В руках Старца-первого появилась долбленка с охрой. Выйдя на середину круга, он опрокинул сосуд, и сухая кровавая струйка с шорохом посыпалась из дыры, рисуя на земле холмы, реки, долины, ручьи, скалы. Я поразился, как много знают Старцы: была нарисована не только страна нашей орды, но и места других орд на два дня ходьбы на все четыре стороны мира. Старец сделал охрой орду Рыбы, орду Лося, орду Кремня, орду Змеи, орду Сухого Сучка (по их отвратительному заблуждению, Енот-Строитель прокопал этим суком овраги и реки в начале времен)… Пошмыгивая от волнения носом, Старец вел разнообразные линии по убитой, утоптанной земле. Рука его костлявая тверда, взгляд остер, поступь жилистых, в старых белесых шрамах ног уверенна. Нельзя допустить ни малейшей ошибки.
Рыба, то есть Друг Камня, сел. Он покопался в своей плетеной сумке и вытащил кусок кремня. Одобрительно он глядел на рисующего. Руки его между тем были сами по себе: они обернули кремень обрывками шкуры, зажали его между мощных колен; пальцы левой, глупой руки хищно обвили отбойник, приставили к единственно верному месту на поверхности. Друг Камня прошептал извинительный заговор Кремню и мягко ударил зажатым в правой руке молотком. Произошло чудо: от камня отделилась длинная, почти совсем прямая полоса…
— Посолонь или противосолонь? — вопросил Старец-первый. Все в замешательстве молчали. Я шагнул к Старцу, в середину круга, и твердо сказал:
— Противосолонь.
— Почему? Но почему? Это необдуманно! — зашептали Старцы. — Это молодо, зелено, глупо! Объясни, почему?
— Если кружиться посолонь — это желать добра. Мы же должны желать… э… уговорить Носатого Предка, а это добро только для Рыб, но почти, то есть не совсем, добро для него.
Все молча закивали и пошли по кругу — тихим приставным шагом против хода солнца, переплетя руки и взявшись за плечи друг друга. После обдумывания наступила пора обсуждения.
В стойбище один за другим возвращались еще мужчины и женщины. Они бросали в одну кучу коренья и ягоды, в другую — связки евражек и зайцев, в третью — узелки с вкусными гусеницами и птенцами. Двое последних принесли вздетого на жердь поросенка. Молодого Старца все еще не было. Видно, складывает крупную добычу.
— Мы пойдем сначала в сторону холода-а-а, — тонким голоском затянул Старец-первый, идя по кругу.
Все хором подхватили.
— Мы разделим сильных, могучих, хитрых охотников на трой-ки-и-и.
Подхватили.
— Тройки разойдутся во все стороны, как перья в птичьем хвосте-е-е.
Подхватили.
— Когда кто увидит бешеного Носатого Родича…
Подхватили.
— Будет заманивать его к скала-а-а-мммммм.
Подхватили. Мммммммм. Я шел в общем хороводе, и костлявые старые руки обвили мои руки справа и слеза, цепко впились в плечи. Слаженно выкрикивая вместе со всеми повторы вслед за Старцем-первым, я в то же время видел, как Верхний Огонь опускался все ниже, люди обступили частью нас, частью Друга Камня, который, неверно улыбаясь, осторожно обивал край ножевой пластины — делал ее острой. Это великий Мастер, так и запомните. Несмотря на множество черепов мухомеда, руки его не тряслись, а сновали в полном согласии. Он очень редко смотрел на них, больше на хоровод советующихся Старцев.
Подхватили. Подхватили. Подхватили.
— Нет! — Я выбежал на середину круга. — Нельзя гнать Носатого Волосатого! «Гнать», вы поете? Но как? Это вам не трусливый суслик.
И, обратясь к Старцам, я громко пропел:
— Поманим его и побежим от него!
— По-ома-а-а-ани-им его-ооо и-и по-обе-ежи-и-и-им о-от не-его-о-о-ого-го-го-го-го!!!
Я снова встал в круг и затерялся, смазался в нем, в вихре резких поворотов и притопываний. Пыль висела в вечереющем воздухе. Старцы сдержанно, чтобы не мешать обсуждению, покашливали. Друг Камня показывал белые зубы и красные десны. Он вытащил из сумки две костяные пластины и сухожилиями примотал к ножевой заготовке. Получалась прекрасная ножевая ручка. Сумка его была неиссякаема. Так, Мастер достал из нее прекрасный рыбий клей, отличную меховую кисточку, яркий кусок охры, прекрасный белый кусок топленого жира, острую рисовальную палочку. Трудно было следить за ним — хоровод в своем священном движении уносил меня от него, и когда движение вновь приближало меня к Рыбе, у ног его оказывалась новая помогающая ему вещь.
Мы уже заканчивали обсуждать, как нам уговорить Мамонта. Друг Камня заканчивал изготовление ножа — своего родственника. Блуждающий огонь заканчивал свой спуск. С охоты наконец-то вернулся Молодой Старец. Ему захотелось прикончить чужака. Он просто не разобрался. Да и Рыбомамонт сам был виноват. Он вспотел от выпитого, и узоры истины на его теле сильно размазались, так что Молодой Старец видел перед собой лжечеловека из орды Рыбы. Всем известное проворство Рыб спасло нашего гостя. Когда в воздухе подало свой тонкий голос невидимое в быстроте копье, он не разгибаясь мелькнул от камня, на котором сидел. Он закричал криком смерти, и сначала все решили, что все кончилось. Но гость страшно выругался:
— Бесплодный ты мертвец! Испортил все! Испорчено было не все — копье только пригвоздило сумку к земле да слегка порвало мышцу на боку. Но это едва было видно в сумерках, а еще было видно, как бешено рванулся, выхватив нож, Младостарец и на нем черными комьями повисли другие Старцы.
— Гость! — орали они. — Нельзя!
Молодой Старец остановился. Тяжело задышал:
— Что же вы… Давайте быстрее делайте из него человека! Я терплю из последних сил!
Свет Верхнего Огня замер на пороге, отделяющем землю от неба, и на земле орда разложила очень большой костер. При его свете Старцы торопливо разрисовывали Рыбу, опасливо косясь на Младостарца, которого трясло, он то и дело вскакивал и трубил, как Предок, при виде чужих ненавистных рисунков на чужом теле. Но кожа Рыбы заполнялась рисунками из жизни родной орды, дыхание великого охотника становилось мягче. Стерев дикую пену с губ, он улыбнулся и сказал:
— Теперь я узнаю в тебе человека. Я не виноват перед тобой. Приказ Предков двигает нами, а он несгибаем, у него только одно значение: убей так убей, накорми так накорми. Давай выпьем с тобой из одного черепа и забудем этот печальный случай.
Так они сделали… Потом Старцы стали рассказывать, что гнев Змееносого Предка обрушился на Рыб, и они припали к коленям могучей орды людей, ища заступничества. И про круговое обсуждение говорили мудрые Старцы, и про песнь-решение, и про мою поправку. Молодой Старец прошел по мне блестящими глазами и сказал:
— Его избранничество почти ясно. А сейчас пойдем отдохнем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});