Читать интересную книгу Журнал «Вокруг Света» №02 за 1991 год - Вокруг Света

На севере Половецкое поле подходило к Москве-реке, западные его земли назывались «украина» или «окраина».

 

Как таковой границы государства, конечно, не было, потому что не с кем было граничить — не было же Руси, лишь только в IX—X веках появилась она. Так что южнее Москвы-реки и восточнее Дуная прежде лежали половецкие земли.

Лежал, например, аул Тула, где жили оружейники. Слово «тула» по-тюркски означало «колчан, набитый стрелами». Именно с набитыми колчанами уезжали отсюда воины-степняки. В те времена там с успехом, видимо, делали и самовары... Кстати, и слово «москва» тоже, наверное, наше, тюркское, по крайней мере высказывалось и такое предположение.

Что много говорить — беспокойный сосед обитал под боком у Рюриковичей, собравших лесных обитателей, славян, в Русское государство. Земледельцы и кочевники не могли долго жить в мире. Но и никогда долго не враждовали.

Всяко бывало. Половцы жгли русские деревни, города, угоняли пленников в рабство. Однако они и защищали молодую Русь! Александр Невский без половецких дружин вряд ли стал бы «Невским», выиграть сражение ему помогли легковооруженные половцы. Даже в жесточайшей битве на Калке войска половецких ханов и русских князей стояли бок о бок против черных монгольских туч. Стояли, но не выстояли.

Страшный то был день — 31 мая 1223 года. Злой рок обрушился на предков.

Кто из союзников дрогнул в битве на Калке — вечная загадка истории. Однако не половцы. Степняки, исполненные достоинства, презирали смерть — об этом в один голос говорили все древние историки. С поля боя они никогда не бегали, скорее кончали с собой в случае поражения, но только не бегали. Гордость не позволяла.

С грозными кличами бросались половецкие воины в атаку. Тактика их боя оттачивалась веками. Ни в чем не уступали половцы монголам, ведь наш народ не знал, по существу, никаких мирных занятий, только войны, беспрерывные войны... Однако ж проиграли.

И полной мерой заплатили за поражение: прекраснейший Дешт-и-Кипчак превратился в конюшню монгольской империи, откуда завоеватели, словно коней, отлавливали арканами живой товар для невольничьих базаров Востока.

Отдадим же наконец причитающееся: собой, своей судьбой половцы вместе с русскими закрыли монголам путь в Европу, взяли на себя главную тяжесть монгольского ига, спасли других ценою собственной гибели. А история почему-то к ним и нема, и глуха: кроме слов «поганый татарин», ничего не оставила.

Судьба отвернулась от гордых детей степи. Правда, в XIV веке они еще держали в руках сабли, едва даже не захватили в плен великого завоевателя Тамерлана, нагрянувшего в Дешт-и-Кипчак. Покоритель Востока, хромой Тимур, спасся бегством, потеряв множество людей. Но на большее половцев уже не хватило.

Чтобы избежать монгольского аркана, кто-то прятался в степи, кто-то подался прочь из осиротевшего Дешт-и-Кипчака. Именно тогда, в XIII—XIV веках, в Венгрии объявились первые куманы, куны, кумаки, на Кавказе кумыки, карачаевцы, балкарцы... Новые тюркоязычные народы словно заново сошли на Землю. Кровь половцев, хотя и не только она, течет в жилах многих жителей Поволжья, Средней Азии и Казахстана. У большинства тюркских народов есть племена и роды «кыпчак».

Течет наша кровь и в русских. Носители трехсот русских фамилий — обрусенные половцы, многие стали гордостью России. Кутузов, Тургенев, Чаадаев, Аксаков. А сколько других? Даже вроде бы «чисто русские» фамилии Каблуков, Мусин, Муханов, Тараканов, Копылов, Мордасов — и они нашего корня. Об этом я узнал из любопытной книги Н. Баскакова «Русские фамилии тюркского происхождения», тут же ставшей библиографической редкостью.

Обрусивание половцев шло в XV— XVI веках, достигнув зенита после Азовских походов Петра, когда истощенная, обескровленная, не могущая защитить себя степь окончательно досталась России... И исчезла.

История половцев недолго продолжалась и на Ближнем Востоке. И тоже исчезла, тоже канула в Лету.

...На невольничьем базаре в Дамаске за мальчика по имени Бейбарс дали немного — всего горсть серебряных динаров. Мальчик был крепкий, ловкий, светловолосый, как и его сверстники, другие невольники. Но не столь красивый. Один его глаз закрывало бельмо. Зато другой глаз был голубым, о чем и поведал потом средневековый пергамент. Из половецких мальчиков в Египте воспитывали воинов-рабов, или мамелюков. Для работы степняки не годились.

Одноглазый мальчуган вырос не простым мамелюком. Искусству его не было предела. Он получил прозвище Абуль-Футух, что значит «отец победы». На Востоке столь высокими прозвищами, как известно, не кидаются. С маленьким войском рабов Бейбарс отомстил монголам за судьбу своего народа: разбил их на земле Египта. Движение орды на юг захлебнулось в ее собственной крови.

Мамелюки спасли древнюю страну пирамид, и на правах сильнейшего Бейбарс сел на ее трон. За 17 лет владычества он завоевал и земли Палестины, и Сирии, потом на троне Империи мамелюков его сменил половецкий же раб Калаун, династия которого правила еще 103 года. Потом во дворец пришла династия мамелюка Баркука, но уже не чистого половца, а черкеса. Новые 135 лет та же рука правила в Египте. Лишь в позднем средневековье половцы окончательно потерялись, став частью арабского народа... Приток рабов с севера иссяк.

 

Печальны и кровавы «половецкие» страницы истории кумыков. Но они были! За них заплачено сполна. И тем непонятнее позиция официальной науки, утверждающей, будто только в XIII веке мы, кумыки, появились как народ. Что же, раньше нас не было?! Выходит, у нас нет ни традиций, ни обычаев, потому что у нас нет предков?!

...С гор уже потянуло вечерней прохладой, когда на дороге из Владикавказа показались русские солдаты. Конные и пешие, вереницей подходили они к Аксаю. В ауле их приходу не удивились: все знали, Россия пошла войной на Кавказ. Начинался 1817 год.

Ничего, кроме презрения, не увидели завоеватели в Дагестане. Конечно, это сильное оружие, но его мало, а другого в Аксае не было. Кинжалы и сабли пушкам и ружьям явно уступали. Мудрые аксайцы затеяли игру с превосходящим врагом: они по примеру своих предков взяли тактику заманивания, выжидания, вынужденного мира. Точно как половцы!

Неизвестно, кто предложил эту единственно верную тогда тактику, может быть, даже и мой прапрадедушка Абдурахман, он был военным и к тому же далеко не последним человеком в Аксае.

До 1825 года вынужденный нейтралитет кое-как соблюдался. Аксайцы молчали, стиснув зубы. Однако в этот год гости почему-то почувствовали себя уже хозяевами Аксая, стали приказывать. Такого терпеливые кумыки не перенесли.

Не исключаю, что случилось все в доме отца Абдурахмана, имя которого Асев, если, конечно, я не ошибаюсь. Гости опять что-то нагло позволили себе. В руках муллы Аджи блеснул кинжал — и в России на двух генералов стало меньше.

Подоспевшие солдаты вскинули смельчака на штыки, но и аульцы не оплошали — вмиг вырезали врагов до единого. Оскорблений в Дагестане не прощают.

Забурлил окровавленный Аксай, днем и ночью все ждали ответного хода русских. И генерал Ермолов сделал его — казаки стерли аул, перерубили бы и его жителей, но «татары», как тогда русские называли кумыков, скрылись в густых зарослях камыша, которые начинались за аулом и тянулись на много верст по Кумыкской равнине.

За аксайцами даже погони не послали. «Сами, как собаки, сдохнут от малярии»,— решили казаки, поворачивая коней.

Не сдохли. Выжили. Нашли сухое место среди болот, построили из самана дома, разбили пашни и каждый год отвоевывали у камыша пространство. Новый аул тоже назвали Аксаем.

Я довольно точно могу описать местность и сам аул тех лет, кое-что знаю о его жителях. Откуда? От Михаила Юрьевича Лермонтова. Он бывал в Аксае. И жива молва, будто Бэла — наша, аксайская. Она вполне могла быть сестрой Абдурахмана, а Азамат — его братом... Что делать, родственники бывают всякие.

И то, что Максим Максимыч и Печорин жили в крепости неподалеку, тоже вполне соответствует действительности. Я нашел название крепости — Ташкечу.

«Крепость наша стояла на высоком месте, — вспоминал Максим Максимыч, — и вид с вала был прекрасный: с одной стороны широкая поляна, изрытая несколькими балками, оканчивалась лесом, который тянулся до самого хребта гор; кое-где за ней дымились аулы, ходили табуны; с другой — бежала мелкая речка, и к ней примыкал частый кустарник, покрывавший кремнистые возвышенности, которые соединялись с главной цепью Кавказа».

Все так. Те же широкие поляны, изрытые балками, мелкая речка Аксай, кустарник. Я тоже видел их, правда, не из седла лошади, а из окна автомобиля. Любезные аксайцы возили меня к развалинам крепости.

Однако леса, что тянулся, по словам Лермонтова, до самого горного хребта, не было. Это весьма важная деталь, отсутствие ее смущало. Честно говоря, не верилось, что в сухой выжженной степи, окружающей Ташкечу, когда-то рос лес, уж слишком пустынная здесь ныне природа.