а не представляет собой просто домыслы европоцентрического мышления – решается не по признаку расовой принадлежности. Ключом к пониманию этой проблемы служат условия окружающей среды. Именно поэтому даже в тех случаях, когда африканские народы заимствовали что-либо извне, заимствованное – будь то приемы ремесел или догматы новой веры – всегда претерпевало изменения, приспособлялось к условиям окружающей среды, приобретало свою специфику и в конце концов становилось чисто африканским.

Как достижения, так и неудачи всегда приводят к одному и тому же сложнейшему и бесконечно интересному источнику – взаимосвязи человека и окружающей среды.

Пустыня как естественный барьер

Незадолго до начала IV тысячелетия до н. э. Сахара начала терять свой зеленый покров. Огромные реки, катившие свои воды на юг, к Нигеру, и на восток, к Нилу (высохшие русла этих мертвых рек существуют по сию пору), иссякали и исчезали. Озера мелели. Люди уходили с обжитых мест.

Существует множество свидетельств этих трагических перемен. Хартумские негры раннего палеолита – люди, заложившие основы Нильской цивилизации и изготовлявшие сосуды еще до того, как их научились делать в Иерихоне, первом из известных миру городов, – жили у реки, которая во время наводнений поднималась на четыре-девять метров выше того уровня, что наблюдается при паводках сейчас. Они умели вырезать из кости зазубренные наконечники для копий, а позднее научились изготовлять удивительно остро отточенные гарпуны с несколькими зубцами и отверстием в рукоятке. Почти такие же гарпуны встречаются в районе Вади-Азауак, отстоящем на две тысячи миль к западу от Нильской долины, – там, где сейчас лежат мертвые пески Сахары.

Известно, что еще в III тысячелетии до н. э. на пастбищах Нижней Нубии паслись огромные стада скота. Это тот самый район, где, по словам Оркелла, «в настоящее время условия настолько суровы, что владелец водяного колеса, приводимого в движение мулами, с трудом может прокормить круглый год одного-двух животных». Всякий, кому придется побывать в диких местах к западу от Нила, заметит среди песка и камней русла вади – древних рек. Некогда полноводные, теперь они сухи, как воздух пустыни.

Непосредственные причины этого длительного и безжалостного процесса, продолжающегося до сих пор, неизвестны. Однако он, безусловно, начался в эпоху тех великих катаклизмов, которые оттеснили тропики к экватору, управляли наступлением и отступлением гигантских ледников и установили направление бурь и циклонов. Во всяком случае важно отметить, что Сахара стала приобретать роль огромного барьера на пути продвижения человека около пяти или шести тысяч лет назад, то есть примерно в то самое время, когда началась миграция негритянских народов и когда в Северной Африке складывалось оседлое земледелие. Став препятствием на пути сближения народов, живущих к северу и к югу от нее, пустыня оказала глубокое влияние на всю эволюцию человека в Африке.

Между всеми развивающимися цивилизациями Северной Африки, Ближнего и Среднего Востока и Средиземноморья происходило интенсивное и почти непрерывное общение. В районах, лежащих к югу от Сахары, человек в своем передвижении также не встречал серьезных препятствий, так что негры или негроидные народы расселились почти по всей территории Африки южнее Сахары. Но Юг и Север все больше и больше отделялись друг от друга, и каждый из них пошел по собственному пути развития.

Это общее положение нуждается в оговорках. Контакты между Севером и Югом никогда не прерывались полностью. Караванные тропы и пути миграций тянулись к югу от Феццана до Нигера или вдоль побережья Красного моря и далее вокруг «Восточного рога» Африки – Сомалийского полуострова. Карфаген, например, торговал с Западной Африкой, и только скрытность финикийцев помешала потомкам выяснить, в каких размерах велась эта торговля и какой район она охватывала. Лошадь и колесница были широко распространены в Сахаре в течение нескольких столетий приблизительно после 1200 года до н. э. Позднее здесь появился верблюд. И все же путь через пустыню был долог и опасен. Даже в средние века немало арабов погибло, не выдержав испытаний двухмесячного перехода через Сахару сквозь знойные пески от колодца к колодцу.

Отсюда не следует делать вывод, что, не превратись Сахара в пустыню, человеческое общество в континентальной Африке развивалось бы по образцу народов, населяющих Средиземноморье. Этот обширный и многообразный континент неизбежно должен был развиваться неравномерно и скачкообразно, одни народы могли опережать другие в своем развитии. Сама природа африканского континента – леса и равнины, здоровый климат плоскогорья и малярийные испарения болот, обилие одних видов растений и полное отсутствие других – предопределяла неравномерность и своеобразие форм развития.

И тем не менее превращение Сахары в пустыню – далеко не маловажное событие в истории Африки. К северу от пустыни цивилизации свободно развивались и воздействовали друг на друга, обогащаясь все новыми и новыми изобретениями, конкурируя друг с другом и с культурами соседних народов, до тех пор пока на протяжении столетий не проделали путь от примитивного состояния до могущественных деспотий бронзового века. До народов, живших к югу от пустыни, доносились лишь отголоски этой жизни, глухое и невнятное эхо, замиравшее где-то вдали.

Вопрос о том, почему великие цивилизации прошлого возникли в долине Нила или в Месопотамии, а не в Северной Европе или Южной Африке, при нынешнем уровне наших знаний – только тема для интересных гипотез. Стоит, пожалуй, задуматься над тем, что древние цивилизации складывались и развивались в долинах рек, плодородные почвы которых орошались и обогащались естественным путем. Это характерно для всех древних цивилизаций, как бы они ни отличались друг от друга в остальном. Каждый год реки откладывали новый слой почвы – и притом исключительно плодородной. В таких речных долинах кочевники, открыв возможность добывать средства к жизни не только охотой и собирательством, но и земледелием, перешли к оседлой жизни. В процессе этого перехода бывшим кочевникам нужно было научиться приемам обработки земли. Решая эту проблему, особенно в тех местах, где реки ежегодно намывали новые слои почвы, они попутно разрешали проблему получения излишков продовольствия.

Когда появились излишки продуктов питания – доселе совершенно незнакомое явление, – появилась и основа для торговли. Но торговля в свою очередь усиливала тенденцию к оседлости, а оседлость порождала специализацию, разделение труда, рост городов. Рост городов приводил к зарождению цивилизации, появлению централизованной власти – автократии, доходившей зачастую до обожествления личности правителя, как это видно на примере Египта в период бронзового века и других государств древности. Потребовалось умение считать, хотя бы для того, чтобы знать, сколько товаров жрецы фараона хранили в его житницах и складах. А появление способов вычисления привело в свою очередь к появлению письма. Этот сложный и далеко не автоматический процесс развития установлен археологами на протяжении последних 50 лет – эры революционных открытий в археологии. И если точный порядок событий остается еще не выясненным, общий ход всего процесса можно считать установленным.