Читать интересную книгу Возмутитель спокойствия - Макс Брэнд

Все мы выжидающе уставились на босса. На мой взгляд, любой нормальный человек не устоял бы перед подобной прямотой и пошел бы Бурливому навстречу. Но Ньюболд, по-видимому, был целиком отлит из закаленной стали, типа той, что идет на боеголовки для бронебойных снарядов.

— Да пошел ты к черту вместе со своей уздечкой, — объявил он. — Выметайся из моего лагеря, покуда я не разозлился и не вышвырнул тебя отсюда! Ты вор и бродяга, а я тварей типа тебя на дух не переношу. Если ты и болен, то радуйся тому, что я не сделал тебе ещё больнее. Что б ты свалился по дороге, и стервятники принялись бы за тебя прежде, чем ты успеешь сдохнуть. Так что, давай, проваливай, пока я не набил тебе морду!

В голове у меня промелькнула мысль, что теперь-то уж перестрелки точно не избежать, и что закончится все очень быстро. Боссу же было как будто все равно. Возможно, он предпочел бы выяснять отношения при помощи кулаков, однако, если уж на то пошло, с одинаковым успехом он также умел управляться с ножами, пистолетами или даже кольями. Во всяком случае вид у него был довольно грозный, и свет от скачущих по поленьям огненных языков пламени придавал его стройной, подтянутой фигуре ещё больше внушительности.

Но Даг Уотерс лишь смерил его задумчивым взглядом, каким обычно провожают летящую по небу на недосягаемом расстоянии дичь, после чего удивил нас ещё больше, сказав:

— Тебе незачем марать об меня руки. Я и сам уеду.

С этими словами он встал из-за стола и отправился восвояси, и что самое удивительное, ни у кого из нас, как выяснилось из последующего разговора, даже в мыслях не было обвинять Уотерса в трусости. Все мы сошлись во мнении, что он, должно быть, что-то задумал. Пит Брэмбл сказал, будто бы он видел, что Уотерс едва не упал, вставляя ногу в стремя. И все мы согласились, что, скорее всего, он действительно был не вполне здоров, припоминая, что и лицо у него было слишком бледное, как будто совсем обескровленное.

После того, как босс отправился спать, Пит Брэмбл обвел суровым взглядом нашу притихшую компанию и мрачно сказал:

— Теперь жди неприятностей. Это уж слишком. Ведь человек болен, а он… — Тут он замолчал и принялся сосредоточенно раскуривать трубку.

Повар стоял тут же, рукава его рубашки были высоко закатаны, и на его перепачканных в жире красных руках отражались огненные блики.

— Болен? — подхватил он. — Ладно бы только больной, так ведь ещё и голодный! Куда ж это годится?! Прогнал человека, как бездомного пса!

Наверное, это был самый никудышный повар на всем белом свете, но я был готов броситься ему на шею и расцеловать за такие слова. Он выразил общее мнение, и в последующие два или три дня никто даже не ругался на него за то, что кофе невкусный, а фасоль подгорела.

На следующий день мы доставили пресс для сена на первую из делянок и подготовили машину к работе. Подобный агрегат трудно описать словами, занятие это неблагодарное, так что я предпочел бы этого не делать. Во-первых, чем меньше я вспоминаю о нем, тем лучше себя чувствую. А во-вторых, я так никогда и не понял принципа его работы и ничуть об этом не жалею.

Могу лишь сказать, что эта штуковина предназначалась для того, чтобы много сена занимало поменьше места, и представляла собой длинный ящик с расположенной внутри него трамбовкой, ходившей вверх-вниз на четырех длинных железках. Агрегат приводился в действие при помощи четырех привязанных к перекладине взмыленных мустангов, беспрерывно ходивших по кругу. Первые полкруга уходили на то, чтобы привести тяжелую чушку в верхнее положение; а затем пресс опускался вниз, утрамбовывая сено. И так без остановки, круг за кругом, до полной готовности тюка, когда погонщик выкрикивал: «Вынимай!» и опускал заслонку, удерживавшую трамбовку, пока тюк перевязывался проволокой.

Первое, что нам предстояло сделать, так это выпустить на покос целую эскадру из четырех так называемых «джексоновских» механических грабель. Специально для тех, кто никогда ничего подобного в глаза не видел и понятия не имеет, что это такое, поясню. Это такая штука со множеством заостренных и обитых железом деревянных шипов, торчащих спереди. За этой большой гребенкой воздвигнута деревянная решетка, позади которой впрягаются две лошади, и уже за всем этим, в самом конце располагается сиденье возницы, поставленное на колесо.

Моя работа заключалась в управлении одной из этих угрожающего вида повозок. Поначалу я очень восторгался столь хитроумным изобретением, но не прошло и часу, как радость моя как-то очень быстро пошла на убыль. Весь трюк заключался в том, чтобы тронуться с места с поднятыми зубьями машины, но даже на холостом ходу неповоротливый тарантас то вдруг начинал скатываться под горку, хотя никакого уклона в этом месте не наблюдалось или же вихлял из стороны в сторону, подскакивая на кочках, которых не было и в помине. А теперь можете сами вообразить, как будет вести себя парочка мустангов, с грехом пополам объезженных под седло и почти совсем непривычных к упряжи, если их запрячь вот в такое грохочущее стойло на колесах.

Они то брыкались, то припадали к земле, вдруг начинали упираться и пятиться назад, а потом рванули вперед, видимо, решив убежать. Но расклад был явно не в их пользу. Кони были привязаны спереди и сзади, а также заперты оглоблями с обеих сторон, так что когда они решили понести, я просто опустил шипы в землю, и лишь вспахав таким образом около акра земли, зловредные животные все-таки были вынуждены признать свое поражение.

Мне тоже пришлось несладко. Честно говоря, я был несколько обескуражен. Мне всегда казалось, что за годы, проведенные в седле кожа моя должна была бы загрубеть и приобрести должную прочность, но я жестоко ошибался. Железное сидение, поставленное на тряское, подпрыгивающее на ухабах, дребезжащее колесо смогло обнаружить на моем теле множество новых крайне чувствительных мест, о существовании которых я прежде никогда даже не подозревал.

В конце концов мустангам это все надоело, и тогда я смог наконец приступить к работе, состоявшей в том, чтобы подобрать столько копен, сколько поместится на повозке и сгрузить их прямо возле пресса. Мустанги вполне могли бы и самостоятельно справиться с разгрузкой, ведь для этого им нужно было лишь немного сдать назад, однако эта нехитрая операция оказалась выше их понимания, и они продолжали упираться и артачиться. Питу Брэмблу пришлось даже вынуть спички и спалить им волоски на нижней губе, прежде, чем до них дошло, что передвигаться можно в двух направлениях, в том числе и назад.

Работа была тяжелой и нудной. Я едва не вывихнул себе обе руки, заставляя пятиться пару норовистых кляч, попавших ко мне в упряжку; я отчаянно чертыхался, пытаясь хоть как-то править этим дурацким и вихляющим из стороны в стороны изобретением, высоко подпрыгивая при этом на жестком сидении, словно резиновый мячик; мне начало казаться, что мое сердце и желудок поменялись местами, а печень и легкие просто слились воедино, так что к полудню я уже был готов все бросить и уйти.