улыбке, и пошла дальше. Интересно, как долго жили те, кто вступал в ее секту?
XIII
— У меня, девушка, только редкие артефакты. В единственном экземпляре. Не проходите мимо так быстро.
Мужчина лет пятидесяти поправил потрепанную шляпу-федору и перекинул сигарету из одного уголка рта в другой.
— Смотрю, бесцельно шагаете. Не приглядываетесь. Не прицениваетесь. Очень зря.
— Да я погулять просто пришла, — улыбнулась. — Жду вечерний праздник.
— А вот в детстве вам ведь нравились рынки.
— Они всем детям, наверное, нравятся.
— Не всем.
Продавец взял со стола, заваленного вещами, стопку старых фотографий и начал их перебирать. Молча протянул мне одну.
На снимке я была еще ребенком. С родителями мы ездили в горы. Я смутно помнила этот день. Помнила одежду, в которой была. Но совершенно точно никогда не видела этой фотографии. От иррационального ужаса поползли мурашки по коже.
— Потерянные и забытые фотографии, — ответил мужчина на мой удивленный взгляд. — Они все приходят ко мне. Ваших у меня еще несколько. Купите?
Он веером протянул мне фотографии, а я только качала головой, делая мелкие шаги от прилавка. С карточек смотрели на меня родные и близкие, молодые, улыбающиеся, любящие.
XIV
День постепенно шел к вечеру.
— Ну как, купил что-нибудь? — хлопнула Макса по плечу.
Он обернулся и кивнул, показав странную черную деревяшку, которую держал в руке.
— Мне сказали, этим свистком можно открыть преисподнюю. Но пока я во время свиста вижу только картинки из своей головы, спроецированные на облака.
— Может нужно сделать что-то еще? — Я вытянула шею, чтобы разглядеть свисток. — Или начать получать удовольствие от фантазий. А потом откроется тебе преисподняя. Типа как расплата за воплощенные грезы.
Парень пожал плечами.
— Медовуху будешь?
— Буду.
Он протянул мне кружку с подогретым напитком. Я вдохнула пьянящий пар.
— Спасибо. А зачем тебе вообще в преисподнюю?
— Посмотреть, не более того. Со стороны. Скучно тут.
Я удивленно вскинула брови, но промолчала. Макс вечно пропадал где-то по лесам и оврагам. Приносил с собой невиданных зверей. Засадил двор ядовитыми растениями. Уходил на неделю жить с русалками. Прокопал подземный ход куда-то из своего подвала и пропал на несколько месяцев. Пил изменяющие сознание зелья с нечистью на ночном перекрестке. И все еще скучно.
На самом деле, он мой любимый сосед. Всегда может показать что-нибудь интересное и не доставляет никаких неудобств. Поэтому, когда он просил, я поливала растения у него во дворе. Тот еще квест.
— А когда мы уже пойдем к озеру? Я первый раз на этом мероприятии.
— Когда появится корабль. Скоро уже.
XV
Корабль оказался летающим. Тяжелые облака как-то незаметно сложились в раздувающиеся паруса, и вокруг началась суета.
Музыка ускорилась, стала более ритмичной, и в дальнем конце поляны кто-то запел песню, слова которой у меня разобрать не получилось. Празднующие подхватывали пение и, пританцовывая, вливались в общий поток, двигающийся в сторону берега. Макс уже растворился в толпе. Я перехватила ближайший факел и поспешила присоединиться.
Темно-серый, клубящийся грозовыми тучами корабль завис над водой недалеко от берега озера. В сумерках ярко сверкали горящие на нем огни фонарей.
А потом у меня перехватило дыхание — с борта прыгнул в воду ребенок. Потом еще один. И еще. Каждого встречали приветственными вскриками и аплодисментами.
Малыши выбирались на берег, где их кутали в покрывала и угощали горячим чаем. Шесть человек. Четыре мальчика, две девочки.
Я заметила отблеск влажной кожи под деревьями и поспешила спуститься к воде.
— Марин? Ты здесь?
Пара русалок весело помахали мне, а из-за спины раздался голос подруги:
— Здесь-здесь, чуть не наступила на меня.
— Прости, не заметила в темноте, — я присела с ней рядом на корень старой ивы. — А что это за дети?
Марина вздохнула, заглянула в свой кубок с вином.
— Самоубийцы.
— Дети?
— А что ты думала? Что с крыш прыгают и в сарае вешаются только взрослые?
Я ошеломленно смотрела в Маринкино неожиданно суровое лицо.
— Самоубийцы попадают на облачные корабли. И потом уже решают свою судьбу. В этом году к нам прилетели дети. В прошлом были старики. Перед этим взрослые мужчины… Каждый год корабль разный. Когда в прошлый раз был корабль с женщинами, здесь не остался никто. Мужчины остались, двое. А сразу шестеро новеньких, как сегодня, это неожиданно много.
— А они насовсем сюда?
— Конечно. Самоубийца может попасть в нормальный загробный мир, только если встретит на корабле своего родственника. Так что некоторые веками летают и ждут. Когда теряют надежду, оседают в подходящих местах. Ты не смотри, что они маленькие. Если считать время в человеческих годах, каждый из этих детей может оказаться в разы старше нас с тобой.
— А что там, в нормальном загробном мире?
— Мне почем знать?
XVI
Потрескивали горящие факелы. В тишине, нарушаемой только редкими ударами в бубен, мы медленно шли в лес.
В голове царила блаженная пустота. Рядом со мной Лидия Федоровна вела за руку мальчика с корабля. Оба улыбались.
Сегодня веревочки с лентами, отгораживавшие лес, были разрезаны в одном месте. И мы вошли под деревья. Все, очевидно, знали, куда идти, несмотря на отсутствие дороги или тропинки.
Тишина и темнота давили на сознание, деревья казались сплошной черной стеной, а земля под ногами была мокрой и очень скользкой. Пару раз я видела, как кто-то упал и мгновенно слился с окружающей чернотой. И ни единого звука, ни одного сбитого шага. Воздух стал настолько влажным, что тяжело было сделать вдох. Меня обволакивал запах тины, а бубен, казалось, стучит только где-то в голове.
И тут резко стало легче. Как будто вынырнули из киселя. От неожиданно заполнившего легкие воздуха я закашлялась и покачнулась.
Окружающие уже рассредоточивались по большой поляне, словно куполом накрытой звездным небом. Тут и там мелькали огоньки факелов. Потом стали разгораться костры. Я ощутила минутное замешательство, когда поняла, что осталась стоять одна — все уже заняли предназначенные им места вокруг костров, но никто ни слова не сказал мне. И в тот момент, когда я решила тихо посидеть с краю, меня оглушило чувство, что необходимо кого-то поблагодарить. Кого-то гораздо больше меня, кого-то очень важного. А из последующего я запомнила только, как разливала огонь из бутылки и стояла в огненном кольце, пела без слов и отбивала на бубне ритм, который превратился в тяжелые подземные толчки. И из последних сил пыталась не поддаться всепоглощающему страху.
XVII
Участок кухонной